Луто, подобно Эльдару, не имел ни кола ни двора, жил то у одних добрых людей, то у других, одевался в отрепья, кормился подаяниями. Но всех он подкупал своей ласковостью. Луто никому ни в чем не отказывал: и на мельницу мешок кукурузы отнесет, и съездит в лес за дровами, и в хлеву уберет — и при этом слова не промолвит о плате за труд. Многие в ауле помнили, как его отец и мать в одну ночь умерли от горячки; соседка зашла в дом за углями и застала живым лишь малютку. С тех пор Луто так и жил у добрых людей. Он был старше Тембота лет на пять, но его простодушие скрадывало разницу в годах — подросток и мальчик быстро сдружились.
Велико было горе Тембота, когда наутро он не нашел своего друга. Кузница стояла холодная, горн потух. За одну ночь в Шхальмивоко все резко переменилось.
Люди с опаской передавали друг другу последние новости: вернулся Гумар, со дня на день ждут князя Берда Шарданова.
Было арестовано несколько человек из тех, кто запомнился в общей сутолоке при разгроме шардановской усадьбы, и среди арестованных оказались кузнец Бот и безобидный Луто: его видели в тот день верхом на лошади, но никто не объяснил взявшемуся за расследование дела Гумару, что Луто отводил коня по просьбе хромоногого Башира, сельского стражника. Бесполезно было доказывать разъяренному Гумару, что голос кузнеца Бота гремел в тот день так громко потому, что Бот пытался прекратить разбой, установить порядок, — у Гумара были свои давние счеты с кузнецом…
Давлет все еще «болел», но его дощечки с заметками о наиболее «неблагонадежных» оказались в руках Гумара.
Если верить поговорке, то большей беде нередко предшествует небольшое несчастье…
Рано похолодало. Природа как бы решила наказать человека за его неумение дорожить ее благами. Ударили морозы. Только кукуруза уцелела в своих сухих, плотных шубках. Пшеница, овес и фрукты в садах погибли.
В морозно-туманное утро, когда в саду то и дело раздавался треск надломленной ветки и, осыпая снежную пыль, она с шорохом падала, а хвост у коровы Рыжей покрылся инеем, за воротами дома Баташевых послышались чужие голоса, конский топот. Ворота распахнулись, во двор въехали несколько всадников.
Чужие люди ввалились в дом. Первым вошел желтолицый человек в теплой шубе с погонами, в сафьяновых сапогах на высоких каблуках. На ремнях, перекрещивающихся на груди, висели два маузера. В руках виднелась плетка.
— Салям алейкум, хозяйка, — проговорил он, хотя с подобным приветствием к женщинам в Кабарде не обращаются, и его выпуклые глаза мигом осмотрели все углы.
— Будьте гостями, — вставая, проговорила Думасара.
Но старая нана, взглянув на этого человека, ахнула и задрожала всем телом.
За желтолицым в комнату вошли еще несколько человек, и с ними Гумар и стражник Башир.
— Нет, хозяйка, мы не в гости пришли, — проворчал офицер, оглядывая полутемную комнату с ободранными стенами. Не только человек, но и мышь, казалось, не может здесь спрятаться. — Нет, мы не в гости пришли, мы пришли за хозяином. Где твой муж?
Не теряясь, Думасара с достоинством ответила:
— Только один в целом мире знает об этом.
— Кто?
— Аллах, Аллах-то знает, но знаешь и ты!.. Эй, — закричал офицер, — не прикидывайся дурой!
— О Залим-Джери, я только женщина. Разве мне доверяют такие важные дела?..
У Тембота замерло дыхание, когда он услышал это имя — Залим-Джери.
— Мы знаем, что твой муж здесь и не один. С ним еще этот, другой большевик… как его? Как его, ну?
— Не знаю, о ком ты говоришь. Пусть скажет тот, кто донес, если он такой сведущий, если он видит сквозь стены.
— Довольно болтать! Оттащи кровать, Башир! — скомандовал Аральпов и сам сорвал одеяло с мальчиков.
Опрокинулось ведро, ледяные корочки поплыли по полу.
Мальчики в страхе прижались друг к другу.
Башир дернул ветхую кровать, она покосилась, но за ней ничего не было, кроме старой бельевой корзинки с тряпками.
— Скажи по-доброму, где Астемир? — приступил к допросу и Гумар.
— Если уж вы хотите его искать, — сдержанно отвечала Думасара, — то ищите там, где подобает уважающим себя мужчинам искать мужчину.
— О чем ты говоришь, адыгейка?
— Где твой муж? — завопил, выходя из себя, Аральпов. — Где искать его?
— На поле боя. Вот где мужчина должен искать мужчину. А если не хотите искать там, то ищите здесь, это безопасно. — И Думасара ногой подтолкнула к Аральпову корзинку с тряпками. — Пусть тот, кто послал вас сюда, забирает этот клад, другого вы здесь не найдете. Не знала я, что уорки и их слуги так яростны против детей и беззащитных женщин…
— Замолчишь ли ты? Видит аллах, твой язык придется затупить, — рычал Гумар.
— Расстрелять! Мало расстрелять! Повесить! Мало повесить! Это еще будет для них счастливая смерть… Утопить подо льдом! — неистовствовал Залим-Джери.
— Ну, тогда топи вот здесь, в ведре! — кричала теперь и Думасара.
— Замолчи, блудливая чужестранка!
— Чтобы оскорбить женщину, ума не надо…
— Я сейчас вырву твой язык! — Аральпов в сердцах ударил сапогом по ведру, замахнулся плетью на Думасару, но не решился хлестнуть ее, и плеть просвистела в воздухе. — Забирай корову, — распорядился он и шагнул к дверям. — Тут, кажется, больше ничего не найдешь… Выполняем постановление суда, — неожиданно пояснил он, обернувшись к Думасаре. — Жалкое возмездие за тот грабеж, что учинил твой муж… Но мы еще с ним поговорим… Все вы еще встанете перед лицом князя. Он сам будет говорить с вами… Да-с, Аральпов и его приспешники ушли к лошадям.
Башир выгонял со двора Рыжую.
— Дети мои, — зарыдала, как-то сразу вся ослабев, Думасара, — что делать нам, дети мои?.. Аллах оставляет нас даже без молока…
Где, какой суд успел вынести подобное решение, никто не знал, но еще до вечера того дня, когда появился сам князь Шарданов, Аральпов и Гумар обошли дворы всех подозреваемых в большевизме и «именем закона» отобрали в пользу князя все, что на их взгляд представляло достаточную ценность.
Берд Шарданов запаздывал.
За ограду бывшей усадьбы с утра было согнано все мужское население аула. Молодежи почти не было, а если и попадался кто-нибудь из молодых, то либо кривой, либо хромой, а то и безрукий.
Люди продрогли, носы стали сизыми, но все продолжали терпеливо притопывать на морозе ногами, не решаясь нарушить приказания Гумара.
Наконец кто-то прибежал с сообщением: «Едут!»
По заснеженной равнине приближалась кавалькада — нарядные всадники с заиндевелыми усами, в заиндевелых папахах, башлыках и бурках. За всадниками катилась тачанка с пулеметом. А впереди на вороном красавце коне резвой рысью несся князь Берд в теплой, военного покроя шубе. Серебристая папаха с кокардой была лихо заломлена. Немного поотстав, за полковником скакали его адъютант, Аральпов и Гумар.
Князь был еще молод, но широкое лицо его с пышными подстриженными усами, с большими синяками под глазами казалось не по летам обрюзгшим. Мороз едва тронул румянцем серые мясистые щеки.
Князь, въехав во двор, остановил коня и огляделся. Уже начинало смеркаться. Князь видел перед собой толпу стариков и руины обгорелых стен, припорошенных снегом. Людям показалось, что князь смахнул слезу. Он сошел с седла и, отдав поводья подбежавшему стремянному, зашагал к обломкам крыльца. За ним последовали адъютант с погонами ротмистра и Аральпов в сапогах на высоких каблуках.
Тачанка с пулеметом проехала за дальний сарай, и пулемет повернулся в сторону толпы.
Шарданов медленно взошел на присыпанные снегом камни. Низкорослый Аральпов встал от него справа, вытянувшись по старой своей привычке гусаком, и уставился на князя, готовый выполнить любое его приказание. Несколько поодаль остановились Гумар и адъютант полковника. Шарданов начал глухим голосом.
— Что сказать вам? Разве я сделал или хотел сделать вас несчастными? Кусок родной земли, прилипший к сапогу, — вот все, что я унес отсюда. Не больше. Разве мой покойный отец когда-нибудь отказывал бедняку? Вон за снежным туманом я вижу кладбище, огороженное дорогим белым камнем, железные узорчатые ворота. Кто построил это? Мой отец. — Равнодушный, усталый взгляд Шарданова плохо вязался с театральной манерностью его жестов. — Там прах моих дедов, — продолжал он. — А вот, — и князь опять выразительно повел рукой, — вот прах моего дома. Это все, что нахожу я, вернувшись на родину. Кто позаботился об этом? Чем я заслужил вашу ненависть? Кто научил вас этому? Пустозвоны большевики? Кто же теперь ответит за все это? Какая должна быть кара? Вот представители власти, — и Шарданов показал в сторону Аральпова и Гумара, — они выполнят свой долг.
Шарданов сошел с крыльца, направился к лошади.
— Действуйте, — обратился он к Аральпову. — Вы лучше меня знаете, какое наказание должно следовать за этим преступлением.
