«Эх! Как давно это было», — с тоской я вспомнил столицу, собрал винтовку и опять поднял воинов.
Нужно было идти, и мы шли. Час за часом. Километр за километром. И, наконец, оказались в небольшой роще, откуда открывался превосходный вид на деревеньку с незатейливым названием Смирна. По крайней мере, если верить карте, и я не ушел с маршрута. Между нами и деревней поле, а на нем сотни людей и десятки легковых автомашин.
Сначала я не понял, кто эти гражданские и что они здесь делают. Но вскоре все разъяснилось. Это были этнические вальхи — поселенцы. Когда мы захватили южную половину материка Окс, царское правительство развернуло широкомасштабную агитационную компанию по переселению людей в колонию. Как водится, людям обещали льготы, подъемные премии, беспроцентные кредиты и землю. Вот многие и повелись. Точных цифр не знаю, но около пяти — шести миллионов этнических вальхов, как правило, из самых бедных слоев населения, перебрались на Окс. Люди верили, что они будут в безопасности. И вот итог. Началась война и многие не успели эвакуироваться. Кто поумнее, тот сразу схватил детей в охапку и драпанул, а копуши, наиболее зажиточные, долго собирались и оказались в окружении.
— Командир, может, сходим к нашим, попросим продуктов и новости узнаем? — спросил меня Костя Самохин.
— Погоди, — я покачал головой. — Они не просто так здесь стоят. Наверняка, беженцев остановили. Значит, здесь есть охрана.
Действительно, охрана была. Мы заметили людей в одинаковых коричневых куртках и с автоматическими винтовками. Но это были не солдаты. У всех имелись белые повязки с какими‑то надписями. Следовательно, скорее всего, это местные сепаратисты, которые переметнулись на сторону республиканцев.
— И что будем делать? — снова подал голос Самохин.
— Ждать до темноты. Ночью попробуем сходить к беженцам. А сейчас отдыхайте.
Я принял решение. Однако темноты дождаться не получилось. Примерно через час из деревни выехало несколько бронефургонов и грузовиков, которые были набиты республиканской пехотой и «коричневыми» сепаратистами. Они выгрузились возле лагеря, окружили его, и началось то, чего я не мог представить. Республиканцы открыли огонь по гражданским людям. Солдаты убивали некомбатантов без колебаний и сомнений. А потом стали хватать девушек и женщин, которых бросали наземь и насиловали. Крики. Выстрелы. Плач. Рокот движков. Слезы. Горе. Смерть. Смех карателей. Все смешалось.
Всякое я в жизни видел: войну, горе, кровь и много несправедливости. Но с геноцидом, а ничем иным убийство мирных людей быть не могло, столкнулся впервые. Вот и что тут сделаешь? Против трехсот вражеских солдат и пособников вчетвером не повоюешь. Это бесполезно. Однако и смотреть на то, что творилось в поле, было нельзя.
Механик — водитель Генри Шварц позвал меня:
— Командир!
— Что?
— Отдай приказ! Давай примем бой!
— Нет. Уходим.
Впервые мои бойцы не выполнили приказ. Шварц снял свой «тимур» с предохранителя, встал в полный рост, прислонился к дереву и выпустил в республиканцев очередь.
Он не попал. Расстояние между нами и лагерем более трехсот метров, а «тимур» эффективен на дистанции двести — двести пятьдесят метров.
«Что же ты наделал, Шварц!?» — я бросил на мехвода злой взгляд и приготовил к бою винтовку. Раз уж мы себя обозначили, надо показать нордам зубы и пустить кровь.
— К бою! — отдал я команду и посмотрел в снайперский прицел.
Первую жертву нашел сразу. Один из «коричневых» указывал на лес и что‑то кричал.
Предохранитель, щелк!
Досылая патрон, лязгнул затвор, а пластиковый приклад плотно прижат к плечу.
«Готов? — спросил я себя и тут же ответил: — Всегда готов! Работай, капитан Темников, и не промахивайся».
Только на секунду замешкался, успокоил сердце и дыхание. Пора.
Приклад винтовки ударил в плечо, а ствол подлетел чуть вверх, и тут же вновь принял горизонтальное положение. «Коричневый», в которого я стрелял, раскинув руки, свалился.
А вот и вторая жертва, вражеский командир. Крепкий и холеный мужчина в черном плаще. Он разрывал одежду на молодой женщине и еще не понял, что произошло.
Не раздумывая, я сделал два выстрела подряд и обе пули положил точно в спину республиканца. Он начал заваливаться набок, а женщина вырвалась и скрылась между автомашинами.
«Если не дура, сбежит», — промелькнула мысль, и я продолжил бой.
Мои парни поддержали своего командира. Только они танкисты, а не пехотинцы. Из автоматов стреляли плохо. Поэтому пришлось отдуваться мне. Но ничего не изменить, так сложилось. И, честно говоря, открыв охоту на нелюдей, которые убивали беззащитных, я даже был рад тому, что Шварц выстрелил. Он поступил вопреки здравому смыслу, но по совести. Я так не всегда могу поступать. Порой, целесообразность превыше всего. А когда бой уже начат, приходится биться.
Тем временем противник начал осознавать, что происходит. И оставив некомбатантов в покое, республиканцы и «коричневые» залегли и стали отстреливаться.
Над головой просвистели вражеские пули. Однако это только раззадорило меня, и я продолжал стрелять.
Выстрел — выстрел — выстрел! Республиканцы и «коричневые» получали свою долю свинца, но продолжали лежать. К сожалению, так продолжалось недолго.
Вражеские офицеры сообразили, что нас немного, и подняли своих ублюдков в атаку. Неразборчивая команда и вперед кидается полтора десятка солдат. Новая команда и такой же рывок справа. Республиканцы приближались, но я уже понял схему их движения, и не зевал.
Первый магазин опустел. Замена.
Поймал в перекрестье прицела передового вражеского солдата, и палец плавно потянул спуск.
Выстрел! Солдат свалился.
Еще один подставился.
Выстрел! Голова разлетелась.
К нему бросился товарищ, видимо, друг.
Выстрел! Еще один падает.
Винтовка дергалась, и с десяти патронов я достал еще как минимум шестерых.
Второй магазин пуст. Щелк! Отстегнул пустой магазин и загнал третий. Руки работали сами по себе, и все делалось на автомате.
Передернул затвор, приклад снова уперся в плечо, а правый глаз сквозь прицел начал поиск новых целей.
Противник залег, но только на время. Вскоре солдаты ползком направились к роще. И один из бойцов, видимо, в азарте, выполз на открытое пространство.
Отлично. Выстрел! И тяжелая пуля калибра 7.62 мм, с расстояния в восемьдесят метров, тут же пробила его лобовую кость и расплескала мозги этого человека по мокрой осенней траве. Разбираться и выцеливать противника некогда. Солдаты уже рядом. Поэтому стал бить на каждый шорох, и когда опустел третий магазин, откатился в сторону. Вовремя, так как лежку, где я только что находился, стали обстреливать из ручного пулемета.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
