Выяснилось, что не там, где мы себя мнили, приветствуя Горбачева и митингуя с Ельциным, а где-то по пути от сталинских времен к брежневским. Но только как бы наоборот — вспять, от брежневского застоя к сталинским «все дозволено». Страшно было… И от того, что власть у нас такая, и от того, что мы такие… Точнее: какие мы, такая и власть.
…На 1 июля 2002 года в суде было намечено последнее слово Буданова. Когда подсудимому дают последнее слово, это означает конец процессу — и, значит, судебный спектакль, вошедший в новейшую российскую историю как «дело Буданова», подходил к финалу. Родители Эльзы Кунгаевой и их адвокаты покинули зал заседаний, не в силах выдержать лжи и перевернутой с ног на голову нравственности и поруганного закона… Сторонники полковника и его товарищи по оружию бурно ликовали под стенами суда, ожидая, что еще пару дней — и они вместе с Будановым выпьют водки за победу…
И вот тут, наверху, что-то хрустнуло. Последнее слово вдруг отменили. Приговор, которого ожидали 3 июля, произнесен не был. В заседаниях объявили никем не ожидаемый перерыв до осени — до начала октября. А Буданова этапировали в Москву, на новую, четвертую по счету, экспертизу в тот же Институт Сербского… Зачем? Чтобы еще раз доказать, что Печерникова была «права» и тогда не будет шансов к пересмотру приговора?
Какие ветры в этот миг веяли над Кремлем, малоизвестно. Можно только догадываться да судить по косвенным признакам. Известно, например, что было сильное давление на Путина со стороны немецкого бундестага — письма и обращения лично к Путину (а на все, исходящее из Германии, Путин традиционно реагирует активнее, чем на обращения российских парламентариев, общественных организаций и тем более граждан). Да и сам канцлер Шредер при встречах на высшем уровне не забывал поинтересоваться, почему дело военного преступника Буданова сосредоточилось на единственном из возможных вариантов его исхода — на отмывании от грехов. Источники в администрации президента утверждают, что Путину нечего было ответить…
Не удивляйтесь, но в нашей стране с ее византийскими рабскими традициями таких мелочей вполне достаточно, чтобы изменить ход истории и заставить суд принять то решение, за которое Путин не будет чувствовать дискомфорт при встречах, где он желает ощущать только удобство.
Так случилось то, что случилось, — приговор не вынесли, и судебные слушания были приостановлены прямо на полном ходу. Возобновились они лишь 3 октября. Главной интригой этого судебного этапа стало по-прежнему оглашение результатов новой психолого-психиатрической экспертизы. Все гадали: так «невменяем»? «Вменяем»? Или «ограниченно вменяем»? Какой из трех возможных вариантов на сей раз — на новом политическом витке — выбрали эксперты все того же подневольного «Сербского»?
Конечно, многие ожидали сенсации. Но все повторилось — Буданов вновь оказался «на время вменяемым», а приговор, значит, прогнозируемым: Буданов не подлежит уголовной ответственности, и суд настаивает на его лечении, сроки которого — на усмотрение лечащего врача; захочет врач лечить Буданова неделю — будет неделя, и Буданов выйдет на свободу подчистую, то есть без штампа о судимости. Посчитает врач, что необходим месяц, — Буданов вернется домой через месяц. Главный принцип подхода был сохранен: Буданов освобождался от наказания за военные преступления.
Приговор был вынесен 31 декабря 2002 года. Это особый, очень специальный день у нас. В России 31 декабря почти никто не работает. И вы найдете мало людей, кто вообще над чем-то серьезным думает. 31 декабря — это почти священное число, когда даже остатки гражданского общества и члены парламента, настроенные демократически (и, значит, антибудановски), не возмущаются ничем, не делают никаких политических высказываний… Потому что встречают Новый год.
Так и получилось. День был выбран верно — никаких общественных возмущений по поводу сути приговора не последовало. Вообще. Причем так продолжалось довольно долго. После 31-го у нас в стране наступают две свободные от мыслей недели — до середины января. Когда по телевидению — сплошные праздничные концерты, газеты не выходят…
Конечно, адвокаты Кунгаевых подали кассационную жалобу в Военную коллегию Верховного суда — нарушений в ходе процесса было столько, что написать жалобу мог бы и неюрист. Естественно, у адвокатов были надежды изменить ход процесса. Но, честно говоря, не слишком большие. Как сразу же после оглашения приговора объявил Абдула Хамзаев, один из защитников интересов семьи Кунгаевых, почти все надежды он связывает только с Европейским судом по правам человека, не с российской судебной системой, поэтому кассация в Верховный суд нужна скорее для соблюдения необходимой процедуры подачи жалоб в Страсбург.
И вдруг — сенсация. В начале марта Военная коллегия Верховного суда России неожиданно отменяет приговор, признает все допущенные нарушения и постановляет назначить новые слушания, причем с самого начала судебного следствия, в Ростове-на-Дону, в том же окружном военном суде, но под председательством другого судьи, а не Виктора Костина, допустившего такую прорву нарушений и ошибок.
В российской системе политических координат (за Верховным судом у нас давно слава отдела администрации президента, а не высшего органа независимой судебной власти страны) это могло означать только одно: ветер в Кремле теперь уже бесповоротно поменялся и подул в прямо противоположную сторону, и что лозунг о «русском офицере, который всегда прав, воюя в Чечне» больше не в чести у президента, и снова, как весной 2000 года, Путин старается публично позиционировать себя как борца за «диктатуру закона», и что предвыборная кампания 2004 года стартовала…
Основная причина была очевидна — до выборов президента оставался уже год. Путинская партия «Единая Россия», где генеральным секретарем в нарушение действующих законов — министр внутренних дел Борис Грызлов, просто обязана победить на парламентских выборах декабря 2003 года. Уже стали постепенно формироваться главные властные лозунги этих двух кампаний — «Единой России» и Путина, и первый из лозунгов: «Закон превыше всего».
Буданов в который раз за свое пребывание в тюрьме, начиная с 27 марта 2000 года, испытал на своей собственной шкуре политическую кампанейщину. Правда, на сей раз с отрицательным для себя знаком.
9 апреля суд в Ростове-на-Дону возобновился. И полковник уже был совсем другим. От наглого типа, чуть ли не плюющего на судью и без остановки оскорбляющего родителей убитой им девушки, мало что осталось. Он говорил, что его предали. Он явно нервничал. Он потребовал для себя суда присяжных — но ему отказали. И тогда он перестал отвечать на какие-либо вопросы. Демонстративно заткнул себе уши ватой, не желая ничего слышать, и, сидя в клетке для подсудимых, все время читал книжки.
Судейское кресло теперь занял полковник Владимир Букреев, заместитель председателя окружного военного суда. Впервые за два года он пригласил для допроса свидетелей со стороны потерпевших. И это была настоящая революция.
Прежде всего допросили генерала Герасимова, в марте 2000 года исполнявшего обязанности командующего группировкой войск «Запад» в Чечне, который сообщил, что Буданов как командир танкового полка (а это представитель Министерства обороны, а не Министерства внутренних дел) вообще не имел никакого права инспектировать село Танги-Чу, въезжать в него и искать там «снайпершу» — таковы приказы Генерального штаба. Поиск и арест подозреваемых участников незаконных вооруженных формирований — это дело для следователей прокуратуры, сотрудников ФСБ и милиции, но никак не для полковника-танкиста.
Более того, как сказал генерал Герасимов, в феврале-марте 2000 года каких-либо «задач по проведению поисковых мероприятий полку не ставилось… Буданов не имел права проводить в населенных пунктах проверку паспортного режима и жилых помещений, не имел права вести там разведку».
Во-вторых, в суд был приглашен глава администрации селения Дуба-Юрт Яхъяев, который, по утверждениям Буданова, якобы дал ему фотографию, где были изображены мужчина и две женщины со снайперскими винтовками, и это стало главной причиной, почему Буданов искал одну из снайперш в Танги-Чу. Так вот, Яхъяев заявил в суде, что никакой фотографии Буданову он не давал… Это полностью подтвердил в суде сотрудник ФСБ Панков, который в конце декабря 1999 года и начале января 2000 года — времени предполагаемой (как утверждал Буданов) встречи главы администрации Дуба-Юрта Яхъяева и Буданова, — находился тогда в Чечне в качестве старшего оперуполномоченного отдела ФСБ. Панков подтвердил в суде, что Буданов, действительно, несколько раз встречался тогда с Яхъяевым в его, Панкова, присутствии, но Яхъяев не передавал Буданову никакой фотографии и, более того, не рассказывал ему о женщине-снайперше. Да и сам Буданов ничего не рассказывал Панкову о фотографии и снайперше…
