Во-вторых, в суд был приглашен глава администрации селения Дуба-Юрт Яхъяев, который, по утверждениям Буданова, якобы дал ему фотографию, где были изображены мужчина и две женщины со снайперскими винтовками, и это стало главной причиной, почему Буданов искал одну из снайперш в Танги-Чу. Так вот, Яхъяев заявил в суде, что никакой фотографии Буданову он не давал… Это полностью подтвердил в суде сотрудник ФСБ Панков, который в конце декабря 1999 года и начале января 2000 года — времени предполагаемой (как утверждал Буданов) встречи главы администрации Дуба-Юрта Яхъяева и Буданова, — находился тогда в Чечне в качестве старшего оперуполномоченного отдела ФСБ. Панков подтвердил в суде, что Буданов, действительно, несколько раз встречался тогда с Яхъяевым в его, Панкова, присутствии, но Яхъяев не передавал Буданову никакой фотографии и, более того, не рассказывал ему о женщине-снайперше. Да и сам Буданов ничего не рассказывал Панкову о фотографии и снайперше…
В результате ВСЕ доводы подсудимого в собственную защиту были опровергнуты.
25 июля 2003 года был вынесен обвинительный приговор. 10 лет колонии строгого режима. Срок, когда Буданов должен быть освобожден, — 27 марта 2010 года…
Без сомнения, Буданов получил то, что заслужил. И даже если это предвыборный маневр и результат сиюминутной политической интриги, нельзя не приветствовать справедливое судебное решение — ведь их так мало в России. Суд Северо-Кавказского военного округа и заместитель его председателя полковник Владимир Букреев проявили большое личное мужество. Кремль Кремлем — он далеко, а суд пошел наперекор своей среде и главному течению в ней. И военная верхушка в большинстве своем, и офицерство в целом, особенно на Кавказе, категорически не приняли обвинительного приговора Буданову, оказались крайне им раздражены и уверены, что Буданов пострадал только потому, что: честно защищал Родину. Срок в 10 лет с лишением наград и званий они восприняли как плевок самим себе… Напомню система военных судов России — это скорее часть военной, а не судебной корпорации. Звания, жилье, продвижение по службе у Букреева зависят от Министерства обороны и штаба Северо-Кавказского военного округа… Так что для судьи Букреева обвинительный приговор Буданову — подвиг, потому что это приговор и себе.
Как с остальными?
Как бы ни были драматичны коллизии вокруг этого дела, история осуждения Буданова — это исключение на нашем общем фоне. Его преступление, в силу политических обстоятельств, оказалось раскрытым и стало предметом всеобщей гласности с большими политическими последствиями, которые, в свою очередь, заставили власть дать разрешение суду на обвинительный приговор, — все это произошло совершенно случайно. Все остальные дела о военных преступлениях, где обвиняемые — из числа федералов, как правило, находятся в замороженном состоянии, и правоохранительные органы заняты только тем, чтобы вывести преступников из-под ответственности. Даже если эти преступники совершили ужасные, чудовищные поступки.
…12 января 2002 года в районе горного чеченского селения Дай были высажены с вертолетов шесть групп российских военнослужащих — они искали боевиков и среди них полевого командира Хаттаба, который, согласно оперативной агентурной информации, был незадолго до этого ранен и находился в тот момент где-то рядом с Даем.
То, что случилось тут вскоре, позже так и назовут: «дело Буданова-2». Члены одной из шести групп — десять бойцов отряда специального назначения Главного разведывательного управления Генерального штаба России, десантированных с вертолетов, — увидев ехавший мимо них по горной дороге рейсовый микроавтобус, остановили его, приказали всем выйти. Сначала пытали, добиваясь ответа, где боевики. А потом убили всех шестерых и в довершение сожгли их трупы.
Официальные информационные агентства тут же назвали эту жестокую бессудную казнь «боевым столкновением с незаконными вооруженными формированиями», однако нашлись свидетели, которые довольно быстро развеяли эту ложь. Все шестеро оказались обычными гражданскими лицами, возвращавшимися на рейсовом «уазике» из районного центра Шатой по домам. Среди них была 40-летняя Зайнап Джаватханова, мать семерых детей от семнадцати до двух лет, беременная восьмым, — и от нее осталась лишь одна ступня, по ботинку на которой ее опознали муж и старшие дети. В тот день Зайнап ездила на осмотр к гинекологу в Грозный.
Еще — директор Нохчи-Келойской сельской школы 69-летний старик Сайд-Магомед Аласханов и учитель истории той же школы Абдул-Вахаб Сатабаев, который возвращался домой с педагогического совещания в Шатое.
Четвертый труп принадлежал нохчи-келойскому леснику Шахбану Бахаеву. Пятый — племяннику многодетной Зайнап, который сопровождал ее в поездке, — так тут принято, и звали племянника Джамалайли Мусаев. Шестой — водителю микроавтобуса Хамзату Тубурову, отцу пятерых детей, которого знала вся округа, потому что каждый день именно он возил, кого требовалось, из Шатоя по горным селам и обратно.
К вечеру 12 января все убийцы были арестованы. Сотрудники Шатойской районной прокуратуры благодаря показаниям случайного свидетеля майора военной разведки Виталия Невмержицкого, оказавшегося на месте трагедии, смогли добиться санкции на их арест — и это беспрецедентно для Чечни. Вскоре спецназовцев передали следователям военной прокуратуры, и было возбуждено уголовное дело № 76002.
Все вроде бы, как положено. Я встречалась с полковником Андреем Вершининым, военным прокурором в Шатойском районе, который вел тогда это нашумевшее дело, и весной 2002 года он был еще полон оптимизма. Говорил, что доказательств вины предостаточно и дело обязательно дойдет до суда — его почти невозможно будет развалить, как это происходит сплошь и рядом с другими делами, ведь сотни не доведенных до «точки», — до суда, уголовных дел числятся сегодня за прокуратурами всех уровней. И большинство по одной причине — обвиняемых в преступлениях военнослужащих командиры их подразделений побыстрее отправляют прочь из Чечни, следствие захлебывается, прокуратуре не дают работать, запугивают, затыкают рот…
Так вот, прокурор Вершинин сумел сделать тогда почти невозможное: он добился, чтобы бойцы ГРУ, пока идет следствие, сидели бы под арестом на гауптвахте 291-го полка, потому что именно в его расположении в Шатойском районе находится военная прокуратура, то есть под непосредственным круглосуточным присмотром полковника…
Прокурор Вершинин не виноват в том, что произошло дальше, когда обвиняемых все-таки забрали из Шатоя и перевезли в тюрьму за пределами Чечни и полномочий полковника. Те, кто непосредственно осуществил казнь у селения Дай — лейтенант Александр Калаганский и прапорщик Владимир Воеводин, — пробыв в тюрьме города Пятигорска девять месяцев, были отпущены на свободу, потому что Главная военная прокуратура России даже не обратилась в суд за продлением им срока заключения, и это значит: их обязаны были автоматически выпустить «под подписку о невыезде в Щелковском районе Московской области».
Тут очень важно понять, что означает это последнее, — почему именно «в Щелковском районе Подмосковья» оказалась подписка о невыезде для двух преступников? Это, между прочим, поощрение и повышение им по службе. До Чечни и казни, которую они учинили, оба служили на краю света в Бурятии, а теперь оказались переведены в Подмосковье… У нас это означает одно — ГРУ и Генштаб решили Воеводина и Калаганского поощрить, считая, что те, как и Буданов, верно служили Родине, а Родина не оценила…
Под стражей удалось оставить только капитана спецназа ГРУ Генштаба Эдуарда Ульмана, который отдавал 12 января 2002 года непосредственный приказ уничтожить людей. На свободе гуляет организатор и подстрекатель к убийству майор Алексей Перелевский, в тот момент бывший заместителем командира 641-го отряда ГРУ (он руководил спецоперацией), и это именно Перелевский приказал Ульману: сделай из всех «груз-200» (труп — на военном сленге), и тогда офицеры приняли решение расстрелять…
Что это? Как это называется? Виновных в этом громком и жутком военном преступлении просто выводят из-под ответственности. Я представляю себе, что произошло бы, если бы на территории Чечни какой-нибудь чеченский боевик расстрелял шестерых российских военных, а потом сжег бы их трупы. На свободе бы он точно не оказался. Как сказал адвокат Абдула Хамзаев, «за 41 год моей работы в органах суда, прокуратуры и адвокатуры я не встречал ни одного уголовного дела, где лицо, привлекаемое за умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами, находилось бы «под подпиской о невыезде».
Я спросила тогда адвоката Хамзаева:
— Если идея с Международным уголовным трибуналом по Чечне, которую обсуждает Совет Европы, дойдет до реального воплощения, лично Вы сможете предоставить такому трибуналу материалы по делам, где российские правоохранительные органы не желали бы вести следствие против военных преступников, всячески их заматывали и преступников выпускали на свободу?
