– Все они глупцы,– презрительно отозвалась она,– никто не помнит даже, как он должен выглядеть. Как только кто-то узнает о Знаке, он не помышляет ни о чем ином, как овладеть им и с его помощью обрести влияние и богатство. Глупцы! Твари, которые принесли его из Запредельного Мира, с равнодушием взирают на все эти попытки. Их замыслы сходятся в одном – вернуться, чтобы обратить нас в рабство. Жить среди нас, питаться нашей плотью, убивать нас. А пока им необходимы владеющие Их Знаком, которые должны помочь им. Ты один из Них. Я это знаю. Быть может, Они еще не догадались, но я поняла это в ночь, когда Потусторонние Твари похитили Джейсона Осборна. Его сестра Салли Сойер слышала грохот разламываемых досок, когда его волокли… То же самое случилось и с Лью Вотербери. Старая Фрей видела следы и говорит, что они были больше слоновьих, ни на что не похожие. Ног у них больше, чем четыре, и еще она слышала хлопанье крыльев, но все лишь потешались над ней, когда она пыталась рассказать. Когда же наступило утро и все отправились смотреть развалины, там уже ничего не было: все следы, словно по волшебству, исчезли за ночь.
Признаюсь, мне стало не по себе от той увлеченности, с которой передавала подробности происшествий старуха. Казалось, она совершенно забыла о моем присутствии; мрачные мысли, так долго роившиеся в ее голове, наконец нашли выход…
– Самое жуткое,– продолжала рассказывать миссис Бишоп,– что Тварей этих невозможно увидеть. Лишь запах подсказывает Их приближение – отвратительное зловоние, которое трудно с чем-либо спутать…
Я уже не прислушивался к ее словам; холодный пот струился у меня по спине при одной только мысли, что все услышанное в этой хижине может оказаться правдой. Старуха с благоговением вспоминала прежнего сквайра, определяя его возраст далеко за две сотни лет. Таким образом, Илия Биллингтон никак не мог быть предметом ее почитания, но кто же тогда претендовал на эту роль? Ричард Биллингтон? Или же полумифическая, ускользающая личность, которую преподобный Вард Филипс называл в письме “неким Ричардом Боллинхэмом”?
– Как звали вашего сквайра? – отважился спросить я. Старуха настороженно замолчала; за все время беседы она так и не расположилась ко мне – это было заметно.
– Никто не знает его имени, незнакомец. Можешь звать его Илией, Ричардом – называй как хочешь, ибо на земле он живет лишь краткий миг. Вечность – его постоянное обиталище, куда он уходит, чтобы возродиться. Все эти годы я ждала его возвращения, и Знаки показывают, что оно близко. У него нет ни имени, ни места, где его можно найти. Его дом – по ту сторону нашего мира, вне земли и вне времени.
– Наверное, он очень стар?
– Стар? – Ее иссохшая, похожая на хищную лапку рука скользнула вдоль подлокотника кресла. – Он старше самых старых из нас, старее мира! Год для него – один лишь выдох, сто лет – единственный удар часов!
Мой мозг отказывался расшифровывать загадки, которыми говорила старуха. Было очевидно, что тропинка к Илии Биллингтону уходит гораздо дальше в глубь времен, чем я предполагал раньше. Что заставило его покинуть родные берега и возвратиться в страну предков? Какая причина могла бы объяснить это поспешное бегство? Колдовство Квамиса и преследования властей – увы, эти предположения выглядели неубедительно, если принять во внимание независимый характер, которым славился Биллингтон.
Старуха молчала. Где-то в глубине дома мерно постукивали часы. Кошка, лежавшая на коленях, поднялась, выгнула спину и прыгнула на пол. Старуха вскинула острый подбородок, вновь послышался ее скрипучий голос:
– Кто указал тебе путь, незнакомец?
– Я пришел сюда сам.
– Может быть, тебя послал шериф? Я заверил ее, что не имею никакого отношения к закону.
– И у тебя нет Охранного Знака?
Я снова отрицательно покачал головой.
– Будь осторожен, незнакомец, или своими словами ты накличешь беду на себя. Они не любят, когда люди пытаются приникнуть в их тайны. Ночная Тварь, словно страж, появляется с неба и уносит неосторожного. Прислушивайся к своим словам… – Голос старухи затих, растворяясь в сумраке.
Странное чувство, возникшее в начале беседы, не покидало меня. Старуха верила всему, о чем рассказывала мне, и тем удивительнее было ее признание, что ей не чужда вера в Бога. Дикарские суеверия столь разительно уживались в ней с начатками цивилизации, принесенной христианством, что было невозможно отделить одно от другого. Оставалось только верить ее рассказу.
Прощаясь с ней, я думал о том, что темные воды, в которых мы барахтались с кузеном, не имели берегов ни для него, ни для меня. Его нежелание помогать мне в поисках ответа только усложняло наше и без того нелегкое положение. Покидая покосившуюся хижину старухи, я был готов поверить в существование злых демонов и тварей, свивших себе убежище в местных горах.
По дороге домой я переживал сонм мыслей, из которых ни одна не утешала меня – каждая открывала новый лабиринт, таивший гибель.
Кузена я застал в гостиной. При виде меня он с поспешностью смахнул со стола какие-то пыльные бумаги; я успел лишь заметить, что там была какая-то карта и свиток, испещренный выцветшими письменами. Его нежелание разговаривать со мной было настолько очевидным, что я решил ничего не сообщать о своей недавней встрече. Весь вечер кузен даже и не пытался скрыть, что его тяготит мое общество, поэтому я использовал первый же предлог, чтобы оставить его одного. Сославшись на головную боль, после ужина я поднялся в свою комнату.
Мысли мои находились в непрестанном, хаотическом движении; тревожное предчувствие чего-то недоброго перешло постепенно в уверенность. Обхватив голову руками, я сидел на кровати и ждал.
Наступил вечер, похожий на предыдущий: лягушки продолжали надрываться, оглашая бульканьем и урчанием темный лес между домом и башней. Здесь все казалось странным; даже кваканье лягушек, обычное каждой весной, возле поместья Биллингтона обретало зловещий оттенок. Неумолчный гам, производимый невидимым народцем, проникал сквозь самые толстые стены; Амброз делал вид, что ничего не слышит, я же воспринимал все как должное – что толку спорить с судьбой?
Тем не менее, желая унять разыгравшееся воображение, я извлек из дорожного саквояжа захваченную книгу – это был “Ветер в ивах” Кеннета Грэма – и попытался углубиться в чтение. В первый раз за многие дни, прошедшие с того момента, как я ответил на отчаянный призыв кузена, я погрузился в старинный английский пейзаж и уютный мирок героев Грэма. Я читал довольно продолжительное время и почти перестал обращать внимание на неумолчный гомон лягушек за окном. Была полночь, когда я отложил книгу. Ущербная луна медленно восходила к зениту, серебряной паутиной пронизывая сумрак, ничуть не сгустившийся даже после того, как я погасил лампу. Сидя на постели, я отрешенно размышлял над загадкой, окружившей поместье Биллингтона. Прошел, наверное, час, когда я услышал, как в противоположном конце коридора хлопнула дверь. Раздались приглушенные ковром шаги – кузен подошел к лестнице, спускавшейся в гостиную. Заскрипели ступени. Не знаю почему, но я сразу же догадался о его цели. Старая башня на краю болота. Остановить его, окликнуть? Но зачем? Как я стану объяснять ему причины, побудившие меня сделать это?
В окно было хорошо видно, как Амброз торопливо пересекает газон, направляется к близкой опушке. Его движения были собранны и уверенны; предполагать в нем лунатика было бы смешным. О преследовании нечего было и думать: вне всякого сомнения, он бы заметил меня и это едва ли понравилось бы ему.
Я стоял в нерешительности возле открытого окна, когда меня осенила блестящая мысль. Весь путь от дома до башни просматривался из кабинета Амброза, где находилось сложенное из цветных стекол окно. В центре его, словно фокус, нацеленный на башню, располагался кружок из простого стекла, в который было хорошо видно залитые лунным сиянием окрестности. Прогнав сомнения, я в темноте спустился по лестнице, пересек гостиную и поднялся в рабочий кабинет. В столь поздний час я оказался здесь впервые и удивился обилию света, отражавшегося от цветных витражей. В комнате было светло, как ясным днем.
Придвинув стул к окну, я приник к глазку в центре витража. Внешний мир предстал передо мной, словно размытый мираж, разбросанные в воздухе осколки какой-то фата-морганы. Ощущение иллюзорности увиденного не пропадало, и пейзаж, расстилавшийся перед моим взором, мало напоминал дневной. Лунный свет, словно вином, окрасил местность, видоизменив контуры предметов и, казалось, их размеры. Привычное окружение неожиданно стало странным и незнакомым. Посреди туманного ландшафта возвышалась башня, только теперь мне, показалось, что она находится гораздо ближе, чем раньше. Может быть, не дальше опушки, хотя ее пропорции и высота оставались неискаженными и отчетливыми. Меня не покидало ощущение, что я рассматриваю местность через громадное увеличительное стекло.
