змеились, никак не ожидалось, что в них может быть такая жуткая сила, заставившая Тинтина плюхнуться на место. Суп плеснулся через край. Пришлось расставить ноги, чтобы не испачкать шорты и кеды.
– Ты не меня убиваешь, – заговорил он, глядя в суп. – Думаешь, тебя все обижают, ты от этого вся такая хорошая? Ничего подобного! Твоя обида делает тебя саму монстром. Тебе надо не с ним бороться! Пойдем со мной! Девчонки тебе помогут.
Нинка сделала шаг, легко снимая с себя руки-сучья. Только зеленые сопли тянулись за ней, не отпуская. Закричала:
– Да! Я – хорошая! А вы все – все, все, все, – она тыкала в темноту за спиной, словно хотела пересчитать деревья, – плохие. Все из-за вас! Вы должны быть наказаны. Потому что вам было хорошо, когда мне было плохо. Теперь пускай всем вокруг будет плохо. И да – я останусь очень-очень хорошей, что бы с вами не происходило. На вашем-то фоне.
Нинка отвернулась. Тинтин помешал в тарелке. Ложка была тяжелая, она неприятно карябала по дну. В супе плавали кусочки чего-то темного. Тинтин покосился по сторонам. Двое уродцев вовсю орудовали ложками в своих мисках. Кто-то хрустел чем-то, зажатым в лапке. Младенец вертел шпажкой. Длиннорукий поправлял полешки в костре. Трехглазый задрал все свои глаза, пытаясь что-то высмотреть под челкой. Был тут еще плоскоголовый, он пускал пузыри и сосредоточенно их изучал. Девчонка с длинной-длинной косой наматывала эту самую косу на все, что попадало ей на глаза – на руку, на ногу, на тонкую шею соседу, который все пытался доесть суп, но кончик косы падал в тарелку, что вызывало у него возмущение, а у девчонки тихий смех. Трещал и пофыркивал огонь.
Тинтин почувствовал, как под локоть его мягко подтолкнули. Боку стало тепло. Серый зверек, похожий на собаку. Уши торчат домиком. Огромные глубокие глаза. Зверек носом подпихивал его под локоть. Тинтин поднял ложку, посмотрел на Нину.
– Эй! – позвал он.
Нинка слабо улыбнулась.
Он сунул ложку в рот. Теплый суп приятно прошел по пищеводу. Закружилась голова. Ложка стала неподъемной. Рука сама опустилась, перед глазами все стало двоиться и троиться.
– Из чего он?
– Деликатес! – веселился в шляпе. – Из жира дракона. Хороший яд, между прочим.
– Могла бы и предупредить, – прохрипел Тинтин, чувствуя, как сдавливает горло, как становится нечем дышать.
Головокружение превратилось в нестерпимую боль, и Тинтин полетел головой в костер. Действительность обернулась светящимся калейдоскопом, в нем замелькали цветочки, кружочки и бабочки. Лицу стало неожиданно прохладно от приятного сквознячка.
Открыл глаза, уверенный, что не увидит ничего. Но перед ним оказался Егор. Он сидел на корточках и махал над его лицом остатками упаковки от мармеладок. Это и давало тот самый приятный сквознячок.
– Опять упал? – хрипло спросил Тинтин, переворачиваясь на живот. Дышать было тяжело, голова не поднималась. Щека неприятно терлась о песок.
Егор мелко закивал.
– Брякнулся и еще дергаться начал. Синицына за водой побежала.
Вспомнил. Осторожно коснулся шеи, сглотнул. Продышался. Вроде жив. Пробормотал:
– Я Нинку видел. Она опять меня убила.
Запищала дверь. К ним бежала Туся с кастрюлей в руках. Егор поднялся на ноги, заговорил громко, чтобы бегущая Синицына его тоже слышала.
– А я говорил, не лезь. Она же крези. Псих.
– Нет, ей просто нужна помощь, – пробормотал Тинтин, с трудом придавая себе вертикальное положение. Голова все еще кружилась.
Туся налетела.
– Вот! Надо же побольше?
Она резко затормозила перед песочницей. Вода плеснулась Тинтину на кеды.
– Лучше на руки полей, – посоветовал Егор.
– А чего было? – Туся расплескивала воду вокруг себя, не забывая поливать коленки Тинтина. – Ты как появишься, как начнешь биться башкой о бортик, как начнешь что-то бормотать. Ой, мамочки, я чуть от страха не скончалась.
– Он Козлову видел, прикинь, – вступил Егор и сразу повернулся к Тинтину. – Она своими приколами кого хочешь угробит. Одна училка от нашего класса отказалась. Из-за нее. Ага.
– А вы чего? – спросил Тинтин, ловя ладонями прыгающую туда-сюда струю воды. Туся из-за своих переживаний уже и забыла, что и зачем поливает – больше всего досталось песку. – Человека колбасит, а вы радуетесь.
– А чего мы-то должны? – спокойно отозвался Егор. – Она нас бьет, а мы с ней обниматься? Да ее сжечь не жалко. После девятого свалит, все заживут спокойно.
Туся прижала к себе пустую кастрюлю и с восторгом посмотрела на Тинтина. Егор покосился на нее и кашлянул.
– А ты чего – вот прямо так влюбился и готов на все? – прошептала Туся.
– Да не влюбился я, – Тинтин встряхивал мокрые руки, с опаской глядя на кастрюлю. Она его смущала своим блеском. – Говорю же, у меня к ней дело.
– Ну ты прям как герой – подвиги совершаешь, – вздохнула Туся.
– Да какие подвиги, – надвинулся Егор. – Денег она ему одолжила, он пришел вернуть. Не мешай человеку.
– Потрясающе! – не могла успокоиться Туся. – Она тебя, а ты вот так, да?
– Мы тогда все? – Егор тянул Тусю за собой. – Мы тогда пошли. Хватит пялиться, – подпихнул он Тусю. – Двигай давай.
Туся пошла, но все еще оглядывалась. Наконец она вырвалась, подбежала к Тинтину и протянула кастрюлю.
– Держи! – пискнула она. – Потом вернешь. А я в этом доме живу.
– Синицына! – рявкнул Егор.
Туся разжала руки, выпуская кастрюлю, на цыпочках побежала к Егору, обернулась.
– Ты Нинке скажи, чтобы возвращалась. Она, конечно, того, но мы ее любим. Ага! Это раньше не любили, а сейчас уже можем. Лето прошло. Другой класс. Я ее больше никогда-никогда не обижу. Чесслово.
Егор поволок Тусю прочь. Тинтин посмотрел вокруг себя. Песок намок и стал жестким – опираться на него ладонью было неприятно.
– Ага, вы идите, а у меня дело, – Тинтин копнул песок пяткой. – Надо до пяти успеть.
Он заглянул в кастрюлю. Внутри она была не такой блестящей, как снаружи, в ее недрах шли длинные тонкие царапки. Что-то в этой кастрюле варили, а может, парили. Собирались за столом, доставали вилки и ложки, расставляли тарелки, может быть даже клали салфетки. От еды начинало вкусно пахнуть по всей квартире, даже кактус на подоконнике приободрялся. Потом все рассаживались, кто на стульях, кто на табуретках, мелким подкладывали подушки. Разливали суп, предлагали взять хлеб – ноздреватый черный и мягкий белый, – искали в холодильнике хрен или горчицу. Мелкие хлюпали с ложек, взрослые склонялись к тарелкам.
Темнота дна приблизилась. В глубине щелкнуло, словно стали показывать фильм про другую, неуютную и не такую аппетитную жизнь. В Нинкиной квартире не пахло вкусной едой, здесь ели кто и когда успевал. Здесь старались поскорее разойтись, а не собраться.
