Паула посмотрела на их лица. Они пылали ярким румянцем! Дети буквально купались в поту. Оливия судорожно всхлипывала во сне, а лицо Фабиана было искажено мучительной гримасой. Они плакали, плакали долго и безутешно.
— Что с ними?
Фредрик стоял в дверях.
— Ты что, не слышал, как они плакали? — спросила Паула и провела рукой по лбу Фабиана.
— Не знаю. Нет, не слышал. Должно быть, я уснул. Да, я уснул.
— Сегодня я буду спать в детской, — сказала Паула. — Мне надо быть рядом с детьми. Вдруг они проснутся.
— Да, конечно. Доброй ночи.
Грязь
Как ни удивительно, но в эту ночь он спал очень хорошо. Он был один на большой кровати, уснул мгновенно, и спасительный сон хранил его всю ночь и все предутренние часы. Около восьми часов он проснулся от стука открывшейся и закрывшейся входной двери. «Квод», — промелькнуло в голове.
В одних трусах он опрометью бросился вниз, чтобы расправиться с этим мерзавцем. Но это был не Квод, а Паула, вернувшаяся с пробежки. Тяжело дыша, она стояла в прихожей.
— Дети спят? — спросила она, стараясь успокоить дыхание.
Фредрик кивнул. В доме было тихо. Потом он внезапно забеспокоился, поднялся наверх, заглянул в детскую. Да, они спали — каждый в своей кроватке, на свежих, чистых простынях. Он вернулся в прихожую. Паула снимала кроссовки.
— Да, они спят, — сказал он и добавил: — Мне надо поговорить с тобой насчет того, что произошло вчера.
— Я знаю, что произошло вчера. Фабиан ночью мне все рассказал.
— Ночью?
— Да, он проснулся, заплакал, и мы с ним поговорили. Ты был очень зол на него.
— Он убил белку из рогатки. Знаешь?
Она кивнула.
— Конечно, я на него разозлился. Это же варварство, — сказал Фредрик.
— Но тебе не следовало его бить.
Она укоризненно и серьезно посмотрела ему в глаза.
— Конечно, не следовало, но я был в таком сильном раздражении! Он кричит, Оливия тоже. Сумасшедший дом! Да еще эта белка окончательно вывела меня из себя.
— Мальчики всегда стреляют белок, Фредрик.
— Ему же всего пять лет!
— Именно поэтому. Чувство сострадания у него еще не развито. Его надо тренировать постепенно. Битьем его не воспитаешь. Я пойду в душ, мы поговорим позже.
— Постой, Паула. Он не говорил тебе, кто научил его стрелять? Кто сделал ему рогатку? Или ты думаешь, что пятилетний ребенок способен сам смастерить рогатку?
— Он сказал, что видел, как ее делали, по телевизору. Это не сложно — привязать полоску резины к рогатке, если один раз видел, как это делается.
— Но помогал ему Квод.
Паула вздохнула и попыталась пройти мимо него в душ, но он преградил ей путь.
— Ты слышала, что я сказал? Это Квод научил его убивать белок!
— Ты зубами вцепился в эту историю с Кводом. Если бы ты поменьше о нем говорил, то и у Фабиана убавился бы интерес к нему. Будь любезен, дай мне принять душ.
Он сделал шаг в сторону и дал ей пройти. Пока она поднималась по лестнице, Фредрик аккуратно поставил на полочку для обуви брошенные ею у дверей кроссовки. С подошв посыпались хвоинки и листья.
— Носишь домой грязь? — удивленно крикнул он.
— Какую грязь? — ответила она сверху.
— У тебя на кроссовках хвоя и листья, — сказал он и внимательно осмотрел подошвы кроссовок Паулы. — Ты бегаешь в лесу? Я думал — по дороге.
— Я забегаю в лес. Дорога ведет к холму в сосновом лесу. Земля там хорошо пружинит под ногами. Идеальное место для бега.
Он поднялся наверх.
— Каждое утро на полу в прихожей такая же грязь, — буркнул он.
— Хорошо, я буду ее убирать. Что еще? Я могу, наконец, помыться?
— Нет, пока больше ничего.
Паула вошла в ванную. Теперь он увидел, что хвоинки прилипли и к ее спине.
Он должен расти мальчиком
Отпуск Фредрика закончился, и он снова вышел на работу.
Первый рабочий день начался с обсуждения кандидатур на конкурсное место. С утра Фредрика мучили неприятные предчувствия по поводу бумаг, съеденных собакой Бодиль, но все обошлось. Оказывается, дома у него были копии документов, о чем он совершенно забыл, когда увидел изжеванные анкеты. Конечно же это были копии. К тому же все остальные участники обсуждения тоже получили свои копии, которые теперь и извлекали из портфелей.
Фредрик молчал, стараясь вообще не вмешиваться в обсуждение кандидатур. Но потом ему стало неловко оттого, что он не участвует в разговоре, и он поддержал одну из соискательниц, квалификацию которой обсуждали уже добрых четверть часа. Фредрик считал, что хорошо знает кандидатку, хотя и в глаза не видел ее заявления.
— Исключительно сильная соискательница. Думаю, что надо утвердить именно ее, — громко сказал он.
Все разом посмотрели в его сторону. Фредрик откинулся на спинку стула, довольный, что смог принять участие в общем деле. Долгое молчание было ему неприятно, но, высказавшись, он привлек к себе внимание и почувствовал себя лучше.
Но все повернулось по-другому. Коллеги продолжали недоуменно на него смотреть. Возникла тягостная пауза, продолжавшаяся до тех пор, пока председательствующий не откашлялся и не спросил, есть ли еще мнения. Все молчали. Дискуссия, бывшая до сих пор весьма оживленной, внезапно стихла. Некоторые коллеги стали прятать документы в портфели.
Фредрик был в полном недоумении. Когда обсуждение закончилось, к нему подошла Марта, пожилая сотрудница, отвечавшая за каталог фирм, и погладила его по плечу:
— Прости, нам не следовало в твоем присутствии обсуждать этот пункт. Думаю, люди просто забыли о том, что ты здесь. Ты так тихо сидел.
Фредрик рассмеялся и пожал плечами. Он не понял, что она хотела сказать.
Через полчаса у него была назначена встреча с шефом. Там он и получит необходимые разъяснения. Или их потребуют от него, а может, и не потребуют. Наверное, все это пустяки. Лучше вообще об этом не думать.
За столиком у кофейного автомата сидел Ульф Шефельдт, загорелый, с облупившимся носом после отпуска под парусом. Ульф оживленно рассказывал о прелестях парусного отдыха, а Фредрик нервно вертел в руках чашку с кофе.
— Как у тебя прошел отпуск? — спросил Ульф. — Ты избавился от этого сумасшедшего?
— Гм… нет. Впрочем, в данный момент мы едва ли его увидим. Знаешь, может быть, мы пообедаем вместе и поговорим? Мне сейчас надо к Стуре.
— Речь пойдет о твоем месте?
— Как — о моем месте? — нервно спросил Фредрик.
— Как я понял, твое место стало предметом внешнего конкурса.
— Мое место?
— Да, наверное, они думают, что так будет лучше. После реорганизации конкурсные места будут замещаться не только за счет внутренних ресурсов.
— Ты что-то не так понял. Секретарь экономического отдела — это не конкурсная должность.
— Теперь эта должность будет называться по-другому. Если мы станем предприятием, то изменится и название. Будет она называться советник по стратегии развития или как-нибудь в этом роде.
— Советник по стратегии развития? Ты имеешь в виду проект, опубликованный в июне?
— Именно. Появилось много конкурсных мест.
Фредрик тупо уставился на друга.
— Ты хочешь сказать, что на конкурс выставлено мое место? — сказал он.
Ульф рассмеялся над его удивлением.
— Но, мой бог, Фредрик, это же всего-навсего игра на публику. Сегодня все должно быть предметом конкуренции. Все получает новые имена и названия. Но ты же должен понимать, что все это шоу. На практике все остается по-старому. Не пугайся ты так, старик. Это община. Если на такой древней посудине даже резко заложить руль, пройдет еще лет десять, пока она едва повернется. — Ульф смял чашку и бросил в урну. — Ладно, я пошел. Встретимся в двенадцать у Маркоса, идет?
Он хлопнул Фредрика по плечу и пошел к лифту. Фредрик остался стоять, тупо уставившись в пространство.
Собственно, сейчас Фредрик временно исполнял обязанности секретаря. Формально он был ассистентом в экономическом отделе, но он должен был стать секретарем, так как действующий секретарь был отправлен руководителем проекта в Брюссель. Этот человек сделал головокружительную карьеру: семья в шоколаде, дети бегло говорят по-французски. Ни о каком возвращении на скромную должность в Кунгсвике нет и речи. Но официально он не отказался от должности, и Фредрик по прошествии трех лет так и остался временно исполняющим обязанности, хотя его положение считалось надежным. Фактически он занимал другую должность. Такое совмещение было в порядке вещей, никто об этом не задумывался, и все шло своим чередом. Но стоило случиться легкому землетрясению, причиной которого стала реорганизация, как обнаружилась непрочность такой временной конструкции.
Какой же он идиот! Он предложил взять соискательницу на свое собственное место! Ничего удивительного, что коллеги так странно на него смотрели.
