Там принимала душ Лиза. Именно она настояла на сегодняшней встрече. Она прислала ему сообщение, в котором, кроме угроз, ничего не было. Ни о каких чувствах не писала, ни о том, что соскучилась. Четко: если он оставит без ответа очередные ее телефонные звонки, она приедет к нему прямо в отделение полиции. Ну и пара слов о скандале, который она может там устроить.
Не то чтобы он повелся на ее угрозы. Лиза не была дурой. Не стала бы выставлять себя в таком неприглядном свете. Но, подумав, Женя все же решил с ней встретиться.
– Когда и где? – спросил он, позвонив ей вчера вечером.
Она назвала адрес этой вот гостиницы, где он теперь валялся поперек кровати голым и невесело размышлял.
Чужая кровать, чужая комната, чужая жена…
Все не его, и так было всегда. Почему с ним так? Почему у него нет ничего своего? Потому что он не способен это приобрести и удержать или не хочет привязанностей? Боится зависимости от места, от человека?
Шум воды в ванной стих. Скрипнула дверь. По полу зашлепали босые ступни Лизы. Она вошла в комнату, остановилась у кровати. Долго смотрела на него. Потом нехотя произнесла:
– Хорош ты все-таки, мерзавец.
– А Карелин был хуже? – отозвался он лениво.
– Нет, не хуже. Просто… Просто он редко бывал дома. Работал. – Лиза присела у него в ногах, погладила по колену. – А ты так давно рядом со мной – со школы. Я к тебе так привыкла. Поэтому ты очень удачно вписался в пустоту вокруг меня.
– Принято. – Осипов прикрыл глаза, поймал ее руку, сместившуюся много выше колена. – Не надо. Хватит на сегодня.
Лиза послушалась. Дотянулась до стула, где лежала ее одежда. Принялась одеваться. Женя наблюдал за ней сквозь ресницы.
Она была красива! По-прежнему стройная и соблазнительная. Даже в том, как она натягивала на себя колготки, было много прелести. И, наверное, он мог бы на ней жениться, когда Карелина посадили. И прожить с ней долго и счастливо. Наверное…
– Что твой муж? Как поживает? – зачем-то спросил он.
Вот кто его сейчас интересовал меньше всего, так это Окунев. Этот глист увел у него женщину прямо из-под носа. Пока Осипов раздумывал, не сочтут ли его в таком случае лицом, заинтересованным в аресте соперника, Леша Окунев подсуетился и сделал Лизке предложение. А она согласилась. И даже родила ему ребенка. Женя тогда пытался предъявить права на девочку. Считал, что она его. На что Лиза только рассмеялась.
– Ты считаешь, что Окунев стал бы воспитывать твоего ребенка? Он на второй день после родов сделал анализ ДНК. Такая тварь…
– Зачем ты о нем спрашиваешь? – изумилась Лиза, застегивая юбку на тонкой талии.
– Все так же держишь его в клерках?
– Нет, – пробубнила она под толстым свитером, протискивая голову в узкое горло.
– Повысила?
– Уволила.
– Да ладно! – Женя резко сел на кровати. – И как Окунев к этому отнесся?
– Виду не подает. Будто с пониманием отнесся. Но на свой бывший адрес зачастил. Думаю, снова нарезает круги вокруг Карелина. Дима там будто что-то затевает.
– Ой! – поморщился Осипов. – Игры в богадельню затевает твой Карелин. Выхлопа его затея иметь не будет, один головняк. Да и кто ему доверится из пожилых людей, если он в свое время, опившись до одури, убил одну из них?
– Не факт… – задумавшись, обронила Лиза, застегнула высокие сапоги, встала в полный рост у зеркала.
– Не факт, что не доверятся?
Он все еще был голым, хотя она уже потянулась за меховой курткой с вязаным капюшоном.
– Не факт, что убил, – выговорила Лиза четко, обернулась и уставилась на него так, словно видела в первый раз. – В том деле было так много белых пятен, Женя. По-хорошему, его следовало бы отправить на доследование. А его не отправили. И Карелина посадили.
– Чего же он апелляцию не подал? – огрызнулся Осипов, потянувшись за трусами, которые сунул под подушку.
– Счел себя виновным в убийстве, вот и не подал. Он сомневался. Он все время сомневался.
Лиза медленно застегивала меховую куртку на крупные пуговицы, смотрела при этом как-то странно, будто сквозь него.
– Когда я в самый первый раз приехала к нему на свидание в следственный изолятор, он выглядел таким подавленным.
– Еще бы! Срок грозил немалый!
Женя рывком встал, натянул трусы. Потянулся к джемперу и носкам. Джинсы не видел. Куда-то закинул, когда избавлялся от одежды, как всегда: стремительно, нервно.
– Не в сроке было дело, – возразила Лиза, встав у входной двери гостиничного номера. – Все дело было в его совести. Она его изводила, глодала. Он же ничего не помнил! И всерьез опасался, что убил эту женщину.
Осипов растерянно оглядывал номер. Джинсов нигде не было. Он стоял как дурак в трусах, носках и джемпере.
– Совесть, совесть… Совесть, это, конечно, хорошо. – Он широко развел руки. – Но где мои штаны, Лиза?
Она словно не слышала. Стояла у двери, все так же глядя мимо него и покручивая в пальцах самую нижнюю крупную пуговицу на меховой куртке.
– Я вот часто думаю… – встряхнулась она, будто проснулась. – А что, если это подстава? Что, если Карелин никого не убивал? И все эти восемь лет провел за решеткой зря?
– Лиза, где мои штаны? – Он ее будто не слышал, продолжая шарить взглядом по полу и мебели.
– И если Дима никого не убивал, то его подставили. Но кто? Кому это было выгодно, Женя? Кому, кроме тебя? Он же… Он же узнал о тебе что-то. Ты, помнится, что-то такое затеял там на нашем районе. Наркоманов, что ли, крышевал?
– Где мои штаны, мать твою! – повысил он голос, чувствуя, что с его лицом что-то не то.
Он сейчас либо покраснел как рак. Либо побледнел мертвецки. В этих ситуациях кожа на его щеках натягивалась и зудела. Ее все время хотелось чесать. Неприятная ситуация. Лиза точно все поймет по-своему.
– Даже если он и узнал о каких-то моих проделках, это не повод мне его подставлять, – отозвался он нехотя. – К тому же я, не успев начать, сразу закончил этой ерундой заниматься.
Нагнулся, заглянул под кровать и нашел наконец свои джинсы. Как, интересно, они туда попали? Совсем не помнил, как срывал их с себя. Лиза по-прежнему действовала на него как удар током.
– Но у тебя был мотив. И не один.
– И какой второй? – Он уже застегивал молнию на штанах.
– Я… – обронила она коротко и исчезла за дверью.
Он постоял минуту, прислушиваясь к шуму в гостиничном коридоре. Потом медленно осел на кровать и устало произнес:
