- А что Красноярск? - пожал Снегирёв плечами. - В Китае вон, в Японии всё полыхает. Сколько миллиардов?
- Да! Вот и я говорю - это ж сколько там сейчас таких отрядов, как наш, образуется. Как грибы растут! Ладно Китай там, Япония - они далеко, но наши-то рядом. Понял, к чему я?
- Понял, - сказал Кирилл хмуро. - Как не понять.
Он вдруг вспомнил ненавидящие глаза женщины и крик её: "Отверги! Отверги! Будьте вы прокляты!" И вспомнил разговор с Сабуровым, который состоялся сразу после возвращения с операции. Закончив доклад о "проделанной работе", Кирилл рассказал и о колонне невольников. "Почему, Фёдор Фёдорович? Ведь мы же освободили их! Почему они глядели на нас, как на бандитов?"
"А ты, видно, Кирилл, привык быть освободителем?" - спросил вдруг Сабуров, зло сощурив серые свои глаза с сумасшедшинкой. Кирилл даже растерялся. Да, привык. Конечно привык. А разве не освободители мы для них, когда их гонят в ханкарскую неволю, к чёрту на кулички?!
"А теперь вот отвыкай! - зло и жёстко сказал Сабуров. - Понял? Теперь ты не освободитель для них, а отверг - отверженный и отвергающий".
"Да почему, Фёдор Фёдорович? Почему? Раньше мы освобождали других невольников, и они переходили на нашу сторону. Что же теперь изменилось?"
"Ты видел, Кирилл, Зону Отчуждения? Конечно, видел. Больше, чем я, видел. Порушенные посёлки, деревни, даже некоторые небольшие города. Невольничьи лагеря и каменоломни, где добывают на своём горбу рабы двадцатого века камень для строительства "замков" новоиспечённым хозяевам планеты. И ханкарские облавы, и вечное кружение "птеродактилей" над головой... Так вот, все прежние освобождённые нами невольники были из жителей этой самой Зоны оставшиеся в живых погорельцы разрушенных поселений. Нынче источник этот рабсилы, как видно иссяк, и пошли этапы из-за кордона. А что за кордоном Зоны, ты знаешь? А за кордоном Зоны тишина и благодать. За кордоном Ханкар - старший брат и благодетель для всех землян - помог справиться с мафиозным путчем, наладил экономику, покончил с преступностью, дал людям работу и уверенность в завтрашнем дне. И по телевизорам своим люди за кордоном не видят невольничьи лагеря, не видят этапы, бредущие по дорогам, а видят бесчинствующих бандитов, отвергающих добрые намерения старших братьев по разуму, сжигающих деревни, уничтожающих города. И диктор - наш диктор, землянин, русский - по телевизору говорит: глядите, что делают бандиты из Пещер. Не дай Бог попасть вам в лапы этих бандитов, этих преступников-недобитков. Именно из-за них, вещает диктор, вынуждены ханкарцы-благодетели устраивать Зоны Отчуждения, держать на планете свои боевые силы, а в городах - военное положение... Да что я тебе, как маленькому, растолковываю здесь?! Уйди, чтоб глаза мои тебя не видели..."
"Нет, погоди, Фёдор Фёдорович. Хорошо, убедил. Но зачем же тогда всё это? Зачем мы гниём в подземельях этих чёртовых? "На хара ходим" зачем? Жизнью каждый день рискуем? Детей вот сызмальства убийству учим? Зачем, если людям это не нужно? Может быть мы и вправду, сами того не заметив, превратились в обыкновенных бандитов?"
"Заметь, Кирилл, бандитами нас называет пропаганда проханкарская, а люди называют нас отвергами. Слышишь разницу? Что касается вопроса - зачем?.. А за тем, что не нравится мне (и тебе тоже не нравится), когда в небе "птеродактили" кружат. Чего ради? Это наше небо, не их. НАШЕ!.. И пока они будут кружить, будут расти и Зоны Отчуждения. Расти и умножаться, пока вся Земля не станет такой зоной".
***
...Потихоньку тем временем начали собираться остальные. Подошёл дед Филиппыч - невысокий невыразительный педантичный старик с седым ёжиком волос и старческими бесцветными глазами. Спокойный и флегматичный, он как обычно уселся в самом углу комнаты, достал кисет с табаком и бумагу и принялся лихо заворачивать "козью ножку" в прокуренных жёлтых пальцах. Никаких сигарет он не признавал, только самосад, от которого у непривычного человека выступали на глазах слёзы, а горло начинал раздирать мучительный кашель. Наверное, только это могло хоть как-то вывести Филиппыча из пучины безмерного флегматизма - он тогда хлопал посиневшего "экспериментатора" по спине, добродушно хихикал и начинал рассказывать, что это ещё ничего, а вот какой табак он сам у себя выращивал в деревне до Явления - "страсть какой, мёртвого можно поднять, вот какой табак!" Педантичный Филиппыч заведовал в Пещерах боевым охранением.
Появился Улдис Берзиньш по прозвищу Латыш. Высокий, худой, бледнолицый, с прозрачными голубыми глазами и пшеничными длинными волосами. Любитель пофилософствовать и большой почитатель стихов. Он ещё в дверях помахал Кириллу и Христане и направился к ним.
Два месяца назад группа Кирилла обнаружила Латыша в одной из разбитых деревень Зоны Отчуждения, возвращаясь на Базу после какой-то неудачной операции. Незадолго до этого в одном из ханкарских лагерей невольники подняли восстание, воспользовавшись тем, что система охраны ещё не была у "горбатых" отработана, они перебили стражу, захватили оружие и вырвались за территорию лагеря. Часть из них была сразу же уничтожена подоспевшими "птеродактилями", а остальные рассыпались по ближайшим лесам, откуда постепенно выуживались ханкарскими патрулями. Оказавшийся совершенно случайно поблизости Кирилл со своей группой попал в самый разгар ханкарской охоты и с трудом вышел из ловушки. Латыш был одним из восставших невольников. Раненый, он как-то умудрился уйти от преследования "горбатых", вышел к деревушке, где забрался в первый же полуразбитый дом. Он намеревался отлежаться, а затем попытаться выбраться из Зоны Отчуждения на волю, однако, к тому времени, когда кто-то из проходившей через деревню группы Кирилла забрёл в дом в поисках съестного, беглец уже потихоньку отдавал Богу душу от потери крови. Латыша забрали, дотащили до Пещер, а там всесильный Игнат Иванович вытянул его с того света.
Затем Латыш "ходил на хара" в группе Кирилла, а буквально сегодня Сабуров отдал ему под командование новую боевую группу. Был Латыш умён, бесстрашен и расчётлив. Кирилл, честно говоря, с превеликой тоской отпустил Улдиса от себя. Но что тут поделаешь - отряд рос, создавались новые боевые группы, и кому, как не таким как Улдис, командовать ими?
Из трёх тысяч жителей Пещер чисто боевой работой занималась лишь малая часть, человек двести. Впрочем, остальные без дела не сидели - Сабуров создавал под землёй не просто партизанскую базу, а мощный подземный город, приспособленный к выживанию в условиях вражеского окружения. Запасов еды, медикаментов, оружия и прочего, что хранилось на огромных подземных складах ещё со времён существования Резерва, должно было хватить ещё как минимум на год даже при условии постоянного увеличения отряда, однако они всё же не безграничны, и требовалось позаботиться о будущем. Сабуров создавал производственные линии, мастерские, лаборатории, оранжереи. Одновременно проводились дальнейшие исследования Пещер - отряды подземных разведчиков уходили всё глубже и глубже по мрачному лабиринту запутанных тоннелей. Одновременно же Сабуров искал новые выходы на поверхность, в районе Зоны Отчуждения и за её пределами. Среди жителей Пещер много было научных работников, которых вырывали из ханкарской неволи в результате специально проводимых операций. Учёные, многие из которых представляли собой достаточно известных в определённых кругах людей, работали в лабораториях Базы. Ко всему прочему, жили в Пещерах и женщины, и дети, и старики. То есть, это был уже в полном смысле подземный посёлок, существующий, правда, по жёстким законам военного времени.
А вот и Игнат Иванович Вишерский подошёл. Человек, безмерно уважаемый всеми без исключения жителями Пещер. До Явления Ханкара Вишерский работал в одной из больниц Екатеринбурга и был достаточно известной в областном центре хирургом. После Явления он каким-то чудом сумел избежать этапа с планеты, выбрался из города, добрался до разрушенного Резерва, здесь тоже чудом избежал пленения и после долгих скитаний вышел на партизанский "секрет", расположение которого он отыскал по памяти, поскольку был старым другом Сабурова. Фёдор Фёдорович без лишних размышлений отдал ему всю медицинскую часть Базы, и Вишерский знал своё дело твёрдо.
Всего в "красном уголке" собралось около двадцати человек, отсутствовали только те, кто был в данное время на поверхности. "Ушли на хара". Поглядывали на часы, с нетерпением ждали командира Базы.
Фёдор Фёдорович, как всегда подтянутый, в военном кителе с полковничьими знаками различия, появился в сопровождении начштаба Бориса Тольцева - спокойного неторопливого крепыша сорока пяти лет с обширной залысиной на голове - и Кассандры.
- Давайте придвигайтесь поближе, - сказал Сабуров, поздоровавшись. - Разговор у нас будет серьёзный и сложный.
Загремели стулья. Партизанские командиры сгрудились вокруг стола, за которым сидел Сабуров. Все в ожидании глядели на комбаза. В их положении от серьёзного разговора ничего, кроме новых неприятностей, ждать не приходилось.
