– Что ж, тут ты, пожалуй, прав, – согласился Углов.
Последний день работы конгресса прошел так же, как и предыдущие, – профессор Енохин ни с кем особо не контактировал, писем никуда не посылал. Углов уже начал раздумывать, стоит ли затевать допрос лейб-медика в обстоятельствах, когда его, в сущности, не в чем обвинить, когда сыщикам вдруг улыбнулась удача. После заседания Енохин не остался на прощальный банкет, а взял кэб и куда-то поехал. Сыщики тоже взяли экипаж и отправились вслед за профессором.
Кэб, везший Енохина, миновал центральные улицы и наконец остановился возле неприметного здания на Стрэнде. Сыщики увидели, что профессор расплатился с кэбменом и вошел в подъезд.
– Он отпустил кэб! – тихо произнес Углов. – Значит, собирается остаться здесь надолго… Надо выяснить, кого он здесь навещает. Я пойду через парадное, а ты, Игорь, узнай, есть ли тут черный ход.
– Я пойду с тобой! – решительно заявила Катя. – Ты со своим акцентом выглядишь подозрительно. Лучше я буду объясняться со швейцаром.
Сыщики вышли из коляски и разделились. Дружинин отправился в обход дома, а Катя решительно постучала в дверь. Раздались шаги, и дверь открылась. За ней оказался не швейцар, а старушка в чепце – по всей видимости, квартирная хозяйка.
– Что угодно леди? – спросила она.
– Скажите, русский доктор уже приехал? – спросила Катя. – Дело в том, что он назначил нам с мужем встречу в этом доме, у своего знакомого, но мы, кажется, опоздали…
– А, так вы к мистеру Беллу! – воскликнула старушка. – Да, вы опоздали, но совсем немного – джентльмен только что поднялся. Так он русский? Никогда бы не подумала! У него внешность английского лорда. Прошу, проходите на лестницу. Вам нужна дверь на втором этаже, направо. Вас проводить?
– Нет, спасибо, мы найдем дорогу! – заверила Катя гостеприимную хозяйку, и они с Угловым направились к лестнице.
Возле указанной хозяйкой двери сыщики на минуту задержались, прислушиваясь. Однако из-за массивной дубовой двери не доносилось ни звука. Тогда Углов потянул створку – и дверь открылась. Крадучись, на цыпочках, они вошли в квартиру. В передней было темно, в следующей комнате – тоже. Однако из глубины квартиры падал свет и доносились голоса. Сыщики прокрались туда и застыли по обе стороны дверного проема. Теперь им было слышно все.
Собеседники разговаривали по-английски.
– Так вы говорите, что император был вовсе не таким здоровым, каким казался? – спрашивал кто-то низким баритоном.
– Да, он всегда лишь старался создать образ богатыря, – отвечал другой участник беседы. Он говорил с сильным русским акцентом и иногда делал ошибки в употреблении слов; очевидно, это был Енохин. – Государь с детства страдал ларингитами, к тому же у него были слабые бронхи, – продолжал профессор. – Ему следовало бережней относиться к своему здоровью. Однако он хотел, чтобы все окружающие считали его железным человеком, солдатом, которому не страшны никакие недуги.
– А признаки вырождения – они были заметны у царя Николая? – расспрашивал хозяин квартиры. – Маленький лицевой угол, скошенный подбородок, дистрофия?
– Нет, ничего такого я отметить не могу, – отвечал профессор.
– Однако признаки вырождения должны были как-то проявиться… – заметил его собеседник. – Ладно, оставим эту тему. Так вы говорите, что лечение императора было недостаточным?
Енохин начал рассказывать про лечение, которое назначал Николаю доктор Мандт, а Катя между тем наклонилась к уху Углова и прошептала:
– Он это, он! Наверняка этот самый Белл был тем человеком, который приезжал в Петербург! Его разговор с Енохиным подслушал Возняк! Видимо, это английский резидент в России. А может, вообще глава их шпионского ведомства!
– Согласен! – так же тихо отвечал руководитель группы. – Белл очень подозрителен. Надо их брать. Брать сейчас, пока они вместе, и тут же допросить и выяснить, что означают все эти разговоры о болезни государя.
Как видно, мистер Белл обладал отменным слухом. Как ни тихо перешептывались сыщики, он что-то расслышал. Внезапно в комнате наступила тишина. Затем раздался голос хозяина:
– Скажите, господин Енохин, а вы пришли ко мне один?
– Да, конечно! – ответил гость, причем в его голосе слышалось удивление. – Чем вызван ваш вопрос?
– Тем, что сейчас за дверью этой комнаты стоят два человека, которые внимательно прислушиваются к нашему разговору. Почему я делаю такое заключение? Во-первых, потому что я слышу их шепот. А во‑вторых, я вижу тень одного из них, которая падает на пол. Я должен был заметить эту тень еще раньше, если бы был достаточно внимателен. Что же вы стоите там, джентльмены? Входите!
После такого приглашения стоять дальше за дверью не имело смысла. Сыщики вошли в кабинет и осмотрелись. Участники беседы сидели возле горящего камина. Профессора Енохина Углов уже видел в Петербурге, а потом здесь, в Лондоне, и потому прежде всего обратил внимание на хозяина.
Мистер Белл, вопреки ожиданиям, оказался довольно молодым человеком – ему было немногим больше тридцати лет. Самым примечательным в его лице были глаза: умные, проницательные; казалось, обладатель этих глаз видит людей насквозь.
– О, прошу прощения! – воскликнул мистер Белл, увидев Катю. – Здесь мы имеем не двух джентльменов, а джентльмена и даму. Также прошу извинить за то, что не предлагаю вам садиться. Это вызвано тем, что я не знаю ни вас, ни цели вашего неожиданного визита. Итак, кто вы и какова причина вашего появления в моем доме?
Сыщики переглянулись. Выдавать себя за мистера и миссис Корнер не имело смысла. Надо было излагать основную, петербургскую легенду и называть истинную цель слежки. И Углов уже открыл рот, чтобы это сделать, но тут неожиданно за дверью раздался треск, грохот, что-то со звоном упало, послышался топот, и в кабинет ворвался капитан Дружинин. Он имел чрезвычайно грозный вид. Пиджак у него был испачкан в саже, лицо тоже, а в каждой руке капитан держал по револьверу системы Кольта.
– Всем стоять на месте! – воскликнул капитан. – Это полицейская операция!
Несколько секунд длилось молчание, а затем хозяин кабинета громко расхохотался. Енохин и сыщики вначале посмотрели на него с недоумением, а затем оценили комизм ситуации и тоже невольно улыбнулись. Наконец и Дружинин понял, как нелепо он выглядит, и убрал свои пистолеты.
– Итак, господа и дамы, я жду ответа! – сказал Белл, отсмеявшись. – Кто вы?
Инициативу решила взять на себя Катя.
– Мы прибыли из России, – заявила она. – Мой муж служит в жандармском управлении, и мы имеем поручение расследовать обстоятельства смерти императора Николая. У нас есть основания полагать, что царь был убит. И мы подозреваем в его смерти господина Енохина, а также вас, господин Белл. Мы знаем, что вы тайно приезжали в Петербург в дни болезни государя и опять же тайно встречались с профессором. У нас есть свидетель вашего разговора. Нам многое известно! Нам непонятны только две вещи: как именно был убит государь и зачем это потребовалось представителю английской короны?
Речь Кати произвела большое впечатление на профессора Енохина. Он побледнел, открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал.
Зато хозяин кабинета остался совершенно невозмутим.
– О, какие неожиданные и серьезные обвинения! – воскликнул он. – Они, разумеется, нелепы и ошибочны, но ввиду своей тяжести заслуживают того, чтобы на них ответили. В таком случае прошу садиться.
Когда сыщики сели, хозяин кабинета начал свой рассказ.
– Итак, я, видимо, должен представиться. Меня зовут Джозеф Белл, и в прошлом году я назначен профессором анатомии Эдинбургского университета. Мои научные интересы весьма разнообразны. Одним из направлений моей работы является изучение патологических изменений в результате вырождения. Возможно, вам известно, что в результате браков между близкими родственниками такие изменения вскоре появляются. Возникают уродства, болезни крови, сердца… Между тем у русских царей уже в течение столетия имеют место смешанные браки с германскими принцессами из одной и той же династии. Я изучал состояние ваших царей, начиная с Петра. Интересовал меня и император Николай. Вот почему я вступил в переписку с господином Енохиным, который мне известен как настоящий ученый. И вот почему приезжал в Петербург – причем вовсе не тайно, а совершенно открыто. Эти свои показания я готов повторить перед любым судом. Готов также представить нашу переписку с профессором – если, разумеется, он не будет против. Так что ваша гипотеза, господа и сударыня, совершенно ошибочна.
Ясная и четкая речь Белла заметно ободрила его русского партнера. Лицо Енохина приняло обычный цвет, к нему вернулось самообладание, и профессор сказал:
