на все запросы и требования, поступающие извне. Вступив на «землю обетованную» политические смутьяны как мужского, так и женского пола первым делом направляли свои стопы в книжный магазин Элпи́дина на Пьера-Фатьо, 6. Хозяин сего заведения, кое носило его имя был широко известен не только в Швейцарии, но и за её пределами, как революционер, узник царских казематов, совершивший героический побег, а нынче преуспевающий издатель готовый словом и делом поддержать вновь прибывших из России. Никто из постучавших в дверь книжного магазина не остался без помощи: некоторая сумма денег, жилье на несколько дней и, самое главное рекомендательное письмо к тем, кто окажет им содействие в получении работы или иных источников дохода. Мало кто знал, что причиной сей благотворительной деятельности было не только доброта и сострадание, но и некие обязательства, кои господин Михаил Константинович Элпидин имел перед одним из сотрудника французской полиции, имевшему обширные связи не только со своими коллегами из Скотленд-Ярда, но и в Форен-офисе. На каждого российского эмигранта составлялось подробное досье, но на наиболее любопытных субъектах, о которых Михаил Константинович своевременно сообщал своему куратору, оно было исчерпывающим. Отслеживалось всё: изменение места жительства, наличие долгов, смена любовника или любовницы, устройство вечеринок, склонность к спиртным напиткам или наркотикам, увлечение азартными играми и прочая, прочая, прочая. Было ещё несколько мест, популярные среди русской диаспоры. Среди них ресторан «Трайбер» на улице Террасьер не мог похвастаться большой известностью, но зато здесь можно было без помех встретиться и переговорить с нужным человеком, не привлекая лишнего внимания. Именно подобная встреча проходила в один из июньских дней 1878 года. Двое безукоризненно одетых мужчин, возраст коих явно не превысил сорока лет. Не смотря на статские костюмы, внимательный наблюдатель мог бы сделать вывод о том, что они явно носили когда-то офицерские мундиры. Но таковых не было, ибо в это время в ресторане большинство столиков пустовало, а немногочисленные посетители не обращали внимание на присутствующих и наслаждались поглощением прекрасно приготовленных блюд, коими славилась швейцарская кухня.
И так эта пара, потягивая кофе вели неспешную беседу. Разговор вёлся на русском языке, причем если для одного из собеседников с густой шапкой темно-русых волос он был явно родным, то его визави коей мог похвастаться коротко подстриженной рыжей шевелюрой, разговаривал с акцентом, присущим уроженцам Туманного Альбиона.
— Господин Кравчинский, начал англичанин, кого вы могли бы порекомендовать для организации устранения императора Александра ІІ? Прежде чем вы предложите кандидатуру, позвольте высказать несколько рекомендаций.
Во — первых, этот человек должен быть из великороссов. Никаких поляков и иудеев. А во-вторых, следует обратить особое внимание на происхождение этого вашего «Брута». Вы представляете, насколько усилится эффект этого действия если он будет из крестьян или из пролетариев. Казнь монарха должна совершить рука народа. И именно русского народа, дабы рассеять последние иллюзии о возможности любого диалога монарха с обывателями. Carthago delenda est, Ceterum censeo Carthaginem delendam esse (Карфаген должен быть разрушен). Надеюсь, мой друг, не утомил ли я вас столь длинным вступлением и готов внимать.
— Какие могут быть обиды между друзьями, милейший сэр Джон, — с улыбкой ответил поручик в отставке, а ныне непримиримый борец за освобождение простого народа — Сергей Михайлович Кравчинский. Узы, кои нас связывают прочнее дружеских или даже кровных. Мы компаньоны, коих объединяет общая цель — уничтожить монархию в России. А что будет дальше…, - на этих словах Кравчинский на минуту замолк, видимо собираясь с мыслями, а затем одним глотком допив кофе, затем подал знак официанту принести напитки покрепче и продолжил:
— Чему быть, того не миновать, — но заметив недоумённый взгляд своего визави повторил эту пословицу уже на английском: «no flying from fate» (от судьбы не уйдёшь). Но пока мы союзники и перейдём к делу. Человек, который соответствует всем требованиям, кои вы только что озвучили есть, его биография весьма любопытна, весьма…, - и Кравчинский начал свой рассказ. А подбирать слова и говорить он умел да так, что собеседник начинал ощущать себя свидетелем этих событий.
И так, Халтурин, Степан Николаевич. Двадцать два года. Его отец, принадлежал к государственным крестьянам и к концу своей жизни в волостном правлении был объявлен его капитал, коей был оценён в сорок тысяч полновесных российских рублей. Он владел мельницей, торговал хлебом, сушенными грибами и ягодами. Деньги буквально прилипали к его рукам.
Услышав эту сумму, англичанин встрепенулся и мгновенно перевёл эти цифры в более привычную для него валюту: «Однако, почти шесть с половиной тысяч фунтов. Господин Кравчинский, вы не преувеличиваете? Или у вас все селяне настолько богаты?
— Есть беднее, есть и значительно богаче, но дело не в этом, — отмахнулся Сергей Михайлович и продолжить вещать. Сын пошел явно не в отца, обладая пытливым умом и любовью к чтению, не хотел учиться, дабы в будущем крепко стать на ноги. Поступил в земское училище, кое вполне заслуженно именовалось в народе «вятским университетом», но был отчислен за неуспеваемость, имея отличные оценки лишь по черчению и по «ремеслу», сиречь столярному делу. Далее, сей юноша решил уехать со своими друзьями в Америку, дабы основать там коммуну, тем паче что после смерти отца, родственники ему выделили полторы тысячи рублей в качестве отступного. А далее, почти как в романе: обманом у него выманили заграничный паспорт и практически все деньги, а потом бросили. Пытаясь догнать этих жуликов, наш неудавшийся эмигрант добрался до Санкт-Петербурга где брался за любую работу, ибо вернуться домой ему не позволяла неумеренная гордыня. И тут, очень удачно для него и не менее удачно для нас, сей юноша встретил своего учителя из училища некого Котельникова, коей сумел его пристроить в мастерскую по изготовлению учебных пособий. Василий Григорьевич, так звали этого доброго самаритянина, не только помог бедняге заработать на кусок хлеба, но не оставил его без душевной поддержки и сумел объяснить кто виноват в его бедах. Виноватыми оказались все, от жандармского унтера, отказавшегося выслушать сбивчивый рассказ растерянного парня у которого украли паспорт и кончая генералами, министрами и самим царём-батюшкой. Нет, Котельников не состоял в тайных обществах, но для определённой категории лиц, коя гордо именовала себя интеллигенцией не было ничего приятней, чем сказать гадость про свою же власть, а уж если подворачивался случай не только сказать, но и что-то сделать, и при этом не опасаясь никаких неприятностей, так это просто именины сердца. А посему он рассказал о сем перспективном юноше на одной из вечеринок, где собирались лица, сочувствующие делу борьбы с царизмом.
