После ночного разговора с Агапкиным он окинул мысленным взором сотни две своих знакомых, давних и новых, всегда готовых к услугам, к партнерству и деловому сотрудничеству. Министры, депутаты, чиновники, банкиры, политики, военные, дипломаты, народные артисты.
Конечно, Кольт не обольщался ни на чей счет и не питал иллюзий, что все его солидные знакомые желают ему исключительно здоровья, счастья и процветания, как это принято говорить в банкетных тостах. Кто-то мог подставить при случае, напакостить ненароком, кто-то хранил мелкие обиды, кто-то, наконец, просто завидовал. Но, как ни напрягал воображение Петр Борисович, перебирая в памяти имена и лица, никто из его уважаемых знакомых на роль тайного злодея не годился. Никто не мог бы состоять в загадочной секте искателей бессмертия, поклоняться какому-то Имхотепу, участвовать в ритуальных оргиях с человеческими жертвоприношениями.
«Старик нарочно пугает меня, – раздраженно думал Кольт, – жрецы, фараоны, торговля бессмертными душами. Уничтожить, свести с ума! Это совсем не просто и, между прочим, весьма рискованно. Чтобы кто-то решился, я сам должен дать повод, подставиться, наделать глупостей. Но я ведь не идиот. Я никогда идиотом не был».
Бессонная ночь не прошла для Кольта даром. Он чувствовал себя скверно. Сидя в отдельном кабинете французского ресторана «Жетэм», он без всякого удовольствия ковырял вилкой кусок паровой севрюги. Рядом с ним, на стуле, валялась стопка пестрых газет и глянцевых журналов. Только что прямо сюда, в ресторан, курьер доставил ему подборку рецензий на книгу его дочери Светика. Из журналов торчали розовые закладки.
«Истинно балетное изящество отличает литературный дебют Светланы Евсеевой. Тонкий, непревзойденный психологизм, яркая образность языка, виртуозность и легкость в построении сюжета – вот признаки звездного стиля Евсеевой. Народная мудрость гласит: талантливый человек талантлив во всем. Зрители и поклонники уже привыкли, что каждый выход на сцену балерины Светланы Евсеевой – блестящий триумф. Не менее блистательным оказался ее литературный дебют, роман „Благочестивая: Дни и ночи“. Это настоящее пиршество для гурманов, для подлинных ценителей высокой словесности».
В кабинет заглянул метрдотель.
– Петр Борисович, простите, что беспокою вас, приехала Наталья Ивановна, с ней еще двое, мужчина и женщина.
– Двое? – растерянно переспросил Кольт. – Кто такие?
– Наталья Ивановна сказала, вы ждете ее и их тоже.
Он никого не ждал. Ему хотелось побыть одному, поесть спокойно. Он смутно помнил, что Наташа, мать Светика и бессменный ее импресарио, звонила пару дней назад, возбужденно рассказывала об очередном литературном критике, необычайно влиятельном. Одним росчерком пера он может из любого писателя сделать гения или размазать по стенке. Но он, этот критик Марк Метелкин, немного странный, нервный и мнительный.
– Мне с ним трудно разговаривать, он юлит, требует личной встречи с тобой. Ты должен, Петя, ты просто обязан ради Светика пойти на любые его условия.
Кольт напомнил ей, что и так уж оплатил восторженные отзывы десятка разных обозревателей, о каждом Наташа говорила, что он самый влиятельный.
– Я просто не сразу врубилась, там, знаешь, так все запутанно, в этом чертовом литературном мире. Но теперь я знаю точно, кто у них главный. Критик Метелкин.
– Может, он и главный, но встречаться я с ним не буду. Много чести. Сама договорись и заплати.
– Петенька, солнышко, я тебя умоляю!
Наташа чуть не плакала, и Кольт согласился. Однако после бессонной ночи все у него вылетело из головы. Он совершенно позабыл, что именно сегодня Наташа должна привести к нему в ресторан критика Метелкина. Сейчас уж поздно было отменять эту идиотскую встречу.
– Ладно, что делать? Пусть поднимаются. – Тяжело вздохнув, Петр Борисович отбросил журнал, отодвинул тарелку с недоеденной севрюгой.
Метр поклонился и исчез. Через минуту в кабинет проскользнул официант и принялся быстро, молча убирать со стола.
– Вот это все унеси, – кивнул Кольт на глянцевую стопку.
– К вам в машину? – робко спросил официант.
– Нет! На помойку!
– Слушаюсь, Петр Борисович.
«Что ж я вдруг так взбесился? – подумал Кольт, удивляясь собственному крику. – Сам оплачиваю всю эту чушь, теперь вот с Метелкиным должен встречаться. Стыдно и противно. Раньше надо было думать».
Официант застыл в нерешительности у закрытой двери. Увесистую стопку газет и журналов он зажал под мышкой, в руках держал тарелки и не знал, как ему ухватиться за дверную ручку, балансировал, кренился вперед и вбок, пытаясь нажать на нее локтем.
«Ну и дурак, – с тоской подумал Кольт, – надо будет сказать, чтобы его уволили».
Дверь внезапно открылась, прямо на официанта, едва не стукнув беднягу по лбу. Тарелки ему удалось удержать, но газеты и журналы рассыпались по ковру. На нескольких обложках красовалось лицо Светика.
Появилась Наташа, подлетела, чмокнула Кольта в щеку, обдала знакомым запахом духов, прошептала со значением, словно открывая интимную тайну:
– Они в сортире. Сейчас поднимутся.
– Сядь, отдышись. Есть хочешь?
– Умираю от голода, но ничего, кроме зеленого салата и воды, не буду. А их надо накормить хорошо, от души. Икры им, икры побольше.
Официант сообразил поставить тарелки, быстро собрал журналы и газеты, унес, от греха подальше. Наташа была так возбуждена, что ничего не заметила.
«Нет, не стоит его увольнять, – подумал Кольт, – надо, наоборот, повысить зарплату».
– Ты сказала, приведешь только Метелкина. Кто там еще с ним?
– Жутко важная тетка, Парамонова. Она, знаешь, даже круче, чем он. Она серый кардинал, все идет через нее. Премии, рецензии, культурные поездки.
– Какие поездки? Что ты несешь?
Но она не успела ответить. На пороге возникли две фигуры.
– Эллочка, Марк, проходите, знакомьтесь, – Наташа вдруг заговорила сладким тягучим голосом, заулыбалась.
Метелкин оказался высоким, очень светлым блондином. Бирюзовая эластичная футболка туго обтягивала рельефные мышцы. Маленькая, гладкая, остриженная под полубокс голова выглядела ненужным придатком к роскошному торсу, мощным плечам, жилистой крепкой шее. Петр Борисович подумал, что влиятельный критик проводит значительно больше времени в тренажерном зале, чем за письменным столом.
Важная тетка Парамонова напоминала морскую свинку, раздутую до человеческих размеров и наряженную в парчовый пиджак. Она первая пожала Кольту руку, назвала ресторан «симпатичным местом», закурила и углубилась в меню. Метелкин поздоровался мрачно и значительно, в меню даже не заглянул, сразу потребовал свежего сельдерейного сока, лобстера и двойную порцию паюсной икры с ржаными гренками.
У него была странная манера поводить плечами и непрерывно гладить под столом свою коленку. Без всяких предисловий он заявил Петру Борисовичу, что Светлана Евсеева сделала отличный крепкий текст и только поэтому, а вовсе не из корыстных соображений, он согласен взять дебютантку под крыло. Деньги и всякие разговоры о них ему отвратительны. Он видит свою миссию в бескорыстном служении отечественной словесности.
Парамонова погасила сигарету, тут же закурила следующую и сообщила:
– Наш хищник никогда не кривит душой. У него в анамнезе нет ни одной неискренней рецензии. То, что Светлана Евсеева талантливый писатель, не подлежит сомнению, и в любом случае мы будем ее поддерживать. Но мы бы хотели обсудить с вами, Петр Борисович, стратегию долгосрочного взаимовыгодного сотрудничества.
Она говорила без пауз, без запинки, ни на секунду не задумываясь, не улыбаясь, словно читала серьезный доклад.
Из доклада Кольт узнал, что нынешняя литературная ситуация сравнима с гуманитарной катастрофой. Единственный способ спасти нацию от тотальной деградации – создать грандиозную монолитную структуру, включающую в себя не только книжное издательство, но также телеканалы, журналы, газеты, радиостанции. Мощный идеологический напор. Беспощадное подавление анархии вкусов и уничтожение ложных кумиров. Есть настоящие писатели, наши писатели, они должны издаваться миллионными тиражами, из них надо делать звезд не только российского, но и мирового масштаба. Само по себе оно не произойдет, поскольку читатель дурак и быдло, читает, что хочет. Надо приучать, заставлять, воспитывать, внедряться в сознание, в подсознание.
Тут она принялась перечислять писателей настоящих, «наших». Ни одного из них Кольт не знал.
– Элла, вы забыли назвать замечательного романиста Парамонову, – подал голос критик. До этой минуты он молчал, поводил плечом и гладил свою коленку.
– Марк, ну что ты, это не скромно, – заметила Парамонова и продолжила доклад.
Далее Кольту было популярно разъяснено, что отделять козлищ от овец и править вкусами серой массы должна элита, ученые, писатели, мозг и сердце нации. Люди бизнеса, финансовая элита – это кровь нации. Чтобы организм функционировал, все его системы должны работать согласованно, питать и поддерживать друг друга.
