Она застонала, опускаясь на подушки. В прошлый раз, когда она смотрела на часы, было одиннадцать десять. Келли потерла рукой глаза, проклиная себя за то, что не может расслабиться и отдохнуть хотя бы час. Даже во сне ей не было покоя. Сейчас, например, приснился дедушка Крис. Его доброе лицо выглядело разочарованным. Он спросил, почему она лишила его желанного правнука, «маленького Стефана Кристоса Дионисия Вароса, благословенного, красивого ребенка, который соединил в себе кровь двух родов».
В полном отчаянии Келли откинула покрывало, не в силах спать, и взяла халат, лежащий в ногах. Надев его, она сунула ноги в мягкие тапочки и выбежала из комнаты. Ей требовался воздух – свежий, прохладный и бодрящий. Необходимо было забыть и сердитый выговор дедушки Криса, и слащавые ухаживания Риса, и холодное неуважение Нико.
* * *
Нико не плавал уже пару ночей, а сегодня ему нужно было снять напряжение. Лэндон и Рис наконец-то улеглись спать. Он был рад провести какое-то время в одиночестве, развеяться. Мило, конечно, что старые приятели заглянули к нему, но просто невозможно не замечать горячие ухаживания Риса, который буквально преследовал Келли. И не только это. Лэндон недалеко от него ушел, совершенно очарованный Зои. Эта парочка проводила много времени вместе. Они смеялись, болтали, подолгу гуляли.
Нико выругался. Можно подумать, что он оказался в волшебной стране, где людей мгновенно охватывает любовь.
Старые друзья превратились в совершенно невменяемых людей с горящими глазами. Даже после того, как Келли и Зои извинились и ушли к себе около десяти, мужчины продолжали сидеть, и на все лады хвалили дам Ангелис: какие они милые, красивые, нежные, яркие, забавные, чудесные и так далее, и тому подобное. Похоже, они заболевали.
Одно дело – видеть сияющего Риса, потому что это тому свойственно. Но Лэндон? Он был закоренелым холостяком и никогда особо не увлекался женщинами. Его легкомысленные и странные монологи, восхваляющие «крошку Зои», «миниатюрную Зои», были за пределами понимания Нико.
Вынужденный наблюдать за этой любовной лихорадкой, Нико понял, что этого достаточно, чтобы любой нормальный человек бросился прочь из дома. Впрочем, полночь – не лучшее время для бега по скалистым горам с воплями отчаяния. Он предпочел плавать, пока напряжение не спадет или пока он не утонет от переутомления.
Нико подошел к бассейну. На нем не было ничего, кроме обернутого вокруг бедер махрового полотенца. По привычке он посмотрел вверх, на окно Келли, и не увидел ничего, кроме темноты. Он пожал плечами. Она, должно быть, устала, ведь она работала сегодня двенадцать часов подряд – даже не спускалась ни к завтраку, ни к обеду. Но Рис, конечно, бегал туда-сюда, принося ей разные закуски. Нико не удивился бы, если бы она прибавила в весе целый фунт.
Он поморщился. Единственная цель прихода сюда – успокоиться, а не добавлять себе проблем, представляя, как и без того аппетитная мисс
Ангелис поправляется. Нико чертыхнулся. Может, он совсем сошел с ума?
Он развязал полотенце, потом замер и стал вглядываться в темноту за мостиком. Ему послышался какой-то звук. Может, сдавленный плач?
Кто-то в белом лежал на шезлонге, уткнувшись лицом в подушки.
Не нужно обладать выдающимся умом, чтобы догадаться, кто это. Большинство слуг уходили домой по вечерам, поэтому сейчас в особняке могли находиться только три женщины: экономка, Зои и Келли. Так как экономка была тучной дамой, а Зои очень хрупкой, следовал вывод: плакала Келли.
– Что за… – Завязав полотенце потуже, Нико направился к ней, не очень понимая, что он должен делать. Он не часто успокаивал плачущих женщин.
– Келли, – прошептал он, присев на корточки и кладя руку ей на плечо.
Она подскочила так, словно ее ударили.
– О боже!… – наполовину вскрикнула, наполовину всхлипнула Келли, повернувшись к нему. – Что… – она утерла слезы рукавом халата, – что…
ты хочешь?
– Я просто… – Нико показал на бассейн, – как раз собирался пойти поплавать, когда услышал, что ты…
Слово «плачешь» показалось ему слишком жестоким, и он, заменил его, на «здесь». Какое глупое объяснение! Он подавил очередное проклятие.
Она зашмыгала носом и посмотрела по сторонам в поисках заменителя носового платка. По какой-то непонятной причине сердце Нико сейчас было открыто для нее. И черт его побери, если он знал – по какой.
Нико поднял уголок своего полотенца.
– Вот. Можешь высморкаться. Она снова шмыгнула носом.
– Прошлой ночью я испачкала тебя кровью. – Девушка вытерла лицо рукавом своего халата, пробормотав: – Когда я уже научусь носить с собой платок?
– Что случилось, Келли? – спросил Нико. Он никогда не понимал женщин и этим ничем не отличался от миллионов других мужчин. Но сейчас ему очень хотелось узнать причину ее горя. – Ты больна?
Она выпрямилась и села, запахивая халат и обхватывая руками колени. Глядя куда-то вдаль, покачала головой.
– Я не больна, и ничего не случилось. Время от времени людям нужно поплакать.
– Мне не нужно, – возразил Нико.
– Я сказала «людям».
– А я кто, по-твоему? – спросил он с досадой.
– Я не знаю, кто вы, мистер Варос, но догадываюсь, что отец ваш был калькулятором, а мать – куском льда.
– Мило, – сказал он, – я пришел, чтобы помочь, а ты меня критикуешь.
Келли отвернулась и закусила губу. Нико понял, что она пытается сдержать слезы.
– Извини, – пробормотала она, посмотрев на него. Блеск на ее щеке выдал слезу, скатившуюся с ресниц, несмотря на все усилия. – Ты любишь все критиковать. Я не думала, что тебя это обидит. Это тихое замечание задело Нико. Вспомнились слова Риса, сказанные этим утром. Значит, она решила, что ей не нравится высокий, безжалостный брюнет… Безжалостный? Он вынужден был признать, что это, правда: поговаривали, что он становится безжалостным, когда сердится.
– Пожалуйста, уйди, – прошептала Келли.
– Рис сказал что-то не то, сделал что-то плохое?
– Нет, конечно, нет, – резко ответила она. – Мне просто… просто приснился плохой сон, и он меня расстроил.
– Сон? – Нико удивился. Ему почти никогда не снились сны, и, уж конечно, они не заставляли его плакать.
– Просто… просто дедушка Крис… Он очень злился по поводу… по поводу… – Голос не слушался ее. – В общем, нет свадьбы и… и нет правнука. Он был очень сердит.
Нико задумался. Ее страдания тронули его. Это было новое и удивительное чувство.
– Послушай, Келли, – мрачно сказал он, – твой дедушка любил тебя больше всех на свете. Кристос никогда бы не стал упрекать тебя за решение, которое ты приняла. И не нужно забивать этим голову.
