Он провел заседание правительства довольно четко. Одним из первых вопросов был доклад комиссии Лепина, который вместо заболевшего вице-премьера сделал министр энергетики. Решение было одобрено, и премьер с удовлетворением отметил, что оно не вызвало споров. Он вернулся в свой кабинет умиротворенным. Болезнь Лепина была очень кстати. Теперь можно было свалить на него всю ответственность. Но поздно вечером, когда он уже собирался домой, раздался телефонный звонок. Премьер покосился на аппарат. Об этом телефоне прямой связи знали всего несколько человек. Телефон прозвонил еще раз, и премьер поднял трубку.
— Правительство поддержало предложение Лепина? — услышал он яростный шепот Тальковского.
— Это были выводы комиссии, утвержденные на президиуме, — недовольно сказал премьер, гадая, откуда банкиру стал известен номер этого телефона.
— Но ведь Лепин не явился на заседание правительства. Вы могли бы отменить сегодняшнее заседание или перенести этот вопрос на другое заседание.
— Нет, не мог, — раздраженно сказал премьер, — мы и так затянули с решением этого вопроса. Я вам в прошлый раз говорил, а вы меня не поняли. Данное решение принято не только под давлением комиссии. Таково было и решение президента.
Он вдруг испугался, что их могут подслушать. Ведь это телефон обычной городской связи. И все-таки интересно, откуда банкир узнал номер его телефона.
— Лепин здоров как бык, — рассерженно сказал Тальковский, — вы ведь понимаете, что он намеренно придумал этот трюк с сердечным приступом, чтобы не появляться на заседании правительства.
— Я привык доверять своим людям, — с трудом сдерживаясь, заметил премьер-министр, — его сегодня утром госпитализировали. Не думаю, что можно притвориться до такой степени.
— Он симулирует. Вы должны были вытащить его на заседание правительства.
Премьеру было особенно неприятно слышать слово «должны». Почему этот банкир полагает, что можно вот так нагло разговаривать с премьер-министром? Он никому и ничего не должен. Но говорить об этом вслух премьер не решился. Он осторожно заметил, что не может подвергать риску своих заместителей, вызывая их из больницы. Что касается симуляции, то вряд ли можно симулировать ишемический приступ. Но затем премьер осторожно добавил, что вопрос о поставках уже решен.
— Решение правительства можно отменить, — заметил раздосадованный банкир.
— Нет, — твердо сказал премьер, — решения мы менять не будем. Извините меня, но мне кажется, вы излишне подозрительны.
— До свидания, — Тальковский бросил трубку и лишь затем громко выругался.
Следующие десять минут он сидел молча, обдумывая ситуацию. Он звонил с дачи, поэтому мог говорить только по городскому телефону. В саду никого не было, но он все-таки огляделся перед тем как набрать другой номер. И затем лихорадочно начал нажимать кнопки, набирая нужный телефон. На другом конце ответили почти сразу.
— Это я, — сказал Тальковский, — наш друг, кажется, решил немного поиграть с нами.
— Что случилось? — спросил его собеседник.
— Он оказался в больнице с сердечным приступом, и заседание правительства прошло без него.
— Они отменили решение?
— Они поддержали решение комиссии. По-моему, наш друг решил таким образом провести нас всех.
— Не нужно говорить по телефону. Я все понял. Что я должен сделать?
— Он не должен был заболеть. Даже если он действительно заболел, то сделал это очень не вовремя. Нужно показать всем его истинное лицо.
— Все ясно. Мы начнем завтра. Я поговорю с кем нужно. Думаю, они не будут возражать против показа видеозаписи. Этот ваш друг нас всех достал. До свидания.
— До свидания, — Тальковский убрал аппарат и закрыл глаза. «Посмотрим, — думал он, — как понравится премьеру скандал в его правительстве. Ведь премьер так любит говорить о моральных ценностях».
Рассказ десятый
Арчил сделал все быстро и аккуратно. Труп несчастного Алексея завернули в ковер и вынесли к машине. Затем мы поехали ко мне на дачу. Час туда, час обратно, еще полтора часа, чтобы вырыть могилу и закопать тело. В общем, в город мы вернулись поздно вечером. Я все время звонил с дачи в наш офис на проспекте Мира, но слышал лишь автоответчик. Этого не могло быть. Рая — существо исключительно дисциплинированное. Я уже начал волноваться, но Арчилу ничего не говорил. Только в девятом часу вечера, когда мы возвращались, я попросил Арчила заехать на проспект Мира.
Когда мы подъехали к офису, было уже достаточно темно. Я подошел к двери и заглянул внутрь. У нас темные тонированные стекла, поэтому с улицы практически ничего не видно. Тогда я позвонил. Митя в любом случае должен быть в офисе, он сегодня ночью дежурил. Но мне никто не ответил. Я взглянул на Арчила. Тот молча следил за моими попытками проникнуть в офис. Ключей у меня не было. Зачем носить ключи от помещения, где всегда есть дежурные? Но теперь попасть в здание я не мог.
Арчил позвал одного из своих ребят, и тот достал нож. Он возился недолго, минуты две. Наконец дверь распахнулась, и мы вошли внутрь.
Рая сидела на стуле. В голове у нее было небольшое отверстие. Не нужно было гадать, как появилось это отверстие. Очевидно, ей выстрелили в голову с порога. Митя лежал рядом с дверью в мой кабинет. Наивный дурачок, он не успел даже вытащить свой газовый пистолет. Его убили несколькими выстрелами в спину.
В моем кабинете царил такой же кавардак, что и на Кутузовском. Мы с Арчилом осторожно вошли внутрь. Арчил молча стоял рядом и старался ничего не трогать. Мы вышли из кабинета. Дверь в кабинет Югансона была закрыта. Я дернул ее сильнее. Она была закрыта на замок. Похоже, Арнольду Хендриковичу повезло больше других — он успел уйти до того, как здесь побывали убийцы. А вот Мукану Калибековичу повезло меньше. Его подвела его исключительная пунктуальность — он никогда не уходил домой раньше шести часов вечера. Он был одиноким человеком, вдовцом, и, похоже, ему нравилось находиться на работе, где всегда были люди.
Дамкаева убили не сразу. Сначала ему выстрелили в живот, а уже потом добили. Может, они добивались от него дополнительной информации? Напрасно старались. Старик был как кремень. Но с другой стороны, он ничего и не знал. А как Югансон? Что с ним? Бросившись к телефону, я набрал номер домашнего телефона Арнольда Хендриковича. Телефон не отвечал. Я набрал номер его мобильного телефона. Тот был отключен. Нужно срочно ехать к Югансону.
— Я думал, у тебя большие проблемы, — сказал наконец Арчил, — но я ошибался. У тебя не проблемы, дорогой, тебе нужно думать о том, как спасти свою жизнь. Если люди входят в офис и стреляют с порога, значит, это очень опасные люди. Очень.
— Поехали к Югансону! — закричал я, теряя терпение.
— Нужно вызвать милицию, — рассудительно сказал Арчил. — Такое количество людей невозможно спрятать. У них есть родные, друзья, близкие. Они будут волноваться.
— Поехали к Югансону, а потом вернемся сюда, — меня душили спазмы ненависти: налаженное дело было развалено из-за одной несчастной кассеты.
— Поехали, — согласился Арчил, — но потом ты вернешься сюда и сам вызовешь милицию. Нам здесь появляться во второй раз не нужно.
— Конечно, — согласился я, выходя из офиса.
Хорошо еще, что на улице было темно и вход в нашу контору находился с обратной стороны дома. Иначе нас могли заметить посторонние, и милиция стала бы искать меня и Арчила с его людьми по подозрению в убийстве моих же сотрудников.
Мы сели в машину и отъехали от конторы. Меня трясло как в лихорадке. Арчил, сидевший со мной на заднем сиденье, взглянув на меня, что-то сказал по-грузински водителю. Тот достал маленькую бутылку коньяка и передал нам. Она была наполовину пуста, но там еще оставалось граммов пятьдесят.
— Выпей, — сказал Арчил, — тебе нужно успокоиться.
Я молча сделал несколько глотков. Коньяк, однако, меня не успокоил. Меня вообще сейчас было трудно успокоить. Югансон жил на Краснопрудной. От проспекта Мира это недалеко. Мы были на месте уже через десять минут. Я посмотрел на окна квартиры Югансона. На четвертом этаже горел свет.
— Он дома, — сказал я Арчилу. — Может, и они там?
— Подожди, — сказал Арчил, — пойдем вместе.
Он что-то сказал одному из своих людей, тот полез в багажник и протянул мне коробку из-под обуви.
— Открой и возьми, — сказал Арчил, — только осторожнее, он может быть в масле.
Я открыл коробку. Там лежал завернутый в масляную тряпку пистолет «макаров». Я знал, что это «макаров». Достав носовой платок, я вытер пистолет. Теперь я чувствовал себя гораздо увереннее. Вместе с людьми Арчила мы поднялись наверх. Подошли к двери, прислушались. Я позвонил в дверь, чуть отойдя от нее, готовый встретиться лицом к лицу с убийцами. Одного я боялся: что за дверью будет молчание. Но вот послышались шаги, и я увидел, как в глазок кто-то посмотрел. Затем дверь распахнулась и на пороге появился живой и невредимый Югансон.
