КАПРАЛ. – Простите, господин мэр, но я считаю необходимым отправиться туда лично; достаточно того, что речь идет о беде мадмуазель Каролины и моего друга Грибуйля, – добавил он, протягивая руку мальчику, – чтобы я не доверил это дело никому другому, кроме себя.
Капрал опоясался саблей, пристроил пистолеты в портупею, надел плащ, позвал одного из жандармов, тот вооружился так же, как командир, они вышли и бесшумным шагом направились к мельничному холму.
XXII. Арест
Приблизившись к дому, где проживал означенный Мишель, бывший слуга графа де Тренийи, уволенный за безнравственное поведение и лень, жандармы удвоили осторожность, чтобы видеть и слышать, не будучи ни увиденными, ни услышанными. Они крадучись обогнули дом и не обнаружили ни малейшего проблеска света; проходя мимо лестницы, приставленной к чердачному окну, капрал поднял глаза и заметил полусвет, освещавший чердак. По его знаку жандармы взяли лестницу, положили ее на землю и спрятались за самым темным углом дома. Вскоре они расслышали легкий шум; кто-то выглянул в чердачное окно, всмотрелся, вслушался и, ничего не увидев и не услышав, спросил осторожным шепотом:
– Роза, Роза, где ты? Зачем ты убрала лестницу?
Роза – ибо это была она – приоткрыла входную дверь и ответила таким же полушепотом:
– Зачем ты меня зовешь? Чего надо?
МИШЕЛЬ. – Я зову, чтобы спуститься, черт возьми! Какого черта ты убрала лестницу?
РОЗА. – Я ничего не убирала; тут она, твоя лестница.
МИШЕЛЬ. – Раз я говорю, что ее тут нет, значит, нет! Негодяйка, – добавил он про себя, – ты мне ответишь за такие штуки.
Роза открыла дверь, вышла и на ощупь направилась к месту, где стояла лестница; не обнаружив, сделала несколько шагов, споткнулась и упала сверху на нее.
РОЗА. – Вот где она! Свалилась.
МИШЕЛЬ, грубо. – Быстро ставь обратно.
Роза вновь подняла лестницу и прислонила ее к чердачному лазу, чтобы Мишель мог спуститься. Спрыгнув на землю, тот схватил Розу и осыпал ее градом ударов заранее приготовленной палкой. Сначала были слышны только негромкие стоны и мольбы; но по мере нарастания силы и ярости ударов раздались вопли, сначала сдержанные, но все пронзительнее и ужаснее.
– Мерзавка! – вскричал он. – Хочешь, чтобы меня сцапали? Заткнись, старая хрычовка!
Капрал, увидев, что наказание оказалось чересчур жестоким, и опасаясь за жизнь Розы, выскочил из своего укрытия; прежде чем он успел схватить Мишеля, тот узнал его и нанес последний удар по голове Розы с воплем:
– Сволочь, ты меня продала!
Роза упала без движения; капрал, с помощью товарища, схватил Мишеля и менее чем за минуту крепко его связал. По приказу капрала жандарм поднялся на чердак и принес оттуда потайной фонарь.
– Зажгите свечу в доме, – сказал капрал, – перенесем женщину на постель, если тут есть что-то подобное; что касается этого типа, он хорошо связан, пусть остается здесь, пока закончим обыск, это долго не затянется.
Капрал поднял Розу, у которой только легкие судороги обнаруживали признаки жизни; он положил ее на постель в углу и принялся обыскивать дом. В комнате, где лежала Роза, не нашлось ничего, но в угловом чулане, в шкафах и особенно на чердаке они обнаружили залежи разнообразнейших вещей; узел Грибуйля не был еще разворошен; его только успели развязать и раскрыть; все было на месте. Капрал узнал вещи, принадлежавшие Каролине и Грибуйлю, но не стал ничего трогать, пока не будет зафиксирован факт кражи.
– Отправляйтесь за подкреплением, нужно увести Мишеля и отнести Розу, – сказал капрал, – приведите Бурдона.
Жандарм ушел; капрал остался охранять пленников: один сидел связанный, другая лежала в полуоглушенном состоянии – опасности побега не представлялось.
В ожидании товарищей капрал с озабоченным видом прохаживался взад и вперед, то убыстряя, то замедляя шаг, то останавливался, разговаривая сам с собой. Наконец, справившись с волнением, он произнес:
– Посоветуюсь с господином мэром, это разумный человек; сделаю, как скажет. Он любит бедных сирот и поможет им.
Наконец явились жандармы; соорудив носилки для Розы, они отправились за Мишелем, чтобы развязать ему ноги. Каково же было их удивление, когда они не обнаружили пленника! Пока капрал прогуливался, полностью углубившись в свои мысли, Мишель перетер веревку, которая связывала его руки, скребя ее об угол дома; освободив руки, он быстро избавился от ножных пут; распластавшись на земле, прополз подальше от дома, вскочил и пустился бесшумно идти, а затем бежать и вскоре оказался вне досягаемости.
Отложив преследование, полицейские вернулись к Розе, отнесли ее в жандармерию, положили в комнате рядом с тюремной камерой и вызвали врача; тот нашел ее состояние очень тяжелым; удар по голове был особенно опасен для жизни; все тело оказалось в синяках, многие были уже застарелыми; это свидетельствовало, что Роза не раз подвергалась наказаниям от сообщника, ставшего тираном.
Г-н Дельмис и Грибуйль вернулись домой. На следующее утро, позавтракав и передав хозяйство новой служанке, Каролина с братом собрали остатки вещей и вышли, чтобы вернуться в свой дом и уже больше никогда его не покидать. Перед уходом они попрощались с семейством и выслушали ласковые слова от детей, трогательные – от г-на Дельмиса и очень холодные – от г-жи Дельмис. По дороге домой Грибуйль без конца поглядывал на печальное лицо Каролины и пытался развлечь ее рассказом о том, что произошло накануне между ним, г-ном Дельмисом и капралом. Каролина улыбалась, сжимала руку Грибуйля и снова уходила в мысли об их плачевном положении.
XXIII. Возвращение домой
При входе в дом Каролину охватили воспоминания о матери; она с волнением взглянула на вещи, которые ей служили, постель, где она испустила последний вздох. Пока Грибуйль, вспомнив прежние привычки, наводил порядок, наполнял кувшины водой, разводил огонь и выражал беспокойство, что в доме не было ни хлеба, ни молока, ни соли, ни сахара, ни масла, ни всего прочего, Каролина, также вернувшись к прежним обычаям, опустилась на колени возле материнской постели и предалась усердным молитвам; она молила о помощи Спасителя и пресвятую Богородицу; просила мать о защите и заботе о них с братом.
– Бедный братец! – шептала она, – что мне с ним делать! Из-за него меня отовсюду выгонят; он везде будет устраивать сцены и наживать врагов.
Она плакала; но слезы не были горькими и в сердце постепенно возродилась надежда. Полностью углубившись в молитву, она не слышала, как отворилась входная дверь. Два человека стояли, застыв в растроганном созерцании. Вскрик Грибуйля, вошедшего через заднюю дверь с охапкой хвороста, заставил Каролину обернуться. Она увидела г-на Дельмиса и капрала, медленно поднялась и подошла к ним. Г-н Дельмис пожал ей руку, в то время как капрал дружески сжимал другую.
– Мадмуазель Каролина, – сказал он, – мы с господином мэром пришли к вам по поводу вчерашней кражи, а также чтобы напомнить о том, что я в вашем полном распоряжении и прошу вашего милостивого согласия обращаться ко мне без церемоний, по-братски, всякий раз, как возникнет необходимость.
Г-Н ДЕЛЬМИС. – Мне остается только повторить слова капрала, дорогое дитя; мы поговорим о вчерашней краже, но прежде я также хотел бы предложить свои услуги. Если вы окажетесь в затруднении, в лишении, не забывайте, что я рядом и всегда рад прийти вам на помощь.
КАРОЛИНА, растроганно. – Спасибо, сударь, спасибо, господин капрал, я очень, очень признательна… Я счастлива… благодаря вам обоим… действительно счастлива этой нежданной помощи, посланной Господом.
ГРИБУЙЛЬ. – А я? Мне-то никто ничего не говорит! Меня что, забыли?
КАПРАЛ. – Уж я-то тебя никогда не забуду, мой добрый Грибуйль, друг мой, – добавил капрал, улыбаясь и протягивая руку, которую Грибуйль крепко пожал.
ГРИБУЙЛЬ, г-ну Дельмису. – А вы, сударь, вы мой друг?
Г-Н ДЕЛЬМИС. – Я полагаю, что да, черт возьми! я твой друг, на жизнь и на смерть.
ГРИБУЙЛЬ. – Ну вот! И вы туда же, это просто глупо… на смерть! ну точно как капрал!.. глупо это! на смерть! Я, значит, умру?
Г-Н ДЕЛЬМИС. – Ну нет, ты не умрешь. Зачем тебе умирать? Не тревожь себя такими плохими мыслями.
ГРИБУЙЛЬ. – Плохими! Почему плохими! Я считаю их хорошими. Я бы очень хотел умереть.
– Грибуйль! – сказала Каролина с упреком, – ты что, хочешь меня покинуть?
ГРИБУЙЛЬ. – Нет, но я бы хотел умереть, чтобы отправиться к маме и вместе с ней поджидать тебя… Это будет не слишком долго; и когда-нибудь ты к нам присоединишься… Умирать совсем не грустно: помнишь, какой спокойный и довольный вид был у мамы после того, как она умерла?.. И потом… знаешь, Каролина… я боюсь, что мама на меня рассердилась.
КАРОЛИНА. – Рассердилась? Почему?
ГРИБУЙЛЬ. – Потому что… ну, ты же знаешь… этот злой Жако… он умер… он там, с мамой… Говорит ей, что это я его убил… и всякие такие гадости… Ты ведь знаешь, какой он клеветник и негодяй. Так что, понимаешь… я хотел бы объяснить маме, что Жако все врет про меня.
