Какой вывод из всех этих деталей сделает Трофим Веселуха, после того, как опросит всех находящихся в ладье, включая мамок-нянек? А опросит он обязательно — не тот мужик, чтобы мелочами пренебрегать. Вывод же он сделает такой: либо мы собрались тут затихариться и какое-то время пересидеть, либо мы бросим ладьи и уйдем сушей в сторону полоцких земель, либо это все спектакль для отвода глаз. Да-да, про спектакль он тоже обязательно подумает, я же говорю: не тот мужик. Однако в любом случае, городненской погоне придется задержаться и это место проверить — а вдруг не спектакль?
Таким образом, мистер Фокс, если мы и не ликвидируем опасность погони совсем, то существенно ее задерживаем. Что? Погоня может разделиться — кто-то проверяет это место, кто-то идет дальше вверх по Неману? А вот это сомнительно! Ну не тысячный же гарнизон в Городно! Они и в прошлый-то раз смогли на выручку княгине только три десятка отправить, где ж они еще-то народу наберут? А соваться к нам малыми силами нема дурных — стрелять мои ребята не разучились. Вот так, мистер Фокс, решается проблема возможной погони. Паллиатив, разумеется, не спорю, но выиграть хотя бы день в нашем положении уже дело великое.
Так бы и с другими проблемами разобраться, но плодотворных идей пока, увы, не обнаруживается, придется прибегнуть к методу «мозгового» штурма. На пацанов, конечно, надежды мало, но есть Илья и Арсений… Эх, Егор не вовремя из строя вышел, вдруг у него в молодости какой-то похожий случай был? Или рассказ о подобном слышал… Но ничего не поделаешь, придется… Так, Илья идет. Придется нам, мистер Фокс, нашу беседу завершать. А чего это он в одиночку, я же всех Советников звал?
Илья, словно расслышав последнюю фразу Мишки, начал сразу с объяснений:
— Я ребятушек придержал пока. Надо нам с тобой промеж себя кой о чем поговорить. А потом позовем, они сразу и подойдут.
— Случилось чего, дядька Илья?
— Ну, под твоим-то началом постоянно чего-то случается, я уж и удивляться перестал, но прямо сейчас вроде бы ничего такого особого не было, разговор у меня к тебе совсем о другом.
— А я уж испугался, что с ранеными что-то не так.
— Да нет, Бог милостив, совсем уж плохих нету.
— А Матвей как? Лекарское дело справлять может?
— Ну… как тебе сказать… — Илья задумчиво поскреб в бороде. — Тут такое дело… ежели лекарь сам уродлив или увечен, то и доверия ему особого нет… Мол, себя излечить не способен, так чего к другим лезешь? А по носу-то ему попало изрядно, боюсь, что так кривоносым и останется, вроде как за угол постоянно заглядывает. Но, будем надеяться, Настена ему этот изъян поправить сможет. Вот, как-то был у нас один случай… — затянул было обозный старшина, так что Мишка уже испугался, что станет сейчас слушателем очередного его пространного рассказа, но Илья — дело воистину небывалое! — сам себя перебил, хотя и рассердился при этом почему-то на Мишку. — Тьфу! Да не сбивай ты меня! Я ж с тобой об умственном поговорить пришел. Об этом… как его… вот ведь, опять из головы вылетело… слово такое, ты его еще частенько поминаешь…
«И этот туда же, блин… слово умственное, мало мне Роськи».
— Да ты без умствований, по-простому объясни, дядька Илья. Я разберусь.
— Не-е, Михайла, это важно. Сейчас… погоди… Ну, вот как ты называешь все вместе: людей, вещи, знания и прочее, которые для пользы дела пригодится могут? Не запас, а как-то похоже…
— Ресурс?
— О! — Илья выставил в Мишкину сторону указательный палец. — Точно! Он! Нет, ну надо же! Сюда шел — помнил, а как о Матюхе заговорил — начисто из головы…
— Ну и что ты такое в обозе припас, про что я не знаю, да еще и рассказывать в тайности…
— Почему в обозе? — перебил Мишку Илья. — И вовсе даже не в обозе! У меня, если хочешь знать, поручение тайное имеется от самого Корнея Агеича!
Илья приосанился и выжидающе уставился на Мишку, видимо, ожидая от того какой-то неординарной реакции: удивления, нетерпеливого любопытства и, наверняка, проявления уважения к носителю тайны и лицу, пользующемуся таким доверием воеводы Погорынского. Увы, Мишка своего обозного старшину разочаровал — глянул без особого интереса и как-то вяло поинтересовался:
— Что, прямо сейчас обязательно надо об этом?
— Да! Прямо сейчас! — отрезал Илья. — Да понимаю я, чем у тебя сейчас голова занята! Обознику ли не знать, как нелегко с добычей домой вернуться? Особенно с такой. Об том голову и ломаешь, об том и на совете говорить станем, ведь так?
— Ну, так.
— А в таком деле важном ведь любая мелочь сгодиться может? И даже вдруг не мелочью оказаться, а чем-то очень нужным?
— Тоже верно. Так о чем речь-то?
— Значит так, Михайла… Не знаю, пригодится тебе это знание сейчас или не пригодится, но ждать больше не стану. Корней мне самому доверил решать, когда тебе это рассказывать, вот я и решил: расскажу сейчас, вдруг да выйдет с этого польза. Ты, поди, задумывался, отчего это к тебе именно Егора в советчики приставили? Вроде бы и Алексей воин справный, даже в сотниках хаживал, и Глеб, тоже в десятниках ходивший, с нашими отроками дело иметь уже пообвык, а Корней к тебе все равно Егора приставил. Задумывался же?
— Задумывался, как не задумываться? — Мишка пожал плечами. — Наверное, у деда какие-то свои резоны к тому были. Даже и не наверное, а наверняка, только как это все к нашим нынешним-то заботам прикладывается?
— Не знаю, — честно признался Илья, — но если есть что-то тебе неизвестное, чего я тебе рассказать могу, то… ну, вдруг это та самая мелочь незаметная, которая очень полезной окажется? Корней, правда, велел рассказать, когда ты сам спросишь, или если заметно станет, что тебе это знать надо, но ты же все не спрашиваешь, да не спрашиваешь.
— Хорошо, дядька Илья, можешь считать, что я вот прямо сейчас тебя об этом и спросил.
— Вот так, ни с того, ни сего и спросил?
— Ну, почему же ни с того, ни с сего? Ты намекнул… незаметно так, вскользь, а я на твой намек и повелся.
«Блин, еще и с тобой тут политесы разводить. C князьями бы разобраться…»
— Гм… — кажется, предложенный вариант Илью устроил — Ну, тогда слушай. Перво-наперво, десяток у Егора необычный, да и сам он тоже… десятник, да не такой, как все.
— Да знаю я, — решил поторопить события Мишка, — по морям плавал, мир повидал, сыновей нет, а все равно десятником стал…
— Не перебивай! — слегка повысил голос Илья. — Знаешь, да не все! Ну-ка, скажи: что за народ у Егора в десятке?
— Народ, как народ. Ратники… а что такое?
— А вот то такое! Знает он… Ишь, молодые, борзые, книжную науку превзошли, стариков уже и не слушать можно…
— Дядька Илья! Кончай! Потом поворчишь, вот поплывем на ладьях, времени вдосталь будет, я нарочно с тобой вдвоем где-нибудь в уголке присяду и все, что захочешь мне сказать, выслушаю, — Мишка, насколько смог, придал голосу просительную тональность. — Ну, пойми ты, не до того мне сейчас!
— Не до того ему… Сопляков своих, небось, каждого выслушаешь, а вдруг что-то путное скажут, а людей с опытом, значить…
Мишка обреченно вздохнул и уставился в землю. Да, еще не так давно, когда Илья ходил в простых обозниках, на него можно было просто цыкнуть, и заткнулся бы, как миленький — никто, и звать никак. Теперь же… да за одно только право потребовать приватного разговора, или вот так поворчать на боярича обозный старшина Младшей стражи готов, наверное, жизнь положить. Социальный реванш — штука страшная, очень и очень многим способная заменить все: деньги, водку, нормальную жизнь… практически, наркотик.
В конце 80-х — начале 90-х Михаил Ратников насмотрелся на разных несостоявшихся личностей: бездарей, неудачников, непризнанных «гениев», просто так называемых «маленьких людей». С каким восторгом, прямо-таки самоотречением кинулись они в политику! Сколь сладостно им было вдруг стать (иногда лишь в собственном воображении) кем-то, кого видят, слышат, на кого обращают внимание… Очень мало знающие, почти ничего не умеющие и совсем ничего не понимающие — слепой от ярости и восторга толпой они способны снести все, что угодно, ради иллюзии, что они что-то решают, что от них что-то зависит… Каким безжалостным катком прошлось через несколько лет по ним «революция пожирает своих детей»… Многие ведь и не пережили, в прямом смысле слова — умерли. А остальные… спроси у них: а чего, собственно, ждали, на что надеялись?
