Меры! Но какие? Устранить девчонку, как предлагал шамбеллан? Конечно, сделать это было бы весьма просто. Наемных убийц достаточно. И, однако, этого делать нельзя. Во всяком случае, теперь. Теперь бы это могло обойтись слишком дорого. Народные страсти разбужены, поднялась огромная волна, и одиночным убийством ее не остановишь. Можно лишь все сорвать, все испортить. Нет, гробить девку не следует, тем более что она все-таки может пригодиться. Но чтобы заставить ее служить дворянскому делу, следует ограничить сферу ее действий. Надо немедленно отстранить ее от всякого вмешательства в ратные дела. Пусть остается идолом. Пусть народ забавляется ею, как святой. Но и только. Этим чернь будет обезврежена, а капитаны и рыцари сделают то, что должны сделать. Тогда победу принесут те, кто и должен принести: благородные дворяне. Тогда монарх примет корону из рук тех, кому и надлежит ее давать: из рук знати. Тогда все останется на своих местах. Стихия войдет в берега, простолюдины согнутся под ярмом, кесарь получит кесарево, а бог — божье.
Представители знати, державшие сторону архиепископа, полностью согласились со всеми его аргументами и выводами, а старик Гокур взял на себя проведение их в жизнь. В период подготовки вторичного выступления армии из Блуа было созвано тайное совещание. Знатные капитаны — сеньор де Ре и другие — договорились о главном. Это и задержало на несколько дней прибытие армии в осажденный город.
Таким образом, орлеанские граждане, подозревавшие архиепископа в измене, по-своему были не так уж и не правы. Они лишь не знали, да и не могли знать существа всего этого черного дела.
Когда Дюнуа и де Буссак, отправившиеся раньше Жанны навстречу войску, повидались с командирами конвоя, им было доложено о происшедшем в Блуа. Решили этим же днем уведомить главных капитанов, находившихся в городе. И вот в то время, как войско располагалось на отдых, а Жанна и д'Олон возвратились к себе на квартиру, благородные сеньоры собрались в доме канцлера Кузино на улице Розы и держали совет.
Заседание было коротким. Совет принял решение немедленно организовать вылазку с целью взятия бастилии Сен-Лу, находившейся против одноименных островов на отшибе от других английских крепостей. Об этом предприятии не известили ни Жанну, ни предводителей городского ополчения. Если удастся быстро и тайно провести задуманное, рассуждали капитаны, это явится залогом дальнейших успехов. Жанна, увидев, что в военных операциях обходятся без нее, смирится со своим положением, а это успокоит чернь.
Все господа были единодушны. Дюнуа придерживался того же мнения, но, в противовес остальным, казался настроенным довольно кисло. Он был более проницателен и умен, чем другие. Он хорошо присмотрелся к Жанне и сомневался, чтобы так легко удалось сбросить ее со счета. В состоянии тяжкого раздумья он отправился к Буше. Разговор с Девой еще больше укрепил его неуверенность. Он все же посоветовал Жанне лечь отдохнуть и ушел с неспокойным сердцем, зная, что как раз в это время рыцари готовятся к сражению.
Так начал оформляться этот заговор. То был заговор патрициев против плебеев, господ против податных, попов и сеньоров против народной героини. Он был закономерен. Люди «голубой крови» и вековых привилегий не желали стать на равную ногу со вчерашними рабами, а вчерашние рабы не могли испытывать любви и признательности к своим угнетателям. Перед этой социальной ненавистью бледнела злоба к внешнему врагу. Знатные были готовы заключить перемирие с годонами, как некогда, в дни Жакерии. Но теперь народ не дал бы им этого сделать. Все эти тысячи тружеников, простые мужики и обремененные налогами горожане, становились подлинными сынами рождающейся французской нации. Разбуженные мощным патриотическим порывом, они не собирались вновь погружаться в дремоту. Порукой тому была их Дева, призванная жизнью и во имя жизни совершить свой бессмертный подвиг.
ГЛАВА 5
Сен-Лу
Природа щедро наградила Жанну особым внутренним свойством, восполнявшим ей недостаток знаний. Самой девушке, а равно и всем простым людям, ее окружавшим, свойство это представлялось чудесным, идущим не иначе, как от бога. До предела целеустремленная, всецело отдавшаяся претворению в жизнь своей великой идеи, Жанна остро чувствовала все, что прямо или косвенно этой идеи касалось. Доверчивую и бесхитростную, здесь ее обмануть было невозможно. Она была наделена редкой способностью многое верно предусматривать и предугадывать. Полагали, что она видит на расстоянии, обладает даром пророчества. В действительности девушка в полной мере обладала лишь здравым смыслом, да еще тем своеобразным шестым чувством, которое называют обычно интуицией. Интуитивные побуждения воспринимались экзальтированной и религиозной крестьянкой как веления свыше, как голоса ее любимых святых. Теперь Жанна все чаще и внимательнее прислушивалась к этим голосам…
Вот и сегодня она не могла найти покоя.
Она определенно заметила непонятную ей сдержанность капитанов, старавшихся при встрече избежать ее взгляда. Она ясно чувствовала враждебность со стороны старого Гокура. А этот визит Дюнуа? Эта странная речь о Фастольфе, за которой как бы скрывалось что-то другое, более близкое?..
Мысли путались в голове девушки. Посоветоваться было не с кем. Крайне утомленная утренним походом, она решила прилечь и попытаться уснуть. Д'Олон, измученный не меньше ее, пристроился здесь же на полу. Однако выспаться ему не удалось. Едва он закрыл глаза, как почувствовал, что его будят. Рядом стояла Жанна, отчаянно тормоша его за плечи.
— Вставайте! Я уверена, что идет битва. Я не знаю, где она происходит. То ли бьются с Фастольфом, то ли осаждают укрепления годонов, но я должна быть готова немедленно!
Д'Олон спросонья ничего не мог понять.
Он уловил лишь шум на улице, быстро поднялся и, не говоря ни слова, принялся надевать на Жанну доспехи.
Прибежали хозяйка с дочерью.
Секретарь поручил им докончить облачение девушки, а сам кинулся вниз и крикнул конюхам, чтобы подавали оружие и лошадей. По улице бежали люди. От них д'Олон узнал, что сражение развернулось у бастилии Сен-Лу и что французы терпят большой урон.
Первым, кого увидела Жанна, был ее юный паж. Девушка упрекнула его за бездействие и приказала тотчас же принести знамя, а сама вскочила на коня.
Мюго, чтобы не терять времени, протянул ей знамя прямо из окна. Прежде чем остальные опомнились, она уже мчалась во весь опор к Бургундским воротам.
— Бегите за ней! — взволнованно кричала жена казначея.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
