И в это самое мгновение я вдруг ощутил слабое, полуосознанное дуновение… прикосновение слабого, особенно неприятного запаха; хотя и понял, что возмутил меня именно запах только на следующий вечер. Понимаете? Так иногда случается, и человек вдруг осознает вещь, запечатлевшуюся в его сознании, быть может, год назад.
На следующее утро я между делом сказал матери, что видел, как она выходила из комнаты, и я закрыл за ней дверь. К моему удивлению, она заверила меня в том, что вовсе не покидала комнаты. Я напомнил ей о том, что она два раза постучала по перилам; однако она была уверена в том, что я ошибся; и, в конце концов, я поддразнил ее, сказав, что она настолько привыкла к моему скверному обыкновению ложиться за полночь, что вышла укладывать меня спать, даже не проснувшись. Конечно же, она отрицала это, и я оставил тему, ощущая, однако, недоумение и не зная, верить ли своему объяснению или списать звуки на мышей, а открытую дверь объяснить тем, что мать неплотно закрыла ее, ложась спать. Впрочем, в глубинах моего подсознания уже пошевеливались более странные мысли, однако в то время я еще не испытывал настоящей тревоги.
На следующую ночь события приняли новый оборот. Около половины третьего я услышал, что дверь в комнату матери распахнулась, как и в предшествующую ночь, и сразу после этого мне показалось, что она резко постучала по поручню. Я прекратил работу и громко произнес, что долго не засижусь. Мать не ответила, и, не услышав, что она ложится в постель, я невольно удивился, подумав, не ходит ли она все-таки во сне?
С этой мыслью я поднялся и, взяв со стола лампу, отправился к остававшейся открытой двери в коридор. И тут-то я вдруг заволновался, поскольку до меня разом дошло, что когда я засиживался допоздна, мать никогда не стучала, а всегда звала. Как вы понимаете, я не был ни в малейшей мере испуган, а только ощущал известное смятение оттого, что она действительно проделывала это во сне.
Я быстро поднялся по лестнице и, когда оказался наверху, обнаружил, что матери на лестнице нет, но дверь ее оказалась открытой. Итак, получалось, что она улеглась обратно в постель, и я этого не слышал. Войдя в ее комнату, я обнаружил, что мать спокойно и мирно спит; однако некая смутная тревога заставила меня подойти поближе, чтобы внимательно посмотреть на нее.
Уже убедившись в том, что с ней решительно все в порядке, я еще ощущал легкое беспокойство, испытывая теперь уже большую уверенность в том, что подозрения мои справедливы, и она спокойно вернулась в кровать, не просыпаясь и не осознавая того, что делает.
Как вы понимаете, ничего более умного мне просто в голову не приходило.
И тут до меня внезапно дошло, что в комнате странным образом чуть припахивает плесенью, и что непонятный и непривычный запах этот я ощутил еще вчера в коридоре.
Теперь я уже решительно забеспокоился и начал осматривать комнату матери, впрочем, не имея в виду производить обыск и не рассчитывая что-нибудь найти, а скорее для того, чтобы убедить себя в том, что в комнате ничего нет. И все это время, понимаете ли, действительно не ожидал ничего найти, надеясь рассеять собственную неуверенность.
Посреди моих поисков мать проснулась, и мне, конечно же, пришлось объясняться. Я рассказал ей и об открытой двери, и о стуках по перилам, и о том, что, поднявшись наверх, нашел ее спящей. Я умолчал о запахе, не слишком-то сильном; однако пришлось сказать, что двойное повторение одной и той же ситуации заставило меня понервничать и, быть может, пробудило фантазию, так что я решил оглядеться, хотя бы для того, чтобы успокоиться.
Я подумал, что не следует упоминать о запахе не столько потому, что не хотел пугать мать, поскольку не был испуган сам; но потому, что в голове моей запах каким-то боком связывался с вещами слишком неопределенными и непонятными, чтобы о них можно было говорить. Конечно, это сейчас я способен анализировать и облекать мысли в слова, но тогда я даже не осознавал причину собственного молчания, не говоря уже о следствиях из нее.
Однако мои неосознанные ощущения отчасти передала словами моя мать.
— Какой отвратительный запах! — воскликнула она и, посмотрев на меня, немедленно умолкла. А потом добавила: — Ты ощущаешь что-то неладное? — все еще глядя на меня чуточку взволнованно и с вопросом.
— Не знаю, — ответил я. — Ничего не могу понять, если только ты и в самом деле не ходишь во сне.
— Но запах… — проговорила она.
— Да, — ответил я. — Он озадачивает и меня. Я обойду весь дом, однако не могу представить себе возможной причины его появления.
Я зажег матери свечу и, взяв лампу, обошел остальные спальни, а потом и весь дом, в том числе все три подвала, что стало испытанием для моих нервов, поскольку на самом деле я нервничал в куда большей степени, чем готов был это признать.
Закончив обход, я вернулся к матери, сказал ей, что беспокоиться не о чем; и, в конце концов, знаете ли, нам удалось уговорить друг друга и поверить в то, что в сущности ничего не произошло. Матушка моя не хотела соглашаться с тем, что ходит во сне; однако с готовностью признала, что дверь распахнулась, так как она вчера едва тронула задвижку. Что касается стука, причиной ему было, конечно же, движение коробящегося старинного здания или мышь, столкнувшая с места кусок отвалившейся штукатурки. Запах объяснить оказалось труднее, однако в итоге мы сошлись на том, что в нем была виновата сырая земля, и ночной ветерок донес до нас через окно влажный запах из сада или, кстати, с крохотного кладбища, располагавшегося за задней его стеной.
На этом мы и успокоились, и я наконец отправился в постель — спать. Теперь я вижу во всем этом характерный пример того, как хорошо мы, люди, умеем обманывать себя: умом я не мог принять ни одного из предложенных мною же объяснений. Попытайтесь представить себя самих в подобных обстоятельствах и увидите, насколько абсурдными могут стать любые наши попытки объяснить реальные события.
Утром, за завтраком, мы обговорили все заново и, согласившись, что ситуация странная, повинились друг другу в том, что в головы наши начала лезть всякая нелепица, которую, в общем, стыдно признавать. Странное, на первый взгляд, заключение, однако такова уж человеческая природа.
Но в ту же ночь дверь в комнату матери опять хлопнула сразу же после полуночи. Взяв лампу, я подошел к ее двери, которая оказалось закрытой. Я торопливо открыл ее и вошел внутрь, где обнаружил, что матушка лежит с открытыми глазами и весьма взволнована: стук разбудил ее. Однако более всего меня смутил тот мерзкий запах, который ощущался в коридоре и в ее комнате.
Я принялся расспрашивать ее о том, все ли в порядке, и тут внизу дважды хлопнула дверь… Можете представить себе мои чувства? Мы с матерью переглянулись; потом я зажег ей свечу, взял в руку кочергу и, держа в другой руке лампу, спустился по лестнице, начиная уже по-настоящему нервничать. Суммарный эффект столь странных событий начинал овладевать мной; потом все, так сказать, разумные объяснения явно оказались несостоятельными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
