– Граф предпочел сразу заплатить откупные, – сообщил он. Аустин кивнул и заулыбался во весь рот, глаза стали мечтательными. – Как он извивался, ваша милость!.. Но вы нагнали на всех страху. Не сейчас, а когда так свирепо… оштрафовали барона Тошильдера и его семейку, га-га-га!..
Аустин сказал густым голосом:
– Беннет намекнул, что, если он не заплатит сейчас же, графу и его людям до вызова в суд лучше вообще не покидать замок.
Гай удивился:
– Почему?
– Вы тогда встретили пятерых в одиночку, – объяснил вместо друга Беннет, – а теперь нас все-таки трое.
– И граф понял, – сказал Аустин, – все-таки понял, на силу может найтись другая сила.
Гай сказал зло:
– Но почему понимают только ее?
Беннет произнес с сочувствием:
– Главное, чтобы мы эту силу не теряли. Кстати, здесь хватит и крестьянам заплатить за двух коров, которых в замке графа уже забили на мясо, и оплатить все работы по вашему замку.
Гай сказал с неловкостью:
– Сперва нужно выплатить вам жалованье.
Беннет отмахнулся.
– Мы же знаем, что вы, ваша милость, рубашку последнюю сбросите, но заплатите, потому и не тревожимся. Мы уже битые волки, людей понимать научились.
Аустин добавил:
– А кормят нас бесплатно, как только узнают, что мы помощники шерифа.
Гай сказал встревоженно:
– Нельзя этим пользоваться! Это вымогательство!
– Мы не пользуемся, – возразил Беннет. – О вас только и говорят, как вы расправились с бароном и его семейкой.
– Да ладно вам…
– Вы стали легендой в этих краях! – заверил Беннет. – Правда, Аустин?
– Чистая правда, – подтвердил Аустин густым голосом.
– Потому, – добавил Беннет с огромным удовольствием, – и граф так быстро пошел на попятную. Понял, вы просто бешеный, вас ничто не остановит!
Гай признался:
– Вообще-то я почти остановился. И даже попятился. В замок не проникнуть, арестовать графа не удастся, а что еще можно сделать? Не подкарауливать же, как вы пугнули? Как будто у меня других дел нет.
– Это нормальный человек поймет, – сказал Беннет, – а граф уверен, что весь мир только о нем и думает, только о нем и говорит. А разве вы в суд не подали бы?
– Подал бы, – ответил Гай. – Вернее, крестьяне бы подали. А если бы не подали, я бы им шеи посворачивал, как цыплятам. Но пока суд соберется, пока вынесет решение… а граф может вообще не обращать на него внимания. Тогда в королевский суд, а это, как догадываюсь, такая волокита…
На другой день он заехал в деревню, где впервые пришлось столкнуться со своеволием баронов, там его встретили уже без страха, даже дети выбежали навстречу и понеслись позади и рядом, с любопытством рассматривая блестящего всадника и громадного коня, так не похожего на мелких крестьянских лошадок.
– Мне нужен Скальгрим, – потребовал он. – Да и его дружок Сван не помешает.
Одна из крестьянок сказала живо:
– Сейчас позовут, ваша милость! Может быть, хоть воды пока? У нас такой чудный родник…
– Это хорошо бы, – согласился он. – Но сперва – коню.
Она мягко улыбнулась, ну а как же, настоящий мужчина всегда сперва напоит коня и женщину, именно в таком порядке, а потом напьется сам, а Гай посматривал на деревню уже другим взглядом, стараясь увидеть то, в чем нуждаются населяющие ее люди.
Скальгрим явился в самом деле скоро, весь мокрый от пота, со слипшимися волосами.
– Ваша милость, – сказал он и поклонился, – чем можем помочь, только скажите!
– Можешь, – сказал Гай коротко. – Назначаю тебя бейлифом. За мной ездить не надо, будешь представлять власть на месте. За тобой вся эта сотня, следи за порядком. Я буду наезжать иногда, спрашивать, как идут дела. Если что, помогу. Все понял?
Скальгрим проговорил с трудом:
– Ваша милость… Я бы да… но столько работы… Я вообще к такому непривычен…
Гай сказал зло:
– А я, думаешь, родился шерифом? Но когда вернулся и увидел, что по Англии как будто армия сарацин прошлась… надо, Скальгрим! К тому же будешь получать жалованье. А ту работу, что делаешь, тебе станут выполнять за плату.
– Ваша милость!
Гай отмахнулся.
– А где твой дружок Сван?
– Лес корчует, ваша милость.
– Назначаю его коронером, – распорядился Гай. – О каждом умершем насильственной смертью – пусть заводит дело и тщательно расследует!.. А ты ему помогай и поддерживай. Если что-то совсем уж трудное – обращайтесь ко мне. Или к Беннету. Даже Хильд поможет, хоть и не мечом.
Скальгрим ошарашенно разводил руками, Гай видел, что мужик вовсе не обрадовался высокой должности, когда все односельчане вынуждены теперь будут ему кланяться, в первую очередь думает, справится ли, а это самые надежные люди.
– Все, – сказал он нетерпеливо, – надо в каждой сотне назначить бейлифов!.. Начинай работать!
И он унесся, чувствуя на спине озабоченный взгляд Скальгрима, что уже начинает ощущать на себе тяжесть ответственности за село и даже соседние деревни.
Разбойники обычно ограничивались грабежами, чаще всего это оставалось просто как бы незаметной мелочью, но если человека убить или покалечить – за расследование возьмется коронер, выводы доложит бейлифу, а тот либо с помощниками постарается изловить злодея, либо обратится к шерифу графства.
Но сейчас при общей разрухе резко возросли случаи грабежей с убийствами. Разбойники перестали страшиться возмездия, страна в такой разрухе, что убивай не убивай, никто не придет на защиту, и они убивали теперь часто и с удовольствием.
Он прокричал громко:
– По всему графству отменяются ордалии и судебные поединки, будь это на мечах, топорах или простых дубинах! Всяк, прибегнувший к ним, будет покаран, а разрешивший такую дикость – отправлен в Тауэр!.. Отныне и навсегда вводится инквизиционный процесс!
Крестьяне слушали, раскрыв рты, лица тупые, в глазах коровья покорность и тоска, мол, когда же он уедет и перестанет говорить непонятные слова, пусть все идет, как идет, жизнь все равно тяжелая, скорей бы состариться да помереть, в раю переведут дух, а если нет, то и в аду вроде бы легче…
Назначенный им констебль осторожно дернул за сапог.
– Ваша милость…
Гай спросил сердито:
– Чего тебе?
– Объясните…
Гай наклонился к нему с коня.
– Чего?
– Что за инквизиционный… Даже я не понимаю!
Гай выпрямился, крикнул еще громче:
– Инквизиция – это значит расследование! Любое судебное дело расследуется только через суд присяжных! Вы сами выберете самых почтенных и уважаемых, чьим мнением дорожите, а они уже будут выносить приговор. Я все округи буду объезжать раз в год, как и положено, а то и чаще, и горе тем, кто попытается либо по-старому вести дела, либо жульничать.
