Бражников отправился в ресторан один. И первый вопрос, который он задал управляющему, касался безопасности его заведения.
Александр Граков пробежал глазами его визитку и положил в ящик рабочего стола. В зале он показал Бражникову черно-белую камеру с углом обзора больше девяноста градусов и функцией «ночное видение».
– Кстати, хорошая камера, – заметил бармен. – Раньше у меня стояла простенькая, а эта еще и с антивандальным корпусом.
– Не все вандалы вашего роста, – ответил Бражников. Камера крепилась на потолке, и даже он, вооруженный битой, не достал бы ее.
– Точно такая же камера установлена на улице. Обычно записи я храню полгода, потом перезаписываю. Вас интересует вчерашний день?
– И позавчерашний тоже. – Бражников припомнил цифры из рапорта. Телефонный разговор между Молчановой и Лугано состоялся в 13.35. Во избежание недоразумений он попросил записи полных двух дней, начиная с открытия ресторана.
– Мы открываемся в одиннадцать...
– Я знаю.
– Но камеру внутри помещения включаем когда в три, когда в четыре часа.
– А когда вообще не включаете, – в тон бармену продолжил Бражников. Он не мог понять этого управляющего-вышибалу, ресторан которого начинает штормить ближе к вечеру. – Уличную камеру тоже вырубаете?
– Нет. На то есть предписание управы. Я дам вам то, что есть. С условием: вы сделаете копии, а мне вернете оригиналы.
– Договорились.
Бражников отказался составить компанию управляющему и машинально выбрал тот столик, за которым он вчера отпраздновал поражение. Пробежав глазами меню, усмехнулся: сегодня в нем не было блюда под названием «Развод по-лугански».
Он поставил себя на место Александры Молчановой. До или после звонка Лугано она получила четкие инструкции? Что заставило эту молодую женщину проделать то, на что не каждый мужчина решится – протиснуться в форточку и оказаться на ресторанных задворках? Только цена, многомиллионная цена вопроса могла протолкнуть Молчанову в узкий проем. И как только она ушла из-под наблюдения, стала такой же опасной, как Лугано.
Она узнала цену, но не узнала деталей. Сколько времени нужно, чтобы окунуть человека в дело «Восточного фонда»? Много времени. Нужны и доказательства, чтобы она поверила. Может быть, Молчанова стала свидетелем какого-то события, которое повлияло на ее дальнейшую судьбу? И произойти оно могло только в одном месте. В большой хозяйственной постройке Мальборка она соприкоснулась с тайной «Восточного фонда». Даже эти сжатые рассуждения Юрия Бражникова требовали распаковки и времени, так что он отбросил идею о том, что в этом ресторане Молчанова получила сообщение от Лугано, причем в любой форме: письменно, устно, знаками. Шеф прав: агент использовал этот ресторан только однажды, и случилось это вчера. Искать здесь его связи бесполезно.
Бражников нахмурился. Что привлекло его внимание? Он смотрел на широкую спину управляющего... и будто перенесся во вчерашний день. Такую же картину он наблюдал с одиннадцати до «развода», до того самого мгновения, когда Прохоренко заметил, постучав ногтем по своим золотым: «Что-то она засиделась в сортире». Широкая неподвижная спина управляющего и ловкие движения барвумен за стойкой. А за несколько минут до открытия ресторана, когда Бражников и Прохоренко заняли столик, она обслуживала клиентов в зале. За стойкой стоял бармен неопределенного возраста. Совершенно точно, что он был одет в яркую безрукавку. Бражников подумал тогда, что место бармену за бильярдным столом. Он передал Бражникову стакан воды. И оставался за стойкой вплоть до дельного замечания Прохоренко «о засидевшейся в сортире даме». Прямо попахивало очередным делом адвоката Перри Мейсона. И еще одна важная деталь: Молчанова оставила столик, выпив маленькое пиво, и перешла за стойку. И с нее, как с перрона, отправилась в путь. Сколько она находилась фактически тет-а-тет с барменом, минут двадцать? И это на виду у бывалых оперативников!
Когда управляющий передал Бражникову две кассеты с камер наблюдения, на которых было все, кроме необходимого, Бражников уже точно знал: вчера ситуацию за стойкой разруливал сам Лугано. И как откровение это не прозвучало.
– Спасибо, – он умело изобразил каплю разочарования. – Копии занесу вам завтра.
– Оригиналы.
– Ну конечно, что я говорю!
Он за руку попрощался с Граковым и вышел из ресторана.
Через два часа все телефоны Гракова были взяты под контроль. В 21.20 у Гракова и Лугано состоялся телефонный разговор, распечатка которого легла на стол Болотина.
«Виктор, привет, это Саша Граков.
Привет, слушаю тебя.
Один из твоих вчерашних клиентов вернулся сегодня утром и потребовал от меня записи с видеокамер. Тебя на них нет. Если не ошибаюсь, вчера ты зашел с черного хода.
Так и было. Спасибо, Саша. С меня причитается».
...Они упустили свою подопечную. Они не вернутся в ресторан, где их развели одним-единственным телефонным звонком.
Однако они вернулись.
Лугано не обеспокоился на этот счет. Если Болотин раскусил его ход с подменой бармена, то сам же давал Лугано возможность пустить противника по ложному следу. Граков теперь – канал, через который можно сливать Болотину дезинформацию. Лугано сообщит бармену один план, тогда как сам будет отрабатывать другой.
«Что-то здесь не так. Что-то не срастается», – несколько раз про себя повторил Болотин. Его не нужно было переубеждать в том, что «Старый приятель» для Лугано – одноразовый шприц. Сделал инъекцию и выбросил. Но он отвечает на телефонный звонок ресторанного управляющего, поддерживая контакт, тогда как контакт – сгоревший. От обилия сравнений у Болотина разболелась голова, но рассуждал он в своем стиле. Агент на проваленную явку не пойдет, даже если на кону стоит дружба, в данном случае – между Лугано и Граковым. А дружба эта виртуальная, наработанная, как связка боксера. В ней нет искренности по определению, одна механика. История его жизни – легенда. Для Гракова она одна, для другого – другая. Лугано расчетливый, хладнокровный убийца. Его подлинная история таится у него внутри. И от этой мысли в груди у Болотина похолодело.
Он читал рапорт Лугано на имя Директора. Агент писал его, скорее всего вернувшись из Варшавы в Москву. И в этом свете принцип «чего не было на бумаге, того не было никогда» не работал. Устранение Якуба Вуйцека – это был акт устрашения. И министр внутренних дел как заказчик, и Директор как исполнитель свято верили в нерушимость Союза Советских Социалистических Республик и щита под названием Восточная Европа, и любая брешь в последнем грозила Союзу национальной безопасностью. «Западная Польша» – это плацдарм для американских военных баз. Поэтому устранение прозападного Вуйцека было мерой вынужденной и, казалось бы, своевременной.
Лугано был расчетлив, холоден, хитер, изобретателен в двадцать два года, сейчас ему под пятьдесят. Лис превратился в тигра. Он, предоставленный самому себе, все эти годы выстраивал свою защиту, готовился к встрече, которую в романах было принято называть роковой. Встреча с теми, кто убил его товарищей, но промахнулся в него.
На размышления у старого генерала ушел весь вечер и половина ночи. Наутро он, нарушив рекомендации врача, выпил чашку кофе, потом принял контрастный душ, который назвал компенсацией за потребленный кофеин, и встречал Жученко помолодевшим, полным идей.
Жученко приехал не один. С ним явилась дочь Болотина – Надежда.
– Только не говорите мне, что вы снова пересеклись на дороге.
– Не собираюсь делать этого, – дочь энергично помотала головой. – Мы пересеклись еще вчера и провели вместе дивную ночь.
Надежда оставила мужчин, глянув в окно и обронив «это надолго»: на парковочной площадке остановился еще один автомобиль, из него вышли еще два человека в деловых костюмах. «Люди в черном», как из похоронного бюро.
Однако, вопреки ожиданиям Надежды, «пятиминутка» не вышла за свои временные рамки, и вот буквально летучий отряд в спешном порядке покинул резиденцию.
Дочь присоединилась к отцу в гостиной с чашкой кофе.
– Что это значит? – спросила она. – Что означает твоя кипучая деятельность? Я все пойму, если твоя передвижная бригада вернется с невестой для тебя. Я заметила, они настроены на похищение.
– Ты права.
Надежда снова подошла к окну. Просторная площадка и газон вокруг нее, стена деревьев – все это называлось «по-деревенски» двором, и двор этот долгое время виделся пустошью. Пара сторожевых собак, бегавшая без привязи, только подчеркивала одиночество хозяина этого огромного дома. Было чудовищно несправедливо, что старый генерал доживал в одиночестве в замке, никого не допуская к своей царской особе. Надежда больше смогла бы понять его поступок, решись он собраться в дом для престарелых. Старик, он и есть старик. Дорога длинная – что впереди, что позади, – но пересекает ее финишная лента – вот что обидно. Бежать бы да бежать, и видно куда, но...
