Он сказал: «Ничего, я зацеплю».
Я стоял сбоку и смотрел, как ловкие, проворные руки пианиста, неловко цепляют трос за скобу и хотел зло смеяться. Наконец он зацепил трос за БТР Браги на, повернулся к нему спиной и принялся завязывать другой конец за мою скобу. И только по тени, наползавшей на сапоги Венского я понял, а потом увидел что БТР Брагина катится назад — это часто бывает, когда сидишь за баранкой, думаешь черт знает о чем и ничего не замечаешь.
Венский стоял спиной к БТРу Брагина и старался зацепить трос.
Я видел тень на спине Венского и видел, что через две секунды он будет раздавлен между бронетранспортерами.
Все решается само собой и чем больше об этом говорить, тем дольше это останется неразрешимым.
Я не хотел думать и не хотел кричать, потому что, когда кранты, думать и кричать смешно.
Я прыгнул в тот момент, когда Венский поднял го лову и, когда задний борт брагинского бронетранспортера находился в нескольких сантиметрах от его спины. И я вложил в удар руки всю свою жизнь и все, что было, и все, что должно было быть. И прежде чем мои кости хрустнули между стальными бортами, увидел, как тощее тело Венского, подброшенное моим ударом, перевернулось, точно неуязвимая кукла, и он упал в двух метрах от бронетранспортеров.
Меня положили на обочине дороги в теплую, мягкую пыль. Кто-то снял с меня шлем и гладил по голове. Наверное, Венский.
Я говорю вам, кончайте ваши блядские штучки.
Я говорю вам, не нужно меня никуда нести. Движение имеет смысл для вас. Для меня смысл в неподвижности.
Но вы меня не слышите.
Я не открываю глаза, потому что знаю, что увижу — вся колонна остановилась, кроме первых четырех бронетранспортеров, которые скрылись за поворотом.
Не знаю, смогу ли вообще открыть глаза. Я ничего в себе не чувствую. Ваши голоса едины с грохотом па дающих камней и грохотом полигона. Все живое едино с мертвым.
Не нужно меня никуда нести.
…Она давно идет ко мне по серым дорогам, поступью легкой и бесшумной, как оседающий пепел. Не трогайте меня.
Я хочу это видеть.
Послесловие М. Синельникова
Два больших рассказа Дмитрия Бакина были поочередно опубликованы в «Огоньке» эпохи «перестройки» (когда тираж этого журнала превышал два миллиона экземпляров). Эти рассказы были внимательно прочтены самым массовым читателем и вместе с тем произвели потрясающее впечатление на чутких ценителей литературы. Вышедшая в приложении к тому же журналу тоненькая книжечка Бакина закрепила первоначальное ощущение: в русской прозе появился новый значительный мастер. Притом — очень молодой, и эти ошеломляющие рассказы пред положительно — только начало….
В творчестве Бакина сочетаются огромный и трагический жизненный опыт, глубокое знание людей и обстоятельств, высокое словесное мастерство. Его речь одухотворенна, экзистенциальна, многосложна. Одними и теми же словами писатель говорит о разных сторонах бытия, и это — первый признак немалого дарования. Говорится же всегда о самом главном…
Фигура Д. Бакина в современной русской литературе таинственна. Очевидно, его жизнь отягощена заботами, необходимостью тяжелым трудом добывать для семьи хлеб насущный. Известно, что писатель работает водителем грузовика (эту профессию он, вероятно, приобрел еще в годы военной службы, описанной в одном из рассказов). По собственному признанию Бакина у него «мало времени для литературы». Его публикации эпизодичны, полного признания еще нет. Отрадное исключение — книга, изданная во Франции… Образ жизни Бакина в передаче радиостанции «Свобода» назван «литературным самоубийством». Тем не менее, все на этот день изданные произведения Бакина являются бесспорным литературным фактом. Как не вспомнить слова одного американского критика, который в 20-х годах на семинаре «Задачи американской критики» заявил, что у американской критики — одна задача: всемерная поддержка молодого Уильяма Фолкнера.
Русская проза — одно из величайших явлений мировой культуры. В советские годы ее уровень катастрофически понизился; можно назвать только нескольких больших писателей, сумевших осуществиться, вопреки нажиму «советизма». Десятилетие назад русская литература потеряла Юрия Казакова, последнего писателя еще в какой-то мере соотносимого с мастерами начала века. Все остальное — отдельные удачи… Впрочем, и во всем сегодняшнем мире мало по-настоящему крупных прозаиков, сравнимых с нобелиатами первой половины века. Теперь получается так, что премия Нобеля чаще дается стране, чем действительному гению. Поэтому каждое (столь редкое в наши дни) открытие действительно незаурядного дарования — мировое культурное событие и общая надежда.
Когда-то о Поле Валери было сказано, что он вошел в Академию, не будучи «обременен литературой». Действительно: горстка стихотворений, и — первый поэт Франции!.. Тем не менее все же существует закон относительного количества. Качество сделанного Бакиным высоко, и уже существующие его рассказы останутся в русской литературе. Если ему удастся при том же качестве дать количество, он станет великим писателем.
Примечания
1
Лагофтальм — болезнь глаза: неполное смыкание век.
