Фило растерянно покосился на Мате: что отвечать? Но тот знал это не лучше его самого.
- Э, да они никак немые, - издевательски продолжал "волк". - Сейчас мы им языки поразвяжем.
- Стойте! - вмешался "барашек", который тоже оказался рядом. - Уж не генуэзцы ли к нам пожаловали?
- Генуэзцы, генуэзцы! - зашумели кругом. - Больше некому! Эй, баран, беги скорее за стражей, а уж мы их покуда покараулим, голубчиков.
"Беда! - решил Мате. - Надо спасаться"
- Погодите, друзья! - отчаянно закричал он. - Какие мы генуэзцы? Мы ученые!
Фило схватился за голову. Что он говорит! Ну, теперь они пропали окончательно...
- Ах, вот оно что, они ученые! - злорадно загалдели обступившие их чудища. - Откуда же? Уж не из Ослании ли? А может быть, из Болвании?
- Да что там разбираться, - рассудил "волк", - качай их, обсыпай мелом! Да погуще - пусть знают нашу щедрость!
Спустя мгновение бедных путешественников было не узнать. Выбеленные с ног до головы, они походили на мельников или на снежного человека, если только таковой существует. Но тут, на их счастье, снова запел жонглер, и все невольно обернулись в его сторону. Передышка была короткой, и все же она решила исход дела.
- Бежим! - шепнул Мате.
И друзья изо всех сил пустились наутек.
В ЯМЕ
Фило и Мате бежали, петляя по переулкам, то и дело спотыкаясь и подбадривая друг друга. Как сквозь сон, долетали до них сзади крики и улюлюканье. Но постепенно они затихли, и на пустынной, захолустной улочке беглецы рискнули, наконец, отдышаться.
- Фу-у-у! - в изнеможении выдохнул Фило, обтирая лицо платком. - Ну и заварушка! Никогда не испытывал ничего подобного.
- А все ваши неуместные восторги, - упрекнул его Мате.
- Вы тоже хороши, - добродушно отозвался Фило. - И дернула вас нелегкая сболтнуть, что мы ученые...
Мате вынужден был сознаться, что это не самый умный поступок в его жизни. Зато средневековый карнавал раскрылся ему во всей красе.
- И как, нравится? - иронически поинтересовался Фило, выколачивая из себя тучи белой пыли.
- В общем, неплохо. Только не все понятно. Что, например, означает это чрезмерное прославление шутов и дураков? Послушать вашего жонглера, так дураки - соль земли. А что говорит Омар Хайям? Он говорит: "Водясь с глупцом, не оберешься срама".
Фило предостерегающе поднял палец.
- Осторожно, предубеждение! Дурак дураку рознь. Иной раз люди, которых считают дураками, на поверку оказываются честными, храбрыми, готовыми рисковать жизнью за доброе дело и к тому же вовсе не глупыми. Заметьте: дураками их называют не такие же, как они, простодушные и самоотверженные, а злыдни, живущие по закону: все для себя и ничего для других.
- А ведь верно, - раздумчиво произнес Мате. - Вот и в народных сказках герой сплошь да рядом сперва дурачок, а под конец - добрый молодец. Возьмите нашего русского Иванушку-дурачка...
Фило нашел, что пример отличный, но тут же заметил, что их можно привести куда больше. Шут, дурак, безумец - эти образы постоянно встречаются не только в устном народном творчестве, но и в прославленных произведениях литературы. Иные литературные герои совершенно сознательно придуриваются или надевают на себя маску безумца. Вот хоть бравый солдат Швейк. Кто он? Идиот, как называет его поручик Лукач, или умница?
- Ни то, ни другое, - сказал Мате. - Швейк - умница, прикидывающийся идиотом. Это дает ему возможность излагать свои мысли без оглядки на Бога и короля. Способ, вполне подходящий для персонажа комического.
-Только ли для комического? - возразил Фило. - Безумцем прикидывается и трагический Гамлет30. А для чего? Не для того ли, чтобы противопоставить свое ложное безумие ложной мудрости Полония и подлости Клавдия?
-Ложное безумие против ложной мудрости... - задумчиво повторил Мате, медленно бредя куда глаза глядят рядом со своим товарищем. - Но ведь именно это мы только что видели на карнавале!
Фило удовлетворенно вздохнул, как учитель, который незаметно подвел ученика к верному выводу. Дошло наконец! Между прочим, пора бы уж Мате знать, что карнавал в средние века играл совершенно особую роль в жизни народа.
- Почему же особую? - удивился тот.
Фило нетерпеливо повел плечами.
- Сразу видно, что вы никогда не были средневековым человеком. Да ведь он совершенно задавлен сословными и религиозными предрассудками! Карнавал единственное место, где он не чувствует себя скованным. Только здесь в полной мере прорываются наружу его юмор, изобретательность, естественное стремление к свободе, радости... Чувство собственного достоинства, наконец.
- Иначе говоря, карнавал для средневекового человека - что-то вроде отдушины?
- Вот-вот. Единственная возможность побыть самим собой, хотя бы и под маской.
- Как говорится, смех - дело серьезное, - пошутил Мате.
- И весьма! Неспроста образ шута занимает такое важное место как раз в самом нешуточном литературном жанре - в трагедии. Возьмем знаменитых шутов Шекспира. Какого глубокого смысла полны подчас их дурашливые песенки и дерзкие остроты! Сыграть шекспировского шута - значит, прежде всего, сыграть роль философскую. А это не всякому под силу. Тут недолго и провалиться. Вот, помню, шел спектакль...
Фило пустился в театральные воспоминания и говорил, говорил, пока не ощутил какую-то непривычную пустоту рядом. Он обернулся - Мате исчез!
- Мате! - встревоженно позвал он, сразу почувствовав себя беззащитным и затерянным. - Мате, где вы?
Ноги у него подкашивались, он готов был заплакать от нестерпимого одиночества, как вдруг - о радость! - откуда-то снизу послышался глухой голос:
- Я здесь!
- Где это - здесь?
- В яме. Я провалился.
- В прямом смысле слова?! - ахнул Фило, заглядывая в темное отверстие, зияющее посреди тупичка, куда они невзначай забрели.
-Уж конечно не в переносном, - отозвался Мате. - Я ведь не играю шекспировского шута.
Фило в отчаянии заломил руки. Он еще шутит!
- Какие там шутки! - вспылил Мате. - Человек провалился в глубокое средневековье, к тому же кто-то дергает его за штанину, а вы... Чем глупости болтать, помогли бы мне лучше выбраться отсюда.
- Сейчас, сейчас, - засуетился Фило, неловко топчась на краю ямы. Дайте-ка руку! Так... Теперь подтянитесь. Еще немножко... Ай! Что вы делаете? Зачем вы втащили меня в эту дыру?
- Спросите у меня что-нибудь полегче, - покаянно пробормотал Мате, помогая товарищу подняться после падения.
- Проклятая полнота! - причитал Фило. - Если уж я не смог вытащить из ямы вас, так представляете себе, кто же вытянет из ямы меня?! Ничего не поделаешь, придется нам с вами немедленно сесть на диету.
- На что сесть? - не расслышал Мате.
- На диету. В восемь часов утра - стакан сырой воды. В десять - тертое яблоко. В двенадцать - немного сырой капусты и так далее и тому подобное. Ничего мучного. Ничего жирного. Ничего сладкого. Иначе торчать нам здесь до тех пор, пока не явится какой-нибудь чемпион по поднятию тяжестей.
- Ой! Ой-ой-ой! - вскрикнул Мате.
- В чем дело? - спросил Фило. - Вам не нравится моя диета? Могу предложить другую. В восемь утра - чашка чая без сахара. В десять - сырое яйцо...
- Да отвяжитесь вы со своей диетой! Кто-то пребольно ущипнул меня за ногу.
- Ox!-в свою очередь вскрикнул Фило. - И меня тоже.
- Безобразие! - негодовал Мате. - И какой дурак выкопал эту яму? Ну, попадись он мне только - уж я ему покажу!
- Боюсь, что этот дурак - я, - донеслось сверху, и в яму заглянула чья-то голова в широкополой войлочной шляпе. Потом голова исчезла, и вместо нее появилась лестница.
Мате так ей обрадовался, что, выбравшись на свет Божий, сразу же забыл о своей угрозе.
- Клянусь решетом Эратосфена, вы добрый человек, - сказал он, горячо пожимая руку мужчине лет пятидесяти, плотному, несколько медлительному, в холщовой, до колен складчатой блузе, делавшей его похожим на садовника.
- Что вы! - сконфузился тот. - Я всего-навсего сын доброго человека. Меня так и зовут. Сын Добряка.
- Оригинальное имя. - Мате неловко кашлянул. - А я вот назвал вас... в общем, не слишком-то вежливо.
- Полноте, - спокойно возразил Сын Добряка. - Я не в обиде. Иногда я и сам себя так называю...
"А он, оказывается, с причудами! - подумал Фило, исподволь вглядываясь в лицо незнакомца. - Какие, однако, интересные у него глаза! Близко посаженные, пристальные и в то же время рассеянные. Глаза человека, поглощенного своими мыслями..."
- Добрейший Сын Добряка, - сказал он, - не объясните ли, для чего вам понадобилась эта яма?
- Яма? - переспросил тот, словно просыпаясь. - Ах, яма... Я вырыл ее для кроликов.
Мате засмеялся. Так вот кто обглодал его джинсы!
Сын Добряка окинул Мате своим пристально-рассеянным взглядом, как бы желая выяснить, что именно тот называет джинсами, и тут только заметил следы мела на непривычной для него одежде. Он сочувственно улыбнулся: синьоры, конечно, с карнавала! В таком случае, не пожелают ли они зайти к нему, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок?
