По пути домой меня отозвала в сторону Настя.
— У меня к тебе два серьезных вопроса, — по-деловому начала она.
— Давай.
— Скажи, а ты не хочешь поехать вместо Греции в Египет? А? Говори!
Как раз сказать-то я ничего и не могла, ибо в очередной раз онемела. «Вместо Греции в Египет…» Что бы это значило? Настя прошлым летом была в Египте и все уши мне прожужжала про его достопримечательности. Я бы и сама с радостью их осмотрела, да останавливал, как обычно, денежный вопрос.
— Ну? — требовательно повторила моя подруга.
Из последних сил собравшись с мыслями, я поинтересовалась:
— На какие шиши?
Однако Настя не привыкла лезть за словом в карман.
— Разумеется, на шиши, отложенные на Грецию. А у тебя есть другие? И решай быстрее, лето не за горами.
Стоял декабрь. Мороз крепчал. Однако смущало меня отнюдь не это.
— А… а почему ты считаешь, что у меня отложены деньги на Грецию? — с робкой надеждой на чудо пролепетала я. Может, они и впрямь отложены, а я забыла? Говорят, белки иногда не в силах найти собственные припасы. В конце концов, забывая все на свете, могу я хоть раз извлечь из этого выгоду?
— Иначе бы ты не собиралась туда ехать, — отрезала Настя.
Возразить было нечего, но я проявила настойчивость:
— А разве я туда собираюсь?
— По крайней мере ты мне так вчера сказала.
— Ну, то вчера, — вздохнула я. — Вчера я была в невменяемом состоянии. Могла наговорить ерунды.
— Вот всегда так! — возмутилась моя подруга. — А Леша еще уверяет, что ты даже в невменяемом состоянии весьма точна. Между прочим, ты мне вчера русским языком сказала, что хочешь в Грецию, но там для тебя слишком жарко.
— И — что? — не поняла я.
— Как что? Раз ты туда не едешь из-за жары, значит, собиралась и раздумала. А раз раздумала, значит, деньги пока не истратила, правда? Значит, можешь истратить их на Египет.
Я махнула рукой:
— Я же говорила абстрактно! А какой у тебя второй вопрос?
Настя понизила голос:
— Мне он подозрителен. Очень.
И вперилась в Лешину спину. Я вперилась тоже. Обычная спина, ничего такого. Ни горба, ни других интересных деталей.
— А чего в нем подозрительного?
— С чего это он вдруг к тебе пристал?
Я обиделась:
— С того, что у меня кожа как на картинах Ренуара. Тебе этого не понять.
— Да, конечно. Разглядел твою кожу через теплую шапку и зимнее пальто. На переполненном Невском. Так я и поверила! Пусть других дурочек ищет. Это только ты можешь быть такой наивной. Впрочем, если собственная жизнь тебе недорога, я вмешиваться не стану.
— Дорога. Только весьма сомневаюсь, что Леша на нее покусится. Делать ему больше нечего!
— Пусть не на жизнь, — неожиданно проявила покладистость Настя. — А на справку.
— Что?
— А то. Позавчера у тебя украли справку. Заметь, в театре.
— На площади, — привычно поправила я.
— Театральной. На следующий день к тебе пристает этот субъект. Знакомится. А сегодня заявляется в театр и уверяет, что ты сама якобы ему рассказала, что искать тебя надо именно здесь. А ты, заметь, ничего подобного не помнишь. Напрашивается однозначный вывод — позавчера на тебя напал именно он. И он не успокоился, а собирается продолжать свою преступную деятельность.
В голове у меня слегка помутилось. С одной стороны, Настя вроде бы доказала мне свои предположения с ясностью теоремы Пифагора. Из этого следует это, из этого то… А с другой стороны, что-то тут было неправильно. Однако моя подруга обладала столь мощным даром убеждения, что я с трудом сумела подобрать хоть какое-то возражение:
— А на Дашу напал тоже Леша? И она его не узнала?
— А какое отношение имеет нападение на Дашу к нападению на тебя? — искренне удивилась Настя, забыв, что недавно утверждала обратное. — Это совершенно не связанные между собой вещи, нельзя мешать их в одну кучу. А вот маньяк, напавший на тебя летом на пустыре, и преследующий тебя бородач — другое дело. Наверняка это Леша.
— Он не бородач! — возмутилась я.
— О, господи! Разумеется, борода приклеенная. Леша давно охотился за твоими документами на соискательство, вот и ездил за тобой в камуфляже. И со стремянки он вовсе не хотел никого скинуть насмерть, лишь требовал документы, думая, что там стоишь ты. Если сильный мужчина действительно хочет скинуть женщину со стремянки, он это сделает с легкостью.
— Бородач на Лешу не похож.
— Можно подумать, ты опознаешь мужчину, если он загримируется. Ты и незагримированного-то не всегда опознаешь. Хотя, если ты видела Лешу с приклеенной бородой и на того бородача он не похож… Видела или нет?
— Нет, — обреченно призналась я. Мне вовсе не хотелось, чтобы Леша оказался бандитом, но против правды не попрешь. Не видела я его с приклеенной бородой, хоть плачь!
— То-то! — торжествовала Настя. — Теперь убедилась?
— Слушай! — вдруг осенило меня. — Дело совершенно не в Леше! Помнишь, неделю назад ко мне приходил майор из милиции? Я ведь рассказывала тебе, да?
— Да. Вроде убили кого-то из вашей билетной мафии. Правда, я так и не поняла, при чем здесь ты.
— Не из мафии, а клакера Мишу. Впрочем, может, он и член мафии, я особо не вникала. А я здесь при том, что этот Миша записывал что-то обо мне в свой блокнот. Мерзкий майор так и не признался мне, что именно. Вот я и думаю — вдруг это как-то связано с похищением справки? Может, Миша следил за мной, прицепив себе бороду? Тем более, справку-то стащили у Мариинки.
Настя посмотрела на меня с недоумением:
— Если клакера Мишу убили, как он мог похитить у тебя справку?
Я задумалась. Действительно, как?
— Похитил не он. Он только следил, чтобы узнать, в какой день я ее получу. А как только узнал, его убили.
— А почему не убили меня? — предъявила претензию Настя. — Я тоже знала, в какой день ты получила справку. И Маша знала. Нет, не сходится.
Я кивнула. Прикончить человека из-за чужого кандидатского минимума, пожалуй, перебор. И потом, все началось с подкинутых туфель, то есть в конце августа. Почти сразу после этого за мной стали следить. Даже если предположить, что клакер Миша спятил (честно говоря, он всегда выглядел странным), трудно поверить, что мечта о моей кандидатской справке терзала его почти четыре месяца.
— Майор оставил тебе свои данные? — заинтересовалась Настя. — Адрес, телефон?
— Нет, — вздохнула я. — Убежал словно ошпаренный, хотя я ему ничего плохого не сделала. Разве что рассказала немножко о себе…
— Раз не оставил телефона, значит, понял, что ты тут ни при чем, — констатировала моя подруга. — И нечего заговаривать мне зубы каким-то там Мишей. Мы сошлись на том, что Леша и бородач — одно лицо, и это лицо тебя ограбило.
— А мне подозрительным кажется скорее Кубиков, — продолжала я бороться за честь своего спасителя. Правда, тут же была вынуждена внести некоторые коррективы: — Нет, не сам Кубиков, а его мама. Кубикову в жизни бы не вырвать у меня справку с такой легкостью. Это сделала мама в целях мести. А сегодня Кубиков пришел в театр в надежде обидеть меня как-нибудь еще. Да где ему! Без мамы не решился. Так что в следующий раз в театр наверняка заявится она.
— Как знаешь, — пожала плечами моя подруга. — Только когда Леша похитит у тебя еще какие-нибудь бумаги, не плачь, что тебя не предупреждали.
На этой оптимистичной ноте мы завершили беседу, вернувшись в общий круг.
Поскольку благородный Леша предложил себя в провожатые, я решила отправиться ночевать домой. Правда, Настя упрямо мне подмигивала, настаивая, чтобы я отказалась от услуг преступного элемента, но я сделала вид, будто ничего не замечаю. В конце концов, где ее хваленая логика? У меня нет с собой ни единого документа, так чего мне опасаться? Даже если Леша бандит, единственное, что мне грозит, — раз в жизни я получу прибыль от бандита, а не он от меня. Под прибылью я в данном случае подразумеваю провожание.
Перед расставанием я обратилась к Маше:
— Слушай, ты принесла мне билет на завтрашний спектакль?
Дело в том, что Маша какое-то время назад приобрела билеты себе и мне, а поскольку мы обычно являлись в театр поодиночке, каждая со своей работы, то билеты предпочитали разделять.
Маша посмотрела на меня с нескрываемым укором:
— Конечно, нет! Я же думала, ты поедешь ночевать ко мне, поэтому не принесла. Охота мне целый день таскать лишнюю тяжесть?
Во взгляде Леши выразилось недоумение, однако даже короткое время общения с нами успело отучить его от глупых вопросов. Не скрою, Маша отличается повышенной чувствительностью к весу собственной сумочки и никогда не носит с собою лишнего. В отличие от меня, постоянно волочащей кучу барахла, включая обязательную книгу для чтения в пути. Последнее Маша упорно приводит как пример моего редкостного трудолюбия. Я же парирую тем, что она, например, без всякого давления извне вышивает крестиком, на что я бы подвиглась только под дулом пистолета. Так что ее трудолюбие ценнее. В итоге мы сходимся на том, что обе друг друга стоим.
