— Доктор Кушмен, — снова заговорил судья Уэбстер, — вам известно, каким был рост покойной?
— Пять футов пять дюймов. Приличный рост для старой женщины…
— Вы бы сказали, что раны на голове Фанни Эдамс, находившейся на высоте пяти футов и пяти дюймов от пола, таковы, какие мог нанести мужчина ростом всего в пять футов семь дюймов?
— Протестую! — рявкнул Феррис Эдамс.
Снова началась перебранка, и судья Шинн снова велел свидетелю отвечать.
— Я не могу сформировать мнение на этот счет, — сказал доктор Кушмен, — не зная точно, в каком положении она находилась, когда ее ударили. Если ее голова была наклонена вперед, это все меняет.
— Тем не менее, если предположить, что покойная стояла прямо, не наклоняя голову, разве не правда, что…
— Протестую!
В конце концов судья аннулировал вопрос. Джонни казалось, что он выносит решения, более-менее руководствуясь выражением лиц присяжных. Пиг увлеченно строчил в своем блокноте.
Энди Уэбстер махнул рукой и сел, а Феррис Эдамс вскочил снова.
— Хотелось бы прояснить этот момент, доктор Кушмен. По-вашему, мужчина ростом пять футов семь дюймов мог нанести такие раны?
— Протестую! — завопил Энди Уэбстер.
— Протест отклоняется.
Джонни подумал, что это решение судьи Шинна имело мало общего с соблюдением процедуры или его планом как можно сильнее испортить протокол. Он просто хотел услышать ответ.
— Мог, если голова была в определенном положении, и не мог, если не была. — Доктор Кушмен посмотрел на старого Энди с нескрываемой враждебностью. — Не могу ответить. И вряд ли кто-нибудь бы мог.
После этого комфортского медика отпустили.
* * *
Следующим свидетелем, вызванным Феррисом Эдамсом, был сам пристав. Судья Шинн с серьезным видом поднялся, обошел вокруг своего кресла, поднял Библию и принял присягу, после чего вернулся на место.
— Вы обнаружили тело Фанни Эдамс, констебль Хэкетт?
— Да.
— Расскажите нам, что произошло 5 июля во второй половине дня — как именно вы нашли тело, и что случилось потом.
Берни Хэкетт поведал, как в субботу в десять минут четвертого он отправился в дом тетушки Фанни поговорить с ней о плане страхования ее ценных картин, как он нашел кухонную дверь открытой и обнаружил мертвое тело Фанни Эдамс на полу ее студии рядом с кухней. Он опознал в вещественном доказательстве «А» кочергу, которую нашел возле тела.
Хэкетт сразу же позвонил судье Шинну, а как только положил трубку, ему позвонила Пру Пламмер, которая подслушала его разговор с судьей (мисс Пламмер сердито уставилась на него со «скамьи присяжных»), сообщить, что около без четверти два в заднюю дверь ее дома постучал бродяга и попросил поесть. Она отказала ему и видела, как он идет по Шинн-роуд, сворачивает к дому тетушки Фанни и направляется к ее кухонной двери. После этого Хэкетт позвонил доктору Кушмену в Комфорт, а потом прибежали судья Шинн и мистер Шинн…
— Когда вы впервые увидели тело, до прибытия судьи и мистера Шинна, — спросил Феррис Эдамс, — вы заметили часы-медальон, висящий на золотой цепочке вокруг шеи покойной?
— Заметил.
— В каком состоянии были часы?
— Камея спереди была разбита, и футляр открыт. Я подумал, что один из ударов не попал по голове, а пришелся по груди и разбил часы.
— Это те самые часы? — Эдамс протянул медальон Хэкетту.
— Да.
— Вещественное доказательство «Б», ваша честь… Какое время показывали часы, когда вы впервые их увидели?
— То же, что и сейчас. Тринадцать минут третьего.
— Они были не только разбиты, но и остановились?
— Да.
Констебль рассказал о прибытии Ферриса Эдамса, как тот сообщил, что недавно проехал по дороге мимо бродяги, как он, Хэкетт, уполномочил Эдамса, судью Шинна и Джона Шинна преследовать бродягу, как через несколько минут последовал за ними с отрядом и как они поймали бродягу, когда тот выбирался из болота возле Лягушачьего пруда.
— Вы поймали этого человека? — спросил Эдамс, указывая на Джозефа Ковальчика, сидящего с раскрытым ртом.
— Да.
— Он сразу вам подчинился, констебль?
— Он начал сопротивляться. Нам с трудом удалось его скрутить.
Хэкетт рассказал, как они доставили Ковальчика назад в деревню, поместили его в угольной кладовой церковного подвала, обыскали и нашли деньги, спрятанные под одеждой.
— Констебль, я показываю вам американские бумажные деньги в купюрах различного номинала, составляющие в сумме сто двадцать четыре доллара. Это те самые деньги, которые вы изъяли у обвиняемого во время обыска?
Берни Хэкетт взял купюры, перетасовал их и поднес к носу:
— Те самые.
— Откуда вы знаете?
— Во-первых, я положил их в конверт и пометил его…
— В этот конверт с надписью: «Деньги, взятые у заключенного в субботу 5 июля», сделанной вашим почерком?
— Да. Всего было тринадцать купюр — четыре двадцатидолларовые, три десятидолларовые, две пятидолларовые и четыре однодолларовые.
— У вас есть другая причина считать, что это те самые тринадцать купюр, которые вы взяли у обвиняемого?
— Конечно. Они пахли корицей и пахнут до сих пор.
— Ваша честь, я передаю конверт и его содержимое как вещественное доказательство «В» и думаю, нам всем следует понюхать банкноты.
Купюры были переданы защитнику, а от него присяжным. Все принюхивались. Запах корицы был слабым, но вполне определенным.
— Вы заявили, констебль Хэкетт, — продолжал Феррис Эдамс, — что, обнаружив тело тетушки Фанни, позвонили судье Шинну. Вы что-нибудь делали между обнаружением тела и телефонным звонком?
— Я выбежал из дома через кухонную дверь и быстро огляделся, думая, что, может, кого-то увижу. Тогда я не знал, сколько времени она мертва, и еще не заметил, что часы остановились.
— Говоря, что вы «быстро огляделись», констебль, вы имеете в виду, что стояли у кухонной двери или вы куда-то отходили?
— Я пробежал через задний двор, заглянул в амбар и в пристройку позади него…
— Вы входили в пристройку, констебль?
— Прошел через нее.
— Вы что-нибудь там видели?
— Ничего.
— И никаких дров?
— Под навесом было пусто, — сказал Берни Хэкетт.
— А позади сарая вы видели какие-нибудь признаки того, что там недавно кололи дрова?
— Не видел ни одной щепки.
— И нигде на участке вы не видели никаких признаков недавно наколотых дров?
— Нет, сэр.
— Свидетель ваш, судья Уэбстер.
Джонни отметил, что кончик носа старого Энди Уэбстера побелел от напряжения.
— Констебль, вы обследовали одежду подсудимого во второй половине дня в субботу 5 июля?
— Я и Хьюб Хемас. Когда мистер Шир спустился в подвал с сухой одеждой для заключенного, и мы сняли с него мокрую.
— Вы нашли следы крови на одежде обвиняемого?
— Нет, хотя я их искал. Но одежда промокла насквозь и перепачкалась грязью и болотной тиной. Любые следы крови на его одежде или на руках наверняка были смыты.
— Не говоря уже о вашем несанкционированном вмешательстве, констебль, вам, как служителю закона, не приходило в голову, что существует такая вещь, как химический анализ ткани, который может установить присутствие или отсутствие следов крови даже на мокрой одежде?
— Протестую!
— Протест отклонен, — мягко произнес судья Шинн.
— Не приходило, — мрачно буркнул Берни Хэкетт. — Как бы то ни было, у нас нет для этого приспособлений…
— В Одеме имеется современная лаборатория, которую полицейский департамент округа Кадбери регулярно использует для подобных целей — не так ли, констебль?
— Это неправильный перекрестный… — машинально начал Феррис Эдамс, но покачал головой и умолк.
— Констебль, что произошло с одеждой, которую вы сняли с обвиняемого?
— Элизабет Шир постирала ее…
— Иными словами, теперь невозможно установить присутствие или отсутствие следов крови. Констебль Хэкетт, вы пытались проявить отпечатки пальцев на орудии убийства?
Недоразвитый подбородок Хэкетта отвис.
— Отпечатки пальцев?.. Нет, судья Уэбстер. Я ничего не знаю об отпечатках. Да и кочерга была слишком перепачкана…
— Вы не посылали кочергу в специализированную полицейскую или любую другую лабораторию для обследования на предмет отпечатков?
— Нет…
— Вы прикасались к кочерге после субботы, констебль?
— Да. И я, и Хьюб Хемас, и мистер Эдамс, и Орвилл Пэнгмен… Думаю, все к ней прикасались… — Большие уши Хэкетта побагровели.
Феррис Эдамс бросил умоляющий взгляд на судью Шинна. Но судья сидел неподвижно.
— Еще вопрос, констебль. Исключительно для протокола. Где вы находились в субботу днем в тринадцать минут третьего?
Джонни расслабился. Он просил Эндрю Уэбстера установить местопребывание каждого свидетеля во время убийства и начал опасаться, что старик об этом забыл.
