— Не задерживаться, ползите вперед, — приказывает он и бросает конец веревки Смирнову и Зонову.
Возню на болоте, видимо, услышали немецкие часовые. Они навешивают над болотом пару фонарей и открывают бешеную стрельбу. Пули свистят над головами партизан, сбивают сухие камышинки. Над болотом стоит мертвая тишина. Партизаны лежат в воде и не двигаются. Холодная вода быстро просачивается сквозь одежду, леденит тело. Зыбкая почва оседает вниз и засасывает людей. Единственный выход — ползти, иначе утонешь.
Только несколько партизан во главе с Маркушиным возятся вокруг Зонова и Смирнова, которые уже нахлебались воды и грязи.
— А пулемет, его найти надо, — шепчет Маркушину Смирнов.
— Ползи, черт с ним, с пулеметом. Другой достанем, — сердится Маркушин.
— Этого жалко, хороший станкач был, — оправдывается Смирнов и снова лезет в воду. Она покрывает его по шею. Смирнов ногами нащупывает пулемет.
— Вылезай из воды, — не вытерпев, говорит Маркушин и пытается стукнуть его палкой, но Смирнов ныряет под воду.
— Ну упился, — вылезая, шепчет Смирнов, вытаскивает станкач и взваливает его на плечи.
Партизаны ползут по болоту молча. Некоторые начинают стучать зубами от холода, но, собрав волю, ползут и ползут вперед. Каждый знает, что вот-вот ноги почувствуют твердую землю, где можно согреться и обсушиться.
Воды постепенно становится все меньше и меньше. Впереди виднеются кривые сосенки, за которыми сплошной стеной стоит лес.
Где-то слева осталась деревня Махарево, а справа Лебяжье. Глуше становятся выстрелы, на потемневшем небе блекнут линии запускаемых немцами ракет. Это радует партизан. Главная опасность миновала.
— Привал, — приказывает Ефимов, когда бригада вышла на большой километровый остров, почти сплошь усеянный огромными валунами. Сразу же вспыхивают небольшие костры, начинается сушка промокшей и грязной одежды.
В этой полураздетой толпе Григорий Иванович с трудом разыскал Сергея Иванова. Тот сидел на огромном валуне и сушил вместе с Виктором Смирновым свои сапоги, от которых валил густой пар.
— Сожжете, в чем будете ходить? — зашумел Горячев.
— Товарищ начальник АХО, разведчики занимаются самоснабжением, кроме варева, — смеясь ответил Иванов.
— Это я знаю.
— Знаешь, зачем ругаешь?
— Что мне делать? Продукты кончаются, обоза не стало. Где теперь все достать?
— У немцев.
— Попробуй.
— И достану, — заявил Иванов.
У Горячева была особая страсть к лошадям, поэтому он сразу же сделал заявку на лошадей.
— Будь спокоен, как только пойдем в разведку, приведем пару немецких куцехвостых лошадей.
— Ну вот и хорошо. Напросился, — сказал Григорий Иванович, который стоял позади Иванова и пока не вмешивался в разговор.
— На что напросился? На лошадей? Приведу и не одну, а десяток.
— Не об этом речь. Знаю, что достанешь. Напросился на другое — на разведку.
— Да я хоть сейчас готов. — С этими словами Сергей Иванов соскочил с валуна и натянул разбухшие сапоги.
— Что, работа есть?
— Есть.
— Куда пойти, что сделать?
— В Ново-Николаевку. Мимо нее будем проходить.
— Задача?
— Как всегда: где немцы? сколько их? что делают? Главное, узнать о переправе через Шелонь. Кого возьмешь с собой?
— Виктора Горшкова, Ивана Зарубу, Петра Механошина, Михаила Новокрещеных и Степана Данильчука.
— Зачем так много?
— Веселее, да и для Горячева лошадей надо достать, — смеясь, ответил Иванов.
Они вернулись ранним утром девятого сентября, когда мы устроили очередной привал. Впереди ехал на немецком тяжеловозе Сергей Иванов. Сзади него на таких же лошадях с короткими хвостами ехали Иван Заруба и Михаил Новокрещеных, ведя в поводу две лошади. На одной из них через седло была перекинута человеческая фигура. Кавалькаду замыкали Петр Механошин и Степан Данильчук. У штабного костра они спешились, осторожно сняли с лошади человека, положили его около костра. Это был разведчик сибиряк Виктор Горшков. На лице его запеклась кровь.
Виктора Горшкова знала вся бригада. Весельчак и балагур, лихой гармонист и танцор, он в то же время был непревзойденным разведчиком. Война застала Виктора на границе. В ожесточенных боях их полк сильно поредел; полковому врачу дважды пришлось извлекать пули из тела Виктора Горшкова. Солдат оказался живучим и ни за что не хотел отправляться в тыл. Лишь с тяжелой контузией его доставили в госпиталь. Однако через три дня Горшков сбежал оттуда. Но его полк уже отступил. Солдат оказался в тылу у немцев. Лесами и болотами разведчик пробирался на восток, пока не набрел на нашу партизанскую бригаду. Он воевал вместе с нами больше года. К нему привыкли, и трудно было поверить, что Виктора больше нет.
— Как это случилось? — нарушив молчание, спросил Иванова Горячев.
Сергей не ответил. Все смотрели на убитого разведчика. Говорить не хотелось.
— Подошли мы к Ново-Николаевке, — с усилием произнес Иванов. — Влезли в большой сарай, смотрим сквозь крышу. Народ есть, а немчуры нет. Ну и осмелели. Пошли по деревне. Виктор заметил какое-то объявление на доме. Стал к нему подходить. А из дома выстрелили. Он и упал. Подходим — Виктор уже мертвый.
— Кто убил?
— Святоша какой-то. Он старостой был.
— Вы его нашли?
— Конечно. Стрелял-то он из подвала своего дома. Данильчук его заметил и одним махом перескочил плетень. И прямо в подвал. А он, сука, по Данильчуку выстрелил, да промахнул. Стукнули его прикладом и выволокли на улицу. Народ, конечно, собрался. Ну и говорят нам:
— Стрелять его, гада, надо. Он предатель. Многих наших немцам выдал да и нас грабил.
Проверили. Справку у старосты нашли, комендант Красных Струг выдал. Доверил ему, святоше, забирать все у населения для фашистов, садить в каталажку подозрительных.
— Почему, говоришь, он святоша?
— Фамилии не сказал и все назывался рабом божьим.
— Ну, а дальше что?
— Проверили весь дом. В подвале и в кладовых, почитай, сотню мешков с зерном и мукой нашли, а сапог, валенок и полушубков — не сосчитать.
— Куда их девали?
— Раздали в деревне. Население сначала боялось брать. Потом взяли.
— Чего им бояться, свое брали.
— То-то и оно. Говорят, вот возьмешь, а немец приедет, отберет обратно, да и постреляет за это. Иванов их успокоил. Берите, говорит, это все ваше. А немец приедет — скажите, что староста, мол, к партизанам сбежал и все увез с собой. Так и договорились.
Данильчук помолчал немного, затем вытащил из-за пазухи большой лист бумаги с надорванными краями и подал Ефимову.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
