– Ты знаешь, Петя, я тебе все-таки завидую. – Бобрик лежала на плече у Таврина, обнимая того за шею.
Таврин удивленно повернул голову к женщине:
– Ты о чем? Какая зависть может быть в нашем положении?
– Ну, как же! Почти полгода ты был в России.
– Ты об этом, – хмыкнул Таврин. – Какая уж там Россия. В Пскове ведь немцы. И вся власть там – немецкая. Да и потом, я ведь там не древнерусские памятники изучал. Кремль и тот только издали видел. У эсэсовского майора Отто Крауса особо не попрохлаждаешься. Коль уж в тебя поверили, доверие нужно отрабатывать. А Рига? Сама понимаешь…
– И тем не менее! Даже за два года оккупации русский дух не выветришь.
Таврин не мог сказать Бобрик всю правду. Не имел права ее говорить. А правда заключалась в том, что Таврин действительно пробыл почти полгода в учебном лагере «Руссланд-Норда», руководил которым майор СС Отто Краус, на окраине Пскова, где под руководством опытного инструктора по стрельбе русского эмигранта Павла Делле ежедневно по нескольку часов обучался стрельбе из всех видов оружия. Как оказалось, Таврин в этом компоненте был не очень силен, и такой недостаток в подготовке необходимо было ликвидировать.
Ровно год, с сентября 1943-го сначала в Пскове, а затем, с февраля по сентябрь сорок четвертого в Риге, точнее, в местечке Улброк, что в 12 километрах от латвийской столицы, Таврин проходил специальную подготовку как агент-террорист, для чего систематически тренировался в стрельбе из разных видов ручного оружия.
Подготовке Таврина уделялось очень много внимания. Он прошел индивидуальное обучение в Берлине под руководством сотрудников разведоргана «Цеппелин» подполковника СС Грейфе и майора СС Скорцени. В Риге с Тавриным лично занимался начальник главной команды «Цеппелин-Норд» майор СС Отто Краус, Политическую обработку Таврина вел Жиленков, хорошо знавший условия жизни и работы в Москве, где он ранее занимал ответственный пост. Гитлеровцы возлагали на Таврина большие надежды. В кругах «Цеппелина» о нем говорили довольно много. Его считали «крупным номером», который должен обеспечить «Цеппелину» почести, отличия и большие полномочия в разведывательной деятельности. В разговорах между собой штурмбаннфюрер СС Краус и оберштурмбаннфюрер Грейфе постоянно повторяли:
– Представьте себе, к каким результатам это приведет, если Таврин выполнит задание.
Таврин поднялся и сел в кровати, посмотрев сверху вниз на Бобрик, повернувшуюся на спину. Затем он взял ее ладонью за подбородок и слегка приподнял.
– Или я чего-то недопонимаю, или ты собираешься сейчас до слез меня разжалобить: ах, как жалко, что мы предали Россию и пошли служить Германии? Так, что ли, следует понимать твои слова о русском духе, Лида?
– Пусти, ты мне делаешь больно, – поморщилась Бобрик.
Таврин отпустил Лидию, повернулся к ночному столику, опустил ноги на пол, достал из начатой пачки сигарету, щелкнул зажигалкой.
– Так вот, я хочу, чтобы ты знала. Буду говорить только о себе. – Таврин выпустил вверх несколько колец дыма. – Мое бегство из России ничего общего с изменой Родине не имеет. Я бежал не от России, а от коммунистов, прервавших последовательный ход к благоденствию моей страны, от этого сухорукого грузина, окутавшего всю Россию цепями страха. С помощью немецкой машины я хочу отомстить не русским или украинцам, которыми мы с тобой, кстати, и сами являемся, а тем людям, которые погубили моего отца и изуродовали мою собственную жизнь.
– Ну, используешь ты для этих целей немецкую машину, а потом что? Выбросишь за ненадобностью? – приподнялась на локте Бобрик.
– Как же, выбросишь ее, – усмехнулся Таврин, выпустив очередную порцию табачного дыма. – Скорее она тебя переработает своими шестеренками… Послушай, душа моя, уж не подозреваешь ли ты в чем меня?
– Прости, Петя. Я не хотела тебя обидеть и ни в чем, естественно, не подозреваю. Я полюбила тебя и не хотела бы, чтобы с тобой что-то случилось.
Женщина встала, сняла на ходу со спинки кровати халат, надела его.
– Извини, я в душ пойду.
Лидия Бобрик вошла в ванную комнату, включила воду.
* * *
В небольшой комнате – сплошь аппаратура: панели управления, записывающие устройства, крутящиеся боббины магнитофонов, тумблеры и лампочки. За пультом сидит круглолицый, губастый эсэсовский лейтенант по имени Вилли. Закинув нога на ногу, держа обе руки на пульте, он раскачивается на стуле. В этот момент в секретную комнату вошел оберштурмбаннфюрер СС Генрих Грейфе. Случайно повернув голову в сторону двери, лейтенант увидел Грейфе и хотел было подняться, но тот жестом остановил его. Несколько секунд стоял молча, слушая шум воды, раздававшийся на магнитофонной ленте.
– Это что такое, Вилли? – недоуменно спросил Грейфе.
– Фрау Лида пошла в душ, – самодовольно пояснил Вилли.
Грейфе понимающе кивнул.
– Что-нибудь было интересное?
– Пока не очень, господин оберштурмбаннфюрер. Сплошные слезы и сопли по России. Я думаю, она его провоцировала.
– Ну, и как он реагировал?
– Конечно, не в духе национал-социализма, но коммунисты – однозначно его враги.
– Хорошо! – кивает Грейфе.
В этот момент снова раздается голос Таврина.
– Ты знаешь, Лида, с кем я вчера встречался?
– С кем? – сквозь шум воды спросила Бобрик.
– С самим штурмбаннфюрером СС Отто Скорцени.
– А вот это уже интересно! – заинтересовался Грейфе. На его лице появилась улыбка. – Вилли, попробуйте-ка убрать или снизить шумы от льющейся воды.
– Секундочку, оберштурмбаннфюрер.
Вилли начинает крутить какие-то ручки и переключать тумблеры.
* * *
Таврин в наброшенном на голое тело халате стоял у приоткрытой двери в ванную, наблюдая за Бобрик и явно ожидая ее реакции на только что сказанное. Бобрик высовывает мокрую голову из-за прозрачной занавески.
– Я тебя поздравляю, Петя. Я никогда не сомневалась в твоих способностях. Буквально через минуту я выйду из ванны и ты мне все расскажешь. Хорошо?
– Натюрлих! Конечно! – горделиво ответил Таврин, радостно потирая ладони. – Рассказать будет что. Я беседовал с ним целых два часа.
Это была самая первая встреча Таврина со знаменитым человеком со шрамом, прославившимся тем, что провел блестящую операцию по похищению Муссолини из рук итальянских партизан. Встреча по большому счету ни к чему не обязывала. Опытного профессионала Таврин пока интересовал только как личность. По всей вероятности, он стремился таким образом определить степень надежности русского диверсанта.
Встреча со Скорцени и в самом деле стала для Таврина знаковой.
В январе 1944 года Таврина внезапно вызвали в Берлин, и там он встретился со ставшим к тому времени штурмбаннфюрером СС Отто Скорцени, награжденным Рыцарским крестом за блестящую операцию по освобождению плененного Бенито Муссолини. Скорцени принял Таврина в своем особняке на Потсдаммельштрассе, 28. Сначала они долго и внимательно рассматривали друг друга. Впрочем, больше рассматривал Таврин. Лицо Скорцени, сплошь покрытое шрамами и рубцами, отлично свидетельствовало о его бурной и хмельной молодости – для Таврина не было секретом, что большинство этих шрамов Скорцени получил в пьяных драках.
Они сидели в черных кожаных креслах у камина, и Таврин почувствовал, что это будет скорее дружеская беседа, нежели разговор начальника с подчиненным. Так оно, в общем-то, и получилось.
– Вам доводилось бывать в Москве и ее пригородах, Таврин?
– Увы, нет, господин штурмбаннфюрер. Но я тем не менее хорошо представляю себе Москву.
– Откуда?
– Жора Жиленков много рассказывал, да я и сам читал немало про нее.
– Вы, вероятно, слышали кое-что об операции «Алларих», которой я руководил?
– Еще бы! – хмыкнул Таврин. – Знаю ее во всех подробностях и восхищаюсь вашим мужеством и бесшабашной храбростью, господин штурмбаннфюрер.
Было видно, что такой ответ понравился Скорцени. Он поднялся, подошел к инкрустированному бару, достал оттуда и откупорил бутылку французского коньяка и наполнил на треть сначала свой бокал, затем еще один, поставил все это на небольшой серебряный поднос, а затем на маленький стеклянный журнальный столик, разделявший два кресла. Кивнул Таврину:
– Угощайтесь Таврин! Давайте выпьем за успех нашего общего дела!
– Спасибо, господин штурмбаннфюрер, – беря в руку бокал, произнес Таврин. – Прозит!
– Прозит! – кивнул Скорцени и тут же двумя глотками осушил свой бокал.
Таврин же сделал один маленький глоток и поставил бокал на столик. Скорцени этого будто и не заметил. Он задал новый вопрос:
– Как вы думаете, Таврин, можно ли провести в Москве операцию, подобную той, что я осуществил в Италии?
