— Сегодня здесь по радио говорили, что у нас переворот. Якобы Хрущева сняли, а власть захватили Молотов, Каганович и Маленков. Утка?
— Бог ее знает. Мы уже два дня летим. А вы из посольства позвоните и спросите.
Люся вздохнула и отвернулась.
Мексика. Жара, пальмы, едем в шикарной машине по широкому шоссе. А в Москве минус семь и, может, переворот…
— А в общем-то, что в лоб, что по лбу. Одна компания, — сказал я.
Люся с упреком посмотрела на меня и показала глазами на водителя.
Въехали в город. На улицах много людей. Много гитаристов в сомбреро, ряженых.
— Сегодня у них большой католический праздник, — объяснила Люся.
Свернули на главную магистраль, там по осевой двигалась нескончаемая процессия: респектабельные сеньоры и сеньориты, старушки и старики, дети, полуголые индейцы в национальных костюмах… И все — на коленях.
— Они так три километра до собора ползут, чтобы им грехи простили, — объяснила Люся.
Подъехали к посольству. У ограды — толпа журналистов. Охрана открыла ворота, и мы, вслед за машиной советника, въехали на нашу территорию. Ворота за нами тут же закрыли.
— Слышали? — спросил нас Бондарчук, когда мы вышли из машины.
— Т-сс! — советник поднес палец к губам и показал на журналистов.
Нас провели к послу. Посол усадил нас в кресла:
— Ну, как долетели?
— Спасибо, нормально. Товарищ посол, что-нибудь прояснилось…
— А как вам гостиница? Вас в Хильтоне поселили? — перебил Бондарчука посол.
— Они там еще не были, — сказал встречавший нас советник. — Мы к вам прямо из аэропорта.
— Товарищ посол, нам сказали… — начал я.
— Вам повезло, товарищи, — снова перебил посол. — Сегодня в Мехико религиозный праздник. Люся, обязательно своди и покажи.
Тут в кабинет вошел человек и передал послу листок бумаги. Посол взгянул на листок и заметно повеселел:
— А вечером организуем пресс-конференцию и небольшой прием! В честь вашего прибытия! Не возражаете?
— А если спросят насчет переворота, что отвечать? — спросил Таланкин.
— Никита Сергеевич — верный ленинец, — сказал посол. — Советский народ поддерживает его курс, и никаких переворотов у нас нет и быть не может! Пусть не надеются!
Когда мы вышли, ни одного журналиста перед посольством уже не было.
Люся и кардинал
Прямо из посольства Люся повезла нас смотреть праздник, — пока он не кончился. У соборной площади мы вышли, а машины с вещами отправили в гостиницу.
— Только держитесь все вместе, а то потеряемся, — предупредила Люся.
На площади перед собором — тысячи и тысячи людей. Из динамиков доносится приятный голос…
— Сегодня сам кардинал службу ведет, — сказала Люся.
Таланкин еще в Москве купил восьмимиллиметровую камеру. И, как только вышел из машины, принялся все снимать. И мы его потеряли. Попробовали искать, да где там! Все, привет, пропал Таланкин: где гостиница — не знает, языка не знает. И денег у него нет (Скобцева еще не выдала нам суточные).
Люся подвела нас к конной статуе:
— Стойте здесь, и отсюда ни шагу! — и исчезла.
Через десять минут из динамиков послышалась какая-то возня, и вдруг мы услышали Люсин голос. Люся кричала:
— Таланкин! Посреди площади конная статуя! Подходи к ней! Конная статуя! К передним ногам!
Опять какая-то возня, пререкания по-испански, Люсино «пардон», и снова бархатный голос кардинала, читающего молитву.
До сих пор не могу понять, как маленькая худенькая Люся умудрилась сквозь плотную толпу проникнуть в собор, а там еще добраться до алтаря и оттеснить от микрофона кардинала.
— А, ерунда, — отмахнулась Люся, когда мы ее потом стали расхваливать. — Вот когда я в Москве в ГУМе сапоги покупала, это действительно был подвиг!
Свободная пресса
Вечером в этот же день в холле гостиницы была пресс-конференция. Про переворот никто не спрашивал, вопросы были самые безобидные: как вам Мексика, какие творческие планы… Спрашивали Бондарчука и Скобцеву, мы с Таланкиным никого не интересовали.
А на следующий день утром, перед отлетом в Акапулько, Люся вручила нам газеты и стала переводить. На первой странице — большой портрет Бондарчука и написано крупным шрифтом: «Бондарчук заявил, что везет на Кубу атомную бомбу». Ниже — портрет Скобцевой и заголовок: «Русская звезда приехала в Мексику делать аборт! Она знает, что в Мексике лучшие гинекологи!» Дальше на маленькой фотографии мы с Таланкиным и подпись: «Сопровождающие Бондарчука агенты КГБ Игор Таланкин и испанец Хорхе Данелли, который делает вид, что не знает испанского языка».
Тогда я разозлился: «Вот мерзавцы!» А теперь, когда у нас тоже свобода слова, понимаю, какими скромными и тактичными были те мексиканские журналисты.
Хочу домой
Потом я в жизни видел много престижных фестивалей. Но такой помпы, как в Акапулько, нигде не было.
В аэропорту Бондарчука со Скобцевой посадили в один открытый лимузин, Таланкина — в другой, меня — в третий. У Бондарчуков за рулем — красавец в сомбреро, у Таланкина — брюнетка в бикини и черных очках, а у меня — блондинка, и тоже в бикини и черных очках. А мы в костюмах, а в руках — зимние пальто и шапки — январь!
Поехали. Перед лимузином Бондарчуков — четыре мотоциклиста, перед Таланкиным — два и передо мной — два. Летим, как иностранные президенты по Москве: сирены воют, полицейские на всех перекрестках честь отдают. Блондинка приветливо улыбается и что-то щебечет по-испански, а я сижу с каменным лицом — вот оно, началось! Провокация через женщин!
Зря радовался, эта провокация оказалась первой и последней. Блондинка подвезла меня к штабу фестиваля и уехала, а дальше я общался в основном с пожилыми носатыми журналистками.
Бондарчук на этом фестивале считался звездой номер один, с ним цацкались, ну и с нами заодно. Бондарчуков поселили в самом шикарном бунгало, нас — в бунгало рядом, поскромнее, но тоже шикарном. Остальные участники фестиваля жили в пятизвездочной гостинице.
Между нашими бунгало — бассейн. Возле бассейна — ресторан. Не хочешь завтракать здесь — спускайся на лифте на пляж, там тоже бассейн и ресторан. Не нравится и там — ныряешь в прозрачную лазурную воду и плывешь до острова, на котором тоже ресторанчик. И все бесплатно.
Хочешь куда-нибудь поехать — дежурят три лимузина и мотоциклисты сопровождения. Едем, к примеру, в магазин — сирены воют, полицейские отдают честь, хозяин магазина выбегает, кланяется, предлагает бриллианты и одежду от кутюр. Мы тоже вежливо улыбаемся, покупаем какую-нибудь самую дешевую мелочь на подарки родным и близким, прощаемся и с сиреной мчимся обратно в гостиницу. (Поскольку на фестивалях обеспечивают проживанием и питанием, нашим делегатам выплачивали четверть суточных, полагающихся в этой стране. В Мексике это было что-то около двух долларов в день.)
