обстановку его скромной обители.
– Кхм, да! – Седобородый орденоносец поражённо застыл на пороге. – Карл Густович, но как?..
В стране вынужденного бытового минимализма, в сердце затерянной в лесу воинской части просторный кабинет доктора был обставлен в стиле последних лет Российской империи. В глаза бросались небольшая, свечей на пятнадцать, хрустальная люстра, картины в тяжёлых золотых рамах и светлый мебельный гарнитур из карельской березы. А стены, обитые шёлком нежно-зелёного цвета, и книжные шкафы в потолок придавали кабинету уют и подчёркивали хороший вкус и образованность хозяина.
– Карл Густович, вы тут натурально барином живёте! – воскликнул гость. – Признаться, и костюмом-то меня удивили, а тут просто слов нет. Как на машине этого английского писателя, Уэллса, кажется, назад в прошлое попал. А не боитесь, что начальство прознает, а, Карл Густович? – Гость обвёл рукой комнату, проходя к массивному письменному столу.
Доктор, шедший за своим гостем, вдруг резко остановился и залился весёлым раскатистым смехом.
– Алексей Николаевич, голубчик, Командир знает всё, что здесь происходит, и многое из того, что только произойдёт. Да и в конце концов, я же невыездной. Так что это как раз его, можно сказать, компенсация за моё добровольно-принудительное заточение. Давайте чайку и поговорим, наконец, о деле, а то я уже, признаться, взмок от волнения.
– Разве вас ещё не известили? Карл Густович! Это успех! Это, не побоюсь этого слова, революция в медицине! Панацея! Советская панацея!
Жестом профессионального фокусника гость выставил на стол изящную серебряную фляжку.
– Вот, дорогой Карл Густович, несите бокалы, отметим. Коньяк армянский, Юбилейный, выпустили к двадцатилетию революции. А мне его присоветовал сам Григорий Иванович Кулик.
– Алексей Николаевич, простите великодушно, я, знаете ли, заработался тут немного. Кто это?
– Кхм, да. Ну что вы, Карл Густович, какие извинения, Григорий Иванович даже не по медицинской части. Заместитель наркома обороны, герой Зимней войны, – импозантный старик звонко щёлкнул ногтем по фляжке, – и неплохой знаток хорошего коньяка.
– Благодарю за разъяснения, Алексей Николаевич, – ответил доктор, ставя пузатые бокалы на стол. – У меня, знаете ли, в каком-то плане сухой закон. Но сегодня, думаю, можно.
– Врач без спирта? Помилуйте, но как такое возможно? Неужели такие строгости?
Хозяин кабинета, разлив коньяк по бокалам, снова улыбнулся гостю.
– Дело не в отсутствии спирта или запрете, Алексей Николаевич. Я тут неожиданно для себя к спорту пристрастился. Да-да! Каждый день занимаюсь, можно сказать, спортивной дракой. Конечно, не по той системе, по которой учат курсантов. По словам Командира, в моём случае это скорее оздоровительная гимнастика по древним китайским методикам. Вот так, Алексей Николаевич, попробовал и втянулся. А у нас все тренировки проходят на пределе возможностей обучаемого, такой принцип для всех без исключения. Экспериментировал, знаете ли, и выяснил, что даже после ста граммов водки тренироваться в полную силу не получается. Так что спорт, режим, здоровое питание – и вновь чувствую себя сорокалетним. Одним словом, курорт.
– Вот оно в чём дело. А я уже подумал, грешным делом, что кроме панацеи вы и эликсир молодости открыли. Выглядите вы, Карл Густович, на самом деле великолепно.
Гость встал, вытянул руку с бокалом, подождал, пока напротив встанет хозяин, и произнёс тост:
– За Penicillium! За новую эпоху медицины!
– За советскую панацею! – подхватил хозяин.
– А теперь расскажите же всё, Алексей Николаевич! Хочу знать подробности. Вы не представляете, как мне не хватает общения с коллегами.
– У меня для вас одни хорошие новости, Карл Густович. Начну по порядку. Когда пришло письмо от вас про этого Флеминга, про его открытие, я, признаться, отнёсся скептически. Старые публикации конца двадцатых годов, неясные результаты. Подумал: будь там рациональное зерно, давно бы получили новое лекарство. На другой чаше весов – результаты вашего личного исследования, которое упёрлось в нехватку оборудования, и ваши предположения о невероятных свойствах нового препарата, о пользе, которую он может принести нашему государству. И наконец, ваша репутация, Карл Густович. Вы ведь всегда были очень основательным, можно сказать, дотошным врачом.
Всё это подтолкнуло меня к верному выбору. Я решил для очистки совести провести исследования, хоть и, каюсь, до первого отрицательного результата. И в том, что химия за десять лет сделала огромный скачок, вы тоже оказались правы. Мы получили достаточно чистый пенициллин, и первые испытания на мышах дали ошеломляющий результат.
– Давайте, Алексей Николаевич, за нашу советскую науку!
Через некоторое время, необходимое для правильного употребления благородного напитка, поморщившись от дольки лимона, предоставленного принимающей стороной, Алексей Николаевич продолжил:
– Вот тут абсолютно с вами согласен, Карл Густович, только наша советская система позволила за столь короткое время перейти от публикации в зарубежном журнале к практически готовому лекарству.
– Как, уже?! – Доктор рывком вскочил из-за стола, чуть не опрокинув тяжёлый стул. – Молчу, молчу, продолжайте, Алексей Николаевич. – Смутившись своего порыва, хозяин вернулся за стол.
– Да, продолжу с вашего позволения. Дальше была просто детективная история, которая с лёгкостью могла бы стать сюжетом для рассказа про Ивана Путилина. Кстати, Карл Густович, а вы знали, что в те годы, когда вы родились, он занимал должность начальника сыскной полиции Санкт-Петербурга?
– Признаться, первый раз слышу, Алексей Николаевич. Мои интересы, как вы знаете, всегда были несколько в иной области.
– Так вот, когда опыты на мышах дали такие удивительные результаты, я решил вас разыскать и предложить присоединиться к группе сотрудников возглавляемого мною института, которые занимались пенициллином. И каково было моё удивление, когда, дойдя до наркома здравоохранения, я не смог найти Карла Густовича Эмиха. Оказалось, он до тридцать седьмого года работал простым врачом в городе Казани, в городской клинической больнице. Но в тридцать шестом пришёл новый главврач, с которым у доктора Эмиха не сложились отношения. На следующий год вышеупомянутый доктор увольняется.
Я, Карл Густович, даже пообщался с доктором Лобановым, так понимаю, единственным приятелем доктора Эмиха в то время. И он рассказал мне невероятные вещи: будто бы доктор Эмих спился, и последний раз видели его в обществе каких-то бродяг, то ли на вокзале, то ли на кладбище. А вот дальше следы обрываются. Конечно, можно было бы сказать, обычная история: спился человек, да и умер. Согласны, Карл Густович?
– Увы, Алексей Николаевич, человек смертен, как это ни прискорбно. Но я хочу дослушать вашу историю, а потом готов ответить на ваши вопросы, на какие смогу.
– Давайте за победу мирового коммунизма!
– За победу!
– Да, нектар. И пирожки у вас объеденье. Кхм, о чём я? Совсем старый стал, всё забываю. Итак, не нашёл я доктора. Но зато выяснил, что в приёмной вас, Карл Густович, ждал военный. И нарком, Андрей
