– Благодарю, я так и поступлю, – ответил Углов и удалился.
Глава 16
В тот же вечер участники группы собрались на совещание в сакле, снятой «супругами Угловыми», – она была чуть попросторнее. Статский советник сообщил о неутешительных результатах их поездки и заключил:
– Встретиться с рядовым Бердыевым законным путем нам не удалось. И, как видно, не удастся. А добраться до него нам необходимо, причем как можно скорее. Какие будут предложения?
– Положение сложное, – заметил поручик Машников. – Без согласия командования никто нам не разрешит явиться в расположение части и допросить одного из нижних чинов.
– Не вижу здесь ничего сложного! – решительно заявил Дружинин. – На фига нам сдалось согласие командования? Я вообще не понимаю, зачем мы поперлись в этот штаб! Надо провести разведку, выяснить, в какой палатке живет этот Бердыев, куда ходит на кухню, куда, пардон, в отхожее место, – и ночью или, скажем, поздним вечером подстеречь его и похитить. Сюда везти не надо. Дотащим до ближайшего оврага и там допросим. Узнаем все, что нам нужно, а уже потом будем решать – везти его в Петербург, чтоб предстал пред грозные очи графа Орлова, или отпустить с миром, если ни при чем. Вот и все!
– Ты закончил? – спросила Катя, глядя на титулярного советника как на человека, сморозившего несусветную глупость.
– Ну… в общем, да! А что?
– А то, что твой план является чистейшей авантюрой и приведет нас к полному провалу! – заявила госпожа Углова. – Ты что же, думаешь, что в русской армии этой эпохи не поставлена разведка? Что тут служат какие-то недоумки, которым мы дадим 100 очков вперед? Я тебя уверяю: армия, воюющая в Крыму, весьма неплохо обучена и организована. Вооружение у нее устаревшее, это верно. А боевой дух очень высокий! И разведка здесь поставлена хорошо. Так что твое проникновение в расположение полка, где служит Бердыев, не останется незамеченным. И пока ты будешь следить за «палаткой», в которой живет рядовой (кстати, солдаты живут не в палатках, а в шатрах), за тобой самим будут следить пластуны. Не слыхал о таких? Это казаки-разведчики. В Севастополе они регулярно похищали из расположения французской армии «языков» и добывали от них важные сведения. Скорее всего, вас поймают в первый же день. А поймав, примут за вражеских шпионов. Если повезет – отправят в тыл для расследования. А не повезет – расстреляют на месте. По законам военного времени!
– Совершенно с вами согласен, сударыня! – поддержал ее Машников. – План, предложенный господином титулярным советником, может быть применен только ввиду неприятельских войск, в особенности иррегулярных. Скажем, на Кавказе, в боях с тамошними абреками. А похищать собственного солдата, допрашивать его где-то в овраге… Это явное сумасбродство!
– Хорошо, но как же нам в таком случае выяснить то, что необходимо? – спросил Углов. – Как допросить Ахмета?
– Я скажу как, – отвечала Катя. – Это сделаю я.
– Вы?! – изумился Машников. – Но каким образом?
– В полевом лазарете, – сказала Половцева. – Или возле него.
И, видя недоуменные взгляды мужчин, она принялась объяснять:
– Именно сейчас, во время Крымской кампании, в русской армии появился новый институт, которого прежде не было, – сестры милосердия. Они выносят раненых с поля боя, помогают хирургам при операциях, ухаживают за ранеными в госпиталях. Я стану такой медицинской сестрой, поступлю в полковой госпиталь. Там я смогу увидеть Ахмета, приглядеться к нему. А потом и поговорить с ним.
– Но примут ли вас в госпиталь? – усомнился Машников. – Ведь у вас нет соответствующей подготовки…
– Не беспокойтесь, поручик, подготовка у меня имеется, – отвечала Катя. – Я ее получила… в свое время.
– И диплом имеется?
– И диплом, и все, что нужно. Кроме того, у меня есть особая причина для посещения этого полка.
– Что же за причина такая? – спросил Углов.
– Когда вы с поручиком рассказывали о вашей поездке, ты, помнится, упомянул имя графа Толстого. Мне не послышалось?
– Нет, не послышалось, – кивнул Углов. – И что же? Полковник Кузнецов упомянул, что граф командует артиллеристами, а наш Ахмет – пехотинец. Так что…
– «Так что!» «И что же» – иронически передразнивая статского советника, вскричала Катя. – При чем здесь Ахмет? Совершенно ни при чем! Быть в этой эпохе – и не встретиться ни с кем, кто составил ее гордость и славу! Ладно, пусть Достоевский недоступен, он сейчас в Семипалатинске; Тургенев, насколько я знаю, в Германии, но Лев Николаевич здесь, в нескольких верстах – и я его не увижу? Не поговорю? Никогда себе этого не прощу!
– Ничего не понимаю! – воскликнул поручик Машников. – Давеча Кирилл Андреевич спрашивал о графе, хотя говорил, что незнаком, теперь вы… Да что в нем такого? В России много молодых людей знатных родов!
– Тут, поручик, знатность особого рода, – заметил Углов.
Затем, обращаясь к жене, произнес:
– Предложение твое несколько неожиданное, но… другого выхода у нас, как видно, просто нет. Попробуем! Заодно и с графом побеседуешь… если удастся…
Следует признать, что Екатерина Дмитриевна сама была не совсем уверена в осуществимости своего плана. Однако, к ее удивлению, все прошло как по писаному. В полковом госпитале, располагавшемся на окраине селения Старые Шули, ее встретил начальник госпиталя подполковник медицинской службы Федор Кузьмич Глухарев – сухопарый энергичный старичок шестидесяти с лишним лет с аккуратно подстриженной бородкой. Изучив Катино удостоверение об окончании курсов сестер милосердия (ловко изготовленное Игорем) и задав соискательнице несколько вопросов медицинского характера, подполковник заявил:
– Я вижу, что в области теории вы, голубушка, подготовлены весьма основательно. А что до практической части, то вы сможете показать свои навыки в деле, возле операционного стола. Серьезных боев сейчас нет, однако перестрелки случаются. А стало быть, имеются пулевые ранения. Оперируем каждый день. Так что, возможно, уже сегодня я вас вызову. Пока идите, отыщите палатку, где живут сестры милосердия, и располагайтесь.
Палатка милосердных сестер оказалась самой маленькой в медицинском лагере.
– Сначала думали, что нас будет шестеро, – рассказала Кате девушка Соня, встреченная ею в палатке. – И действительно, поначалу сестер было много, даже некоторый избыток; Федор Кузьмич распорядился вторую палатку поставить. Но потом, когда последовали неудачи на фронте и выяснились трудности походной жизни, наши девушки увяли и засобирались домой. Сейчас нас здесь всего двое, я и Надя Кострикина, вы будете третья.
– А вам с Надей что помогло вытерпеть трудности? – спросила Катя.
– У Нади муж служит в соседнем полку, – объяснила девушка. – Так что она рядом с любимым человеком. А я рассматриваю свою работу как служение; это меня поддерживает.
– Служение кому – Богу?
– Нет, что вы, я же не монашка, – усмехнулась Соня. – Не Богу, а народу! Народу, который мы, дворяне, так плохо знаем. Наблюдая за жизнью солдат, я лучше узнаю простой народ, а также выполняю свой общественный долг.
– Ах, вот оно что… – понимающе произнесла Половцева. – В таком случае у вас вскоре возникнет желание не только изучать народ, но и просвещать его. А еще – звать на борьбу…
– Как вы верно говорите! – воскликнула Соня. – Я уже сама об этом думала! Вот только посоветоваться не с кем. Может, вы такого же образа мыслей? Тоже намерены бороться с несправедливостью? Вместе нам было бы намного легче…
– Нет, бороться я пока не готова, – отвечала Катя. – Я приехала сюда, как и вы, чтобы изучить психологию простого народа. Намерена беседовать с солдатами. Если нужно, помогать им писать письма домой…
– Но, может быть, позже и вы придете к мысли о необходимости борьбы? – не сдавалась Соня. – Я буду на вас надеяться! Вы значительно старше меня и могли бы мне сильно помочь!
Катя не стала разуверять свою новую товарку. Заняв свободную койку и оставив вещи в палатке, она надела косынку с вышитым на ней крестом и такой же передник – знак милосердных сестер – и отправилась бродить по лагерю.
Лагерь Одесского пехотного полка представлял собой целый город, состоящий из нескольких кварталов. Палатки стояли строго по линиям, возле каждой виднелась табличка с номером роты и батальона. Огромные, вмещавшие по 50 человек, палатки для нижних чинов чередовались с аккуратными полотняными домиками офицеров.
Катя не знала, в каком батальоне и какой роте несет службу рядовой Бердыев. Значит, в первую очередь следовало это установить. Она подошла к первой же встреченной офицерской палатке, встала у входа и позвала:
– Господин офицер!
