этом оно и довольно молодо. Интересно, но так сложилось, что феномен усыновления этнографы всегда предпочитали изучать на примере незападных обществ, а у себя же дома долго обходили его вниманием. Вероятно, это объясняется как раз тем, что усыновление выступает символическим противовесом кровному родству, концепция которого доминирует в нашей культуре, и тем самым как бы
"бросает вызов доминированию биологического над социальным" (Крецер, 2016, с. 172).
Все описанные аспекты привели к признанию многими антропологами того, что исторически родство — не какой-то биологический факт, а способ осмысления социальных связей (Эриксен, 2014, с. 153). Это умозрительная система, "специфичная для каждой культуры и имеющая универсальное применение в том, что касается структурирования социальных связей любого рода" (Юссен, с. 85). Термины родства выступают своеобразной системой социальных координат в жизни человека, размечая линии взаимодействия с Другими и специфику этого взаимодействия (Ушакин, 2007, с. 278). Когда мы говорим «мать» или «отец», то уже подразумеваем определённую систему действий, которые они должны выполнять по отношению к своим детям, когда говорим «брат» или «сестра», происходит всё то же самое, но со своими нюансами, и т. д. "Если наш двоюродный брат, которого мы давно не видели, попал в беду, разве мы не чувствуем к нему определённые обязательства, просто потому, что он наш двоюродный брат?" (Fox, 1967).
Иначе говоря, термины родства — это карта, где расчерчена система прав и обязанностей между людьми (Артёмова, 2009, с. 307). И от культуры к культуре конкретное содержание этой карты варьирует, не являясь абсолютным, заданным от природы, биологически обусловленным. Родство — вещь социальная, культурно заданная. Родство — в наших головах.
Конечно, не каждому будет понятен такой подход к проблеме и многими даже отвергнут — уж больно сильны у масс представления о "зове крови". Лично мне же не составило трудностей прийти к пониманию условности родства ещё в юности, когда, с одной стороны, регулярные конфликты со старшим братом, а с другой, регулярные же требования мамы в чём-то ему помочь, непременно вызывали моё возмущение.
— Почему я должен ему помогать?! — выпаливал я.
— Потому что он твой брат! — наливалась багрянцем мама.
— И что это значит? «Брат» — это всего лишь слово!
— Это значит, что вы вышли из одного места, и в вас бежит одна кровь!
— И всё это должно придать мне мотивации?! — не мог я не прыснуть со смеху.
Да, ещё в юности я понял, что ничто не делает людей такими беспомощными, как расспросы об элементарных вещах, лежащих в основе их поведения и всей жизни в целом.
Приходя к такому расширенному пониманию родства (как системы координат социальных прав и обязанностей), исследователи невольно задумываются, что неплохо было бы теперь как-то переименовать это явление, которое мы так привыкли связывать исключительно с биологией (Юссен, с. 88). Учёные предлагают разные варианты. Например, термин «связанность» (relatedness) избавлен от намёков на биологию и потому способен охватить гораздо более широкий спектр связей между людьми, чем привычное нам «родство» (Эриксен, с. 159; Carsten, 2000, p. 4). Или акцент на личных чувствах позволяет смотреть на родство как на результат привязанности (Бутинов, с. 161), что позволяет заменить его именно этим термином. В обоих случаях ключевым выступает термин «связь» — на любом её основании.
У чукчей термин «товарищ» в сущности совершенно покрывал и включал в себя понятие «родственник». "Имеющий товарищей" означает также "имеющий родственников" (Богораз, 1934, с. XV). В этом же ключе можно применить термин "дружба" — ведь древнегреческое слово "philia", часто переводимое как "дружба", обозначает не только "дружбу", но и "дружественность", "расположение", "любовь", вообще "сближение", "соединение" (Кон, 2005a, с. 44). "Друг" (philos) связан с понятием "свой", а philoi (множественное число от philos) назывались все те, кто живёт в доме, кого можно считать своими. Чужой человек оказывается "своим", если его принимают в члены семьи или племени (с. 45). Желая выразить высочайшую степень своей преданности друзьям, древние греки уподобляли их родственникам — родителям и братьям, но при этом нередко ставили даже выше их. В целом, у древних греков, как и у других народов, первоначальные формы и термины дружбы были связаны с родством (с. 46).
Что характерно, связь между дружбой и родством подмечена и у некоторых народов Океании, где непосредственно само понятие «дружба» отсутствует, а потому его выражают терминами родства, или, говоря точнее, для племенного строя тесная дружба — это и есть родство (Бутинов, с. 167). Это важный момент, который надо запомнить: некогда родство осмыслялось куда шире, чем нам привычно сейчас, и больше совпадало с понятием дружбы. К этому аспекту мы ещё вернёмся в заключении, а пока же давайте его просто запомним.
Фигура Отца
Отдельного упоминания в вопросе семьи заслуживает фигура отца. Дело в том, что «отец» и «родитель» в представлениях людей не совпадали очень долгое время. Например, ещё в Древнем Риме слова «pater» (отец) и «mater» (мать) изначально не имели биологического значения, они описывали человека, имеющего власть, главу домохозяйства (Гис и Гис, с. 28; Юссен, 2000, с. 96). Это же было характерно и для более древних индоевропейских языков — там «отец» и «мать» также указывали на социальное положение, статус, а не на кровную связь с кем-то (Мейе, 2019, с. 29). В латинском языке биологическое отцовство скорее выражалось терминами «parens» и «genitor», тогда как «pater» выступает именно как социальная характеристика — это глава дома, «dominus», "pater familias". И только позже латинское «pater» преобразуется во французское «pere», где заодно происходит коренной сдвиг значения, и к отец-властитель добавляется отец-родитель, что позволило лингвистам говорить даже о возникновении здесь нового слова (Трубачёв, 1959, с. 20). Как замечают исследователи, в глубокой древности биологическое отцовство было неопределимо — этим и можно объяснить, что и в последующие тысячелетия между значением «отец» и «родитель» ещё долго не было прочной связи.
Что характерно, в римской традиции все родственники со стороны отца обращались с ребёнком по всей строгости, а родственники же по линии матери — с любовью и лаской, то же самое относится к дядям со стороны отца и матери: латинские слова, обозначающие этих родственников, имели дополнительный смысл и означали соответственно строгость и мягкость (Вейн, 2017, с. 29). Иначе говоря, отец в в прежние эпохи — это о власти, а не о чувствах (и даже не о кровном родстве).
Это намекает нам, что отец-родитель как персонаж семьи возник довольно недавно. Начнём с того, что факт биологического отцовства — довольно сложная штука. Честно говоря,
