Кафедра «Насекомых и червей»
В числе первых профессоров Музея был и Ламарк, но не ботаники, как читатель вправе ожидать, а зоологии.
Вот почему 21 флореаля 8-го года Республики он читал свою вступительную лекцию к курсу зоологии и, надо заметить, уже не первый год. К чтению этого курса Ламарк приступил весной 1794 года.
Что же послужило причиной тому, что Ламарк из ботаника превратился в зоолога?
Иногда это изображают как нечто совершенно случайное и неожиданное.
Один же из биографов Ламарка, Шарль Мартен, расценивает это событие как проявление патриотического долга:
«Конвент управлял Францией; Карно организовал победы, Лаканаль предпринял организацию естественных наук. По его предложению, был создан Музей Естественной Истории. Удалось назначить профессоров на все кафедры, кроме зоологии; но в эту эпоху общего энтузиазма, столь отличную от нашей, Франция находила и полководцев и ученых везде, где в них была надобность».
Шарль Мартен приводит в качестве примера Этьена Жоффруа Сент-Илера, который занимался в то время минералогией. Ему, молодому человеку, едва достигшему 21 года, Добантон, престарелый зоолог и анатом, некогда соратник Бюффона, предложил:
«Я беру на себя ответственность за Вашу неопытность; у меня по отношению к Вам авторитет отца: попробуйте преподавать зоологию и пусть со временем скажут, что вы сделали из нее науку по преимуществу французскую».
Жоффруа принимает и посвящает себя изучению высших животных. Лаканаль понял, что один профессор недостаточен для того, чтобы овладеть коллекциями по всему царству животных. Жоффруа берется за позвоночных, остаются беспозвоночные: насекомые, моллюски, черви и зоофиты, — хаос, неведомое, так как все группы этих животных совершенно не были разработаны. Ламарк берет на себя «неведомое» и уже весной 1794 года открывает курс по низшим животным.
Может быть, все происходило не столь героически, как об этом пишет Шарль Мартен, но пафос, вдохновляющий всех сочувствующих революции, — а Ламарк был на ее стороне, — вероятно, повлиял на его решение взяться за зоологию и придал ему силы для подготовки к чтению курса.
Это было необходимо еще и потому, что по штату полагалось всего два места профессора ботаники. Ламарк, как третий и младший, оставался без должности.
Уйти из Музея, потому что нет штатной должности? Вряд ли такая мысль могла прийти в голову тому, кто здесь совершил свои первые научные шаги и прошел школу в работе.
И если такой молодой человек как Этьен Жоффруа Сент-Илер был назначен профессором кафедры позвоночных животных, то что же удивительного в том, что должность профессора по низшим животным предложили занять Ламарку, уже всеми признанному крупному ученому. Наконец, он был известен как большой знаток моллюсков, следовательно, не все в «неведомом» было ему действительно неизвестно.
Ламарку шел пятидесятый год, когда он занял кафедру «насекомых и червей». В то время еще не было термина «беспозвоночные» животные. Эта область зоологии считалась наиболее трудной и была наименее разработанной: изучением низших животных меньше интересовались.
Все разнообразие их форм укладывалось в два класса: «насекомые» и «черви».
С огромным жаром Ламарк взялся за работу: Перед ним было обширное поле для исследований «неведомого».
Зоологических материалов, ожидавших своего Колумба, в Музее было мало. Если флора, своя и чужеземная, богатая и разнообразная, уже прославила его, то зоологические экспонаты были жалкими по количеству и состоянию. Большинство их было, как хворост, — говорит Кювье, — свалено в кучу.
Но все же в шкафах накопилось много коробок с бабочками из разных стран. Рядом, в банках, хранились скорпионы и фаланги. Из углов, словно ветви сказочного дерева, торчали кораллы. Огромные раковины были наполнены до отказа всякой сухой мелочью, вроде пауков и многоножек. И везде пыль и паутина, что проворно ткал живой паук, свивая тонкую пелену над могилами своих собратьев.
Трудно сказать, многие ли ученые могли вдохновиться такого рода объектами для изучения, особенно, если добавить, что у некоторых из этих животных не хватало головы или лапки, или даже половины туловища. Все следовало разобрать, классифицировать, разложить по систематическим группам, сделать этикетки, — навести порядок в этом высушенном хозяйстве, когда-то наполнявшем воздух, землю и воду самыми разнообразными проявлениями жизни.
Вот именно такими — полными жизни, видел Ламарк своим мысленным взором животных, над которыми он склонялся теперь долгими часами.
Микроскоп и лупа с ним неразлучны. Изучая и описывая врученные ему богатства, Ламарк очень быстро нашел для них название: «беспозвоночные». Так впервые были разделены все животные на позвоночных и беспозвоночных.
Чем руководствовался в этом делении Ламарк?
Читатель, знакомый с эволюционной теорией, может предположить, что он это сделал, исходя из признания связей по происхождению между беспозвоночными и позвоночными.
Нет, в это время Ламарк все еще далек от представления о единстве и родстве животного мира.
В основу такого разделения Ламарк положил все тот же дихотомический принцип — ключ классификации, что он применял к флоре Франции: животные, имеющие внутренний скелет, — позвоночные; животные, лишенные внутреннего скелета, — беспозвоночные.
Беспозвоночные увлекают его своим разнообразием, богатством форм, необыкновенно интересными и оригинальными особенностями строения и жизни. От сухих коллекций он отрывается, чтобы наблюдать за живыми муравьями или гусеницами, за полетом стрекозы и бабочки, за виноградной улиткой, ползущей в траве со своим домиком на спине.
Новый чудесный мир открылся перед ним, и он погрузился в его изучение с тем же жаром и усердием, как когда-то, молодым человеком, впервые занялся ботаникой.
Работа требовала огромного напряжения сил, но Ламарк всегда работал с величайшим трудолюбием. И, конечно, он обладал редкими способностями: мы видели, как быстро он стал выдающимся ботаником, а теперь в течение одного года Ламарк вполне подготовился к чтению курса зоологии беспозвоночных.
Только прекрасное сочетание блестящего дарования с систематическим трудом и преданностью науке может объяснить тот исключительный факт, что Ламарк в течение нескольких лет овладевает зоологией настолько, что слава его как зоолога соперничает со славой ботаника.
Он понимает, что надо прежде всего систематизировать беспозвоночных, над чем он и трудится ближайшие годы, сначала совершенно один выполняя всю черновую работу.
Только через три года ему назначили помощника, который препарировал животных и монтировал коллекции. А Ламарк занялся исключительно определением животных и их классификацией. Благодаря ему, «неведомое» — беспозвоночные — стало во многом проясняться.
Работа систематика очень сложная, кропотливая, она требует глубоких знаний анатомии, морфологии и физиологии, требует огромного терпения, усидчивости и времени.
Каждое животное, самое мелкое, надо обстоятельно рассмотреть, описать, сравнить с другими, подобными, чтобы решить, к какому виду его отнести.
Зато какие результаты она дала для Ламарка! Работа по систематике заставила его пересмотреть прежние взгляды на неизменность вида. И в то же время она дала великую и необходимейшую для ученого решимость изменять свой взгляд на вещи, если этого требуют новые факты.
Сначала Ламарк разделил беспозвоночных на пять классов: моллюски, насекомые, черви, иглокожие и полипы.
Пристальное изучение животных, которых он называл насекомыми, показало, что нельзя их всех считать за один класс, и он выделяет из них новый класс — ракообразные.
Через год, в 1800 году, он также правильно решает, что надо ввести еще новый класс — паукообразных, которых до сих пор относил к насекомым. Еще через год он выделяет из класса червей — кольчатых червей. А в 1807 году, — класс инфузорий.
Но сих пор еще во многом сохраняется систематика беспозвоночных, разработанная Ламарком. Классификация моллюсков, данная им, лежит в основе современной.
Коллекции Музея все увеличивались, все прибывали: в его ведение поступали реквизированные частные коллекции. Ламарк сам следил за тем, чтобы ценные для науки объекты случайно не потонули в волнах революции.
30 января 1795 года он ходатайствовал перед Комиссией искусства о выдаче одного ученого труда из личной версальской библиотеки казненного Людовика XVI:
«5 плювиоза III года республики единой и нераздельной.
По поручению собрания профессоров Музея я обращаюсь во временную комиссию искусств с просьбой выдать труд Мартэна из частной библиотеки Капета в Версале. Это редкое и дорогое сочинение представляет все вновь открытые в южных морях раковины из сборов Кука, Банса и Соландера.