Идеальное.
Примеряла его и думала лишь о том, что я должна понравиться в нем только одному человеку.
Александр
Чертово воскресенье все не наступало. В субботу я хотел поехать в тот детский дом и поддержать Эмму, но решил, что некоторые моменты ей придется проходить самой, как еще одни вид терапии. Не знаю правильным был мой выбор или нет, но надеюсь, что, то свободное пространство что у нее есть ей и правда нужно. Не звонить же мне каждый раз Олесе за советом.
– Сын, – подошел ко мне отец, когда я уже в смокинге был готов ехать на вечер, в котором мы каждый раз участвовали и приносили стабильно максимальное количество денег. – Возьми эту розу, для Эммы, – протягивает мне цветок, который был темно-бардовым, а к концу лепестков становился розовым.
– Спасибо, пап, – принимаю цветок вспоминая историю моих родителей.
– Твоя мама любила этот вид. Он был первым, который я подарил ей после нашего знакомства.
– Я помню, – обнимаю его, и сжимаю крепко в своих объятиях.
Я вижу, как он тоскует по ней даже спустя столько лет. Он помнит так много мелких деталей их жизни, что мне становится завидно этой любви.
Они были вместе очень долго, но так мало для них двоих оказалось этого времени. Несправедливо.
Подъезжаю уже к зданию театра, потому что именно тут будет проходить мероприятие. Журналисты окружают машину. Стоит выйти одному, как они тут же начинают заваливать меня вопросами, потому что все хоть и не знали, что мы готовились к свадьбе с Ксенией, но были уверены, что она будет и это первый мой выход без нее.
«Да, сегодня приехать с Эммой было бы ужасом для нее!»
Пока пробился через этих чаек, мечтающих узнать кому достанется роза, захотел уже вернуться домой, но лишь она и благое дело удержали меня тут.
Долго искать Эмму не пришлось. Она стояла возле стола размещая людей по своим места и мило улыбалась. Наполовину открытая спина открывала вид на идеальную осанку, а приталенное платье, подчеркивало красивые и плавные изгибы ее тела.
Волосы были уложены и подняты вверх, чем подчеркивали длинную шею. Воображение дорисовывало все, что скрыто под черной тканью и это было плохой идеей: идти на поводу у него.
Парочка дыхательных манипуляций и успокоившись я подошел к ней почти вплотную.
Девушка подпрыгнула от неожиданности и чуть ли не закричала.
– Ш-ш-ш, красавица, это я, – успокоившись она медленно повернулась и улыбнулась.
«Боги, как она красиво улыбается».
– Ты меня напугал, – смущается, заламывая руки.
– Эмма, ты превосходно выглядишь, – протягиваю ей цветок, еле протискивая его, между нами.
– Такой необычный, – нюхает розу, а я целую нежную кожу щеки, не желая отрываться, задерживаюсь намеренно.
– Спасибо, – шепчет и быстро чмокает меня в ответ, смеясь.
– Как вечер? Все готово?
– Да, вполне. Но еще не все прибыли.
– Отлично. Я пройдусь поздороваюсь с остальными.
– Конечно, мне нужно работать.
Снова вдыхаю ее аромат и удаляюсь, мечтая скорее остаться с ней наедине.
И повезу я ее не в загородный дом к отцу, чтобы они ели пироги и пили чай.
Эмма
Когда-нибудь, люди научатся сходить с ума от счастья, и я начну этот ритуал уже сегодня, наверное. Этот вечер важный для фонда и, по сути, стал важным и для меня.
Множество вспышек и сплошные разговоры о том, что Александр Давыдов пришел на вечер один в компании розы. И тот факт, что эта роза оказалась в моих руках будет сводить с ума меня, его и прессу.
Представляю эти грязные заголовки о том, что девочка из трущоб вновь возвращается к жизни.
Внезапно меня нахлынула волна отрицания происходящего.
Я вдруг поняла, что мне это все не нужно. Мне стала чужда, еще более чем раньше, эта жизнь на публике.
«Не хочу. Не хочу так жить. Не буду.»
Смотрю невидящим взглядом в центр толпы, от которой веет лоском и высокомерием… Все это фальшивые улыбки и грязный блеск.
Делаю шаг назад и тут же впечатываюсь в кого-то. Резко разворачиваюсь и заглядываю в самые родные глаза из всех присутствующих здесь людей.
– Матвей Яковлевич?
– А кого ты думала увидишь? Хотя не отвечай, я уже догадался. Мы с ними не так сильно похожи, он в мать пошел, – смеется и я будто бы проглатываю свою неуверенность.
Не знаю, что ему ответить. Правда. Просто не знаю. Поэтому делаю то, что остается в моих силах, чтобы не разреветься, я обнимаю его.
– Ну-ну, дочка. Не мог же я оставить тебя одну, – гладит меня по спине. – А Сашка, он скорее головы им всем оторвет, чем даст тебя в обиду.
– Я так рада, что вы тут. Вы и Саша, – шепчу, не отпуская его. – Я уже хотела убежать. Хотела вновь скрыться. Они же будут говорить, будут сплетничать…
– Ну так, давай дадим им, как можно больше поводов. Покажи им девочка. Скажи громко, что вот она ты. И ты не боишься их всех. Докажи им, что даже оступившись и упав в лужу, можно переодеться и идти дальше. Главное иметь багаж с собой. Но вот грязное и ненужное, все же лучше выкидывать, а не отправлять обратно в чемодан, Эмма.
– Матвей Яковлевич, вы слишком замечательный.
– А я таких комплиментов не получал еще, – вдруг доносится сбоку.
Отрываюсь от мужчины и вижу Сашу со стаканом сока. Протягивает его мне и улыбается.
– Значит еще не заслужил, юнга.
Вечер идет своим чередом. Сбор денег проходит в несколько этапов, чтобы люди не заскучали.
Кто-то выписывает чеки сразу, кто-то после. Некоторые приходят уже с конвертом.
Саша и его отец общаются с гостями. Женщины из фонда, как и я помогают в разных мелочах.
– Эмма, проверь пожалуйста по списку, как много людей не пришли. Алиса отошла, – просит меня Жанна Эдуардовна.
– Конечно.
Подхожу к стойке на входе в зал и начинаю листать внушительный список.
Можно было бы подумать, что и денег будет много, но есть такие богачи, что боятся больше десяти тысяч вынуть из кармана в то время, как носовой платок у них стоит в три раза дороже.
Дохожу уже до второй страницы, как глаза цепляются за фамилию, от которой голова начинает кружиться.
Я чувствую, как виски сдавливает с такой силой, что пульс ощущается аж на лбу. Уши заложило, и мир вдруг заиграл, словно на зажеванной кассете.
Пелена не рассеивается, а после, смотря в пол и делая глубокие вдохи, возле стойки останавливаются блестящие черные ботинки. Я медленно поднимаю глаза сканируя черные, идеально выглаженные брюки, и такой
