Все, что я делал до этого, можно назвать гимнастикой, акробатикой, диетой, но только не йогой. С этого момента начинается самая трудная, самая опасная, с точки зрения учителей, но и самая интересная часть. Нужно добиваться утончения вибраций и держать йоговскую форму так же, как спортивную, потому что без практики она теряется, но зато и быстро возвращается, если снова начинаешь заниматься. Я провел один эксперимент в бассейне. Надев пояс с грузами, я ложился на край бассейна, приводил тело в вибрационный режим, затем, соскользнув осторожно в воду, ложился на дно и продолжал дышать в этом режиме. Я легко выдерживал четыре минуты, думаю, что, потренировавшись, мог был довести время под водой до пятнадцати минут. Никакой разницы нет, но нужна длительная тренировка. Чем тоньше вибрации и глубже расслабление, тем дольше можно находиться под водой.
Упражнения в утончении вибраций требуют аскетизма. Чтобы удерживать форму, нужно продолжать выполнять асаны, очищающие упражнения и сидеть на строгой диете, перемежая ее полными голоданиями по десять-двенадцать дней. И само собой, нужно учиться расслабляться все глубже и глубже. Утончение вибраций и расслабление, может быть, даже и есть один и тот же процесс, один шаг в расслаблении тут же ведет к утончению. Кофе и алкоголь, как я заметил по опыту, вызывают заметное огрубление вибраций. Я не пробовал никаких наркотиков, кроме марихуаны, не знаю, как влияют другие, но курение марихуаны необыкновенно глубоко утончает вибрации, недаром какой-то учитель предложил своим ученикам один раз попробовать покурить марихуану, чтобы прочувствовать, чего нужно добиваться с помощью упражнений йоги.
Примерно в это же время я первый раз столкнулся с паранормальным явлением.
Я жил на острове Ольхон, уединенно в лесу, в избушке, в стороне от поселка. Я работал на местной метеостанции инженером-гидрологом. Мои обязанности были несложными – собирать информацию с тринадцати метеостанций, разбросанных у северной части озера Байкал.
Люди жили в первобытных условиях, по две-три семьи на каждой станции. Вместо того чтобы проводить научные наблюдения, они предпочитали нарубить дров в лесу, растопить печь и сварить суп хотя бы один раз в день. Летом было трудно добывать воду ведром из-за штормов, а зимой нужно было долбить лед в полтора метра толщиной. Мужья сами принимали роды у жен. Болели редко, наверное потому, что в сотне километров не было ни одного доктора. Ближайшая больница была на острове Ольхон в нашем поселке. А в Иркутске, в центре информации, ученые-метеорологи ломали головы над мистикой цифр, делали феноменальные открытия, а потом, одумавшись, посылали запрос ко мне, чтобы я пробрался на станцию (по суше дорог не было, а морем или через лед добираться очень трудно) и еще раз проверил все наблюдения на месте. Я пытался обучить своих сотрудников прогнозировать данные, но их головы были так забиты дровами, детьми, стиркой, починкой, ревностью и еще бог знает чем, что я предпочел сам получать от них цифры, проверять и посылать их в научный центр. Чтобы хорошо справиться с этой работой, достаточно было уметь считать до десяти. Мой ум был свободен, что очень важно для практики йоги, моему уединению никто не мешал. Я вставал в пять утра и выполнял упражнения до восьми тридцати. С девяти до пяти я должен был сидеть за рабочим столом, где заодно занимался дыхательными упражнениями. С пяти тридцати до девяти я снова упражнялся дома, в девять ложился спать, еще час тренировался в вибрационном дыхании во время глубокого расслабления и примерно в десять засыпал. Спал я на медвежьей шубе, расстеленной на полу, – в избушке у меня ничего не было, кроме этой шубы и двух чемоданов.
На этот раз я обратил внимание, что ветер усиливается и провода за стеной гудят иначе – по гудению проводов я определял силу ветра. Провода уже не гудели, а как-то пели, словно струны гитары. Лежа, я вошел в вибрационный ритм дыхания и непроизвольно вслушивался в пение проводов, а затем стал жужжать всем телом в такт этому звучанию. Вдруг со мной стало происходить что-то непонятное. Пение проводов вызвало в голове тончайшие вибрации, казалось, что вибрирует каждая клетка. В следующее мгновение вибрации устремились вниз через шею и захватили все тело чуть-чуть грубее, чем в голове. Через несколько секунд вибрации тела стали все более утончаться и на самой верхней ноте прекратились. Какая-то могучая сила бросила меня вверх, и пол подо мной исчез. Я оказался в полной невесомости. Меня охватил ужас, во мне появилось огромное сопротивление этому неизвестному состоянию. Если бы не страх и не это отчаянное сопротивление, я бы испытывал только наслаждение. Все началось так внезапно, что я не успел понять, что случилось. В это время в теле снова появились тончайшие вибрации, они стали грубеть, затем через шею поднялись к голове и, меняя частоту, исчезли – в это мгновение я плавно приземлился, подо мной появился пол.
Идиот! Трус! Это же левитация! В крайнем возбуждении я всю ночь ходил из угла в угол по комнате, вспоминая тончайшие оттенки этого состояния и кляня себя за упущенную возможность побыть в нем подольше.
Приступая к дыхательным упражнениям, я ничего толком о них не знал. Один автор упомянул вскользь – пусть дыхательные упражнения рассказывают сами о себе. Я думаю, что когда я глубоко погрузился в вибрационное дыхание, произошел резонанс: более тонкие вибрации проводов наложились на мои более грубые, и это привело к такому захватывающему состоянию. Мне нужно было бы очень много работать над собой, прежде чем я добился сам такого эффекта.
Тут же на Байкале я страшно увлекся другим феноменом – ночными полетами во сне. Многие говорили мне, что летают во сне, но на вопросы о подробностях я ни разу толком не добился ответа. Мне же пришлось учиться летать самому. Однажды мне приснилось, что я карабкаюсь по отвесной скале вверх и вижу, к своему ужасу, что уступов становится все меньше и цепляться совсем не за что. И тут я осознаю, что уже должен сорваться в пропасть, но какая-то сила поддерживает меня. Оказалось, что я могу лететь, а скала нужна мне скорее как психологическая опора.
Я очень хотел, чтобы это состояние невесомости появилось и на следующую ночь. Переход ко сну обычно осуществляется через поверхностные грубые вибрации где-то в области головы и шеи, и, если начинаются обычные сновидения, это чаще полубессознательное состояние. На этот раз во сне я оказался в какой-то незнакомой местности и очень скоро почувствовал, как другие, более тонкие вибрации прошли через мое, но уже не физическое, а более тонкое тело, в котором я находился. Ко мне вернулось сознание. Я знал, что мое физическое тело спит себе спокойно в своей избушке, а я нахожусь невесть где, но неразрывно связан со своим телом. Я попытался взлететь, но на высоте больше пяти метров стал трусить. Как только теряется уверенность, непроизвольно спускаешься к земле, как на парашюте. Тогда я стал разбегаться и взлетать, снижаться и снова взлетать все выше и выше. Гораздо позже я прочитал о существовании инфраастрального и астрального тел, здесь же я хочу вспомнить свои личные ощущения, не пользуясь чужой терминологией. Тогда я только начал познавать неизвестные состояния и еще ничего не знал про другие тела из личного опыта.
Вначале во время полетов я пытался помогать себе руками, но потом понял, что это ничего не дает, – полетом управляет только мысль. Почти каждую ночь я продолжал учиться летать. Если ко мне не приходило это состояние, я считал ночь потерянной. Я включал в свои упражнения все то, что, по моим ожиданиям, могло помочь полетам. Я где-то читал, что шаманы, чтобы войти в состояние транса, выполняли телодвижения, похожие на дикую пляску. Перед тем как лечь спать, я бегал по пересеченной местности до изнеможения, а потом пускался в пляс в своей избушке. И еще одно важное упражнение я выполнял каждый день после работы. У самого озера была высокая скала Шаман-камень. Я поднимался на самую вершину, садился на край уступа и в течение часа отрабатывал мысленные падения вниз. Я представлял себе, что срываюсь и падаю снова и снова, чтобы испытать реальность ощущения падения. Оба эти упражнения мне очень помогли. Постепенно дни потеряли для меня всякий интерес и были нужны только для отработки упражнений. Я старался ни с кем не встречаться и не разговаривать, не читал ни книг, ни газет, не ходил в кино и ни на что не отвлекался. Месяца четыре с начала полетов я вообще не помню, вероятно, я жил в полубессознательном состоянии. Но зато какие у меня были ночи! Я стал раньше ложиться спать, чтобы укоротить дни, и стоило мне лечь на мою медвежью шубу, как почти в следующее мгновение я с наслаждением чувствовал тонкие вибрации – и мое сознание возвращалось ко мне в другой реальности. Тогда я не знал, что можно было управлять полетами во времени и пространстве с помощью еще более сложных упражнений, и поэтому попадал неизвестно куда. Я не любил больших городов и пролетал высоко над ними, но предпочитал низко парить над маленькими селениями. Помню, я летел над базарной площадью какого-то восточного города. Пожилая женщина несла плетеную корзину в одной руке и узел в другой. Вдруг она подняла голову и, увидев меня над собой, выронила свои вещи от изумления и села на землю. Прохожие стали смотреть вверх и заметили меня, мне пришлось улететь. До этого я почему-то думал, что невидим. В другом месте я хотел понаблюдать за людьми, сидевшими за праздничным столом в саду. Я завис над ними, но меня тут же заметили, и я улетел. Раз на меня залаяла собака, когда я собирался рассмотреть цветочную клумбу на роскошной вилле. Как-то днем после ночных полетов я хотел вспомнить подробнее вид одного старинного города, но кроме остроконечных крыш так ничего и не припомнил. Я видел столько крыш!
