Ни одного живущего ныне Джона Кинкейда, вернувшегося домой из Ирака, или имевшего причины украсть фотографии, или страдающего ПСР, или вообще хоть как-то связанного с Гасом Шоу, «Гугл» не обнаружил.
Кроме того, Педро сказал: «Одиннадцать, одиннадцать, одиннадцать». Это могло быть кодовым сигналом или открывающей какой-то сейф комбинацией, но я сразу подумал о дате. Договор о прекращении огня, положивший конец сражениям немцев и союзников в Первую мировую войну, был подписан в 11.00 утра 11 ноября 1918 года — в одиннадцатый час одиннадцатого дня одиннадцатого месяца. В дальнейшем 11 ноября именовалось Днем перемирия. После Второй мировой войны Конгресс по предложению президента Эйзенхауэра принял решение, согласно которому в этот день должно чтить память всех, кто принимал участие в войнах, и переименовал его в День ветеранов. До него, кстати сказать, оставалось немногим больше недели. Но почему Педро Аккардо упомянул этот день в связи с Джоном Кинкейдом и смертью Гаса Шоу?
В моей перегруженной информацией голове вихрем кружились разные мысли.
Я посмотрел на часы. Десять с минутами. Педро обещал позвонить в полночь. Может быть, тогда я и получу какие-то ответы.
— Пойдем, — сказал я Генри. — Посмотрим, не показывают ли чего-нибудь интересного по телевизору.
Несколько позже я выпустил Генри из дому, зарядил на утро зернами автоматическую кофемашину, впустил Генри в дом и поднялся наверх.
Выставив звонок сотового на максимальную громкость, я положил его на столик у кровати, поближе к уху. Потом настроил таким же образом стоявший в спальне телефонный аппарат — на случай, если звонок поступит на домашний номер.
До полуночи оставалось десять минут. Я был готов к разговору с Педро Аккардо. Генри свернулся клубком рядом со мной на кровати — там, где прежде спала Эви. Я почесывал его спину.
Потом я закрыл глаза и стал думать об Алекс. Может быть, завтра мы будем спать здесь, в моей спальне, на моей и Эви — теперь только моей — большой кровати, а не на диванчике в кабинете. Это станет важным, символическим шагом.
Я взглянул на часы. Большая и маленькая стрелки соединились и указывали точно вверх. Полночь.
Пора бы и позвонить Педро. Однако телефон молчал. Прошло пятнадцать минут, а он так и не зазвонил.
Я выключил свет. И через некоторое время заснул.
Проснулся я как-то сразу, резко. За оконными шторами брезжил серый утренний свет.
Я посмотрел на часы. Десять минут седьмого.
Я проверил оба телефона — домашний и сотовый. Ни сообщений. Ни пропущенных вызовов.
Педро так и не позвонил.
Утром, прежде чем отправиться в офис, я поискал его имя в телефонных справочниках как Бостона, так и Большого Бостона.
А днем позвонил, воспользовавшись промежутком между встречами с двумя клиентами, Филу Трапело. Когда его голосовая почта предложила мне оставить сообщение, я сказал:
— Здравствуйте, Сержант, это Брейди Койн. В прошлый понедельник мы разговаривали с вами в Доме ветеранов о Гасе Шоу. Мне хотелось бы связаться с одним из членов вашей группы, его зовут Педро Аккардо. И хотелось бы узнать, говорит ли вам что-нибудь такое имя: Джон Кинкейд.
Затем я продиктовал номера своих телефонов и прибавил:
— Пожалуйста, позвоните мне. Это очень важно.
Единственным человеком помимо Трапело, который мог, по моим представлениям, знать что-то о Педро, была Клодия Шоу. Я набрал ее номер, выслушал целых двенадцать гудков, но ответа не получил.
Тут я вспомнил, что Клодия работает бухгалтером в какой-то лексингтонской фирме. Я позвонил на сотовый Алекс и, услышав ее голос, сказал:
— Привет. Это я.
— И тебе привет, — ответила она. — Как приятно…
Впрочем, предложения она не закончила, сказав взамен:
— Постой, ты ведь не собираешься…
— Нет, я звоню не для того, чтобы отменить нынешний вечер. Я его жду не дождусь. Просто мне понадобился рабочий телефон Клодии. Тебе он известен? Мне необходимо спросить ее кое о чем.
— А я тебе ничем помочь не могу?
— Только номером Клодии.
— Ладно. — Она продиктовала мне номер. — Телефон стоит прямо на ее рабочем столе.
— Отлично, — сказал я. — Спасибо. Увидимся в семь, хорошо?
— Об ужине позабочусь я, — сказала Алекс. — Сегодня моя очередь.
Клодия ответила на звонок сразу и, когда я назвал имя Педро Аккардо, спросила:
— Это вы о Пите?
— О нем, — подтвердил я. — Вы его знаете?
— Перед тем как мы… перед тем как Гас переехал, Пит несколько раз заглядывал в наш дом. Мне он понравился. Был очень вежлив со мной, ласков с девочками. Они с Гасом о чем-то совещались или в кабинете Гаса, или в гараже. По-моему, они оба состояли в той группе.
— О чем они разговаривали, вы не знаете?
— Нет. Думаю, просто обменивались какими-то советами. А почему вы спрашиваете о Пите?
— Он позвонил мне вчера вечером, — ответил я. — Наш разговор прервали, он обещал связаться со мной еще раз, но так и не связался. Мне нужно найти его. И я надеялся, что у вас может быть его номер.
— Номера у меня нет, — сказала Клодия. — Простите. А вы посмотрите в телефонном справочнике.
— Уже посмотрел. Ну ладно. И еще одно имя, Джон Кинкейд. Оно вам о чем-нибудь говорит?
Клодия помолчала, потом ответила:
— Нет. Ни о чем.
Послеполуденные часы первой пятницы ноября выдались серыми, с мелким дождичком. Я уже укладывал, собираясь отправиться домой, кое-какие документы в папку, которую хотел прихватить с собой, когда на моем рабочем столе загудел зуммер внутренней связи.
Я нажал на пульте кнопку, сказал:
— Да?
— К тебе мистер и миссис Эппинг, — сообщила Джули.
— Хорошо. Пусть войдут, — ответил я.
Несколько секунд спустя Джули открыла дверь кабинета и придержала ее, впуская Эппингов. Увидев их, я невольно улыбнулся. Одеты они были одинаково: обвислые брезентовые шляпы, желтые дождевики поверх темно-синих спортивных костюмов и мокрые кроссовки. И выглядели оба какими-то замызганными, отсыревшими.
— И ничего тут смешного нет, — заявил Дуг.
— Виноват, — сказал я. — Присаживайтесь.
Я указал им на диван, перенес поближе к нему стул и уселся на него.
— Пикетировали под дождем? По-моему, вы оба немного спятили.
Дуг покачал головой:
— Полных четыре дня. Холодных, сырых и вообще преотвратных. Расхаживали взад-вперед по Аутлук-драйв перед офисом «Всеамериканских перевозчиков» с девяти тридцати или десяти утра до четырех тридцати пополудни. И знаете что? Аутлук-драйв оказалась дрянным тупичком, упирающимся в склады на берегу реки Мэрримек. Ни тебе машин, ни прохожих.
— И потому, — вставила Мэри, — вся наша затея оказалась полной глупостью.
— Я готов перейти к исполнению Плана Б, — сообщил Дуг.
— Который состоит в том, чтобы пристрелить мистера Делани, — пояснила Мэри.
— Послушайтесь совета вашего адвоката, — сказал я. — Не делайте этого.
— Предлагаете продолжить пикетирование?
— Я никогда не считал Дугласа Эппинга человеком, который легко сдается, — сказал я.
— А я и не сдаюсь, — заявил Дуг. — Ладно. Убивать я никого не стану. Во всяком случае, пока. Насколько я понимаю, мне предстоит скончаться от старости на ступеньках офиса мистера Делани, и газетам, когда они сообщат об этом, придется рассказать, почему я там оказался.
— А вы — собираетесь составить ему компанию? — спросил я у Мэри.
— Моя дурацкая мебель меня больше уже не волнует, — ответила она. — Для меня гораздо важнее добиться хоть какой-то справедливости. Поэтому я отвечаю: да. Собираюсь. В одиночестве я своего мужа не оставлю.
Дуг встал.
— Ладно, — сказал он. — Мы просто хотели сообщить вам о происходящем. А кроме того, мне нужно было, чтобы вы отговорили меня от совершения убийства.
После того, как они удалились, я попросил Джули:
— Попробуй-ка отыскать Молли Берк с манчестерского Девятого канала.
Я сел за стол, и через минуту на нем зажужжал пульт внутренней связи.
— Молли Берк на второй линии, — сообщила Джули.
— Молодец, — похвалил я ее. И, нажав на кнопку, сказал: — Молли?
— Привет, красавчик, — ответила она. — Надеюсь, ты звонишь, чтобы попросить меня об услуге?
Тремя годами раньше я представлял интересы Молли в деле о сексуальных домогательствах, которые ей приходилось терпеть от ее начальника, когда она проходила стажировку в сети кабельного телевидения, обслуживающей северное побережье Массачусетса. Нам удалось добиться увольнения этого мерзавца, а также небольшой денежной компенсации и прочувствованных публичных извинений со стороны телекомпании. Теперь же Молли работала репортером на главном телевизионном канале штата Нью-Гэмпшир и пользовалась немалой популярностью.
