– Какой? – Кулебякин послушно посмотрел, зафиксировал входящий номер и тут же, чтобы не забыть, записал его на бумажке.
– Дай сюда, – окрыленный успехом Роман Егорович выхватил у него листочек с записью и развернулся к своему компьютеру. – Пробьем-ка мы номерок по базе...
Козлов шустро полез в богатые компьютерные закрома управления. Зная, что поиск ФИО и адресных данных владельца рассекреченного номера займет у майора некоторое время, капитан хотел уже вернуться к своей работе, но его отвлек телефонный звонок. Теперь уже мобильник майора, огорчительно чуждый классическому музыкальному образованию, с надрывом запел:
– Владимирский централ, ветер северный!
Козлов, энергично шевеля лопатками, шарил в базе данных и всем своим видом демонстрировал полное безразличие к поступившему к нему звонку.
– Этапом из Твери, зла не меряно! – добавил слезы в голос жестоко игнорируемый аппарат.
– Заткни его, Дэн! – через плечо бросил занятый делом майор.
Денис протянул руку, взял распевающийся телефон и прежде, чем нажать кнопку отмены вызова, цепким взглядом успел срисовать входящий номер. Мгновением позже он проассоциировался у профессионально памятливого капитана с грузинским именем «Вано», являющимся дружеским прозвищем следователя Ивана Ивановича Красикова, после чего Денис пробормотал:
– Странно.... Ванька-то тут откуда?
Внимательный к деталям капитан Кулебякин не забыл, что аппарат майора Козлова все еще заряжен неродной ему сим-картой из телефона, найденного на месте преступления. Таким образом, короткое местоимение «тут» в максимально расширенном подстрочном переводе означало бы «в контакте с абонентом, чей хладный труп был обнаружен в квартире по адресу: улица Нововасильевская, дом 35, квартира 6». В такой трактовке простой вопрос «Откуда тут Ванька?» становился чертовски занимательным!
Чтобы получить на него ответ, Денис использовал самый простой и быстрый способ: принял звонок. Правда, изменил своей обычной манере представляться по всей форме, обойдясь совершенно нейтральной репликой:
– Алло?
– Алло, алло, – растерянно повторил Красиков, неожиданно услышав в трубке не звонкое меццо-сопрано энергичной старушки К.М. Кузнецовой, а смутно знакомый мужественный баритон. – Кто это?
– А это кто? – не торопясь раскрывать инкогнито, настороженно спросил Кулебякин.
– Вот теперь я могу тебе это сказать, – с удовольствием отозвался майор Козлов, ошибочно приняв на свой счет вопрос, адресованный другому человеку.
Он постучал крепким желтым ногтем по строчке в таблице, нарисовавшейся на мониторе компьютера, и озвучил успешно добытую информацию:
– Это у нас некая Кузнецова Катерина Максимовна, паспортные данные прилагаются...
– Бум! – майорский мобильник-раскладушка выпал из руки Дениса и от удара о стол сам собой сложился, оборвав едва начатый интригующий разговор с Красиковым.
Лицо капитана Кулебякина приобрело выражение крайне неприятного удивления. Майор Козлов тоже озадачился:
– Что-то я не понял... Сколько же лет было убитой? Кузнецовой-то этой уже за семьдесят... Что случилось? Ты куда, Дэн?
– Мне надо, – невнятно буркнул капитан Кулебякин, устремляясь к выходу из кабинета в обход упавшего стула.
– Надо меньше пить! – пробормотал Роман Егорович, с прозрачным намеком посмотрев на пустые стаканы из-под абрикосового компота, издревле славящегося в народе своим превосходным слабительным действием.
22
Трошкина была дома, но страшно занята: она принимала ванну, а это в Алкином исполнении процесс долгий, многоэтапный и требующий во всех смыслах полного погружения.
Я как-то наблюдала ее банное шоу и поняла, что в сравнении с моей подружкой самый чистоплотный енот-полоскун – жуткий замарашка с неодолимой водобоязнью. Я вообще-то тоже не большая грязнуля, но просидеть в ванне битых три часа смогу, только если меня прикуют к решетке сливного отверстия наручниками. А вот Трошкина запросто заляжет на дно на полдня! Не потому, что с детства мечтала быть водолазом и до сих пор тренируется. Просто наша Алка девушка невероятно увлекающаяся. Страсти и страстишки у нее меняются, но каждой дежурной блажи Трошкина предается со всей экспрессией нереализовавшейся творческой натуры. То она зубрит заклинания вуду, то исповедует сыроедение, то занимается хатха-йогой... С недавних пор моя подружка яростно фанатеет от водных процедур. Она мешками покупает в магазине дорогой косметики страшненькие на вид мыльца, массажные плитки и пенные бомбочки ручного производства, а воду в своей купели фильтрует, ароматизирует, ионизирует – только что не святит с паникадилом!
При этом, что характерно, входную дверь безалаберная Трошкина не запирает. Подозреваю, она подсознательно надеется на появление случайного зрителя, который по достоинству оценит ее мокрое дело.
Я в этом смысле публика безнадежно неблагодарная. На красивое мужское тело в пене и брызгах я бы еще посмотрела, но обнаженная женская натура никогда не вызывала у меня интереса. Я даже саму себя в зеркале особенно не разглядываю, хотя – чего лукавить! – там есть на что посмотреть. Так что, когда Алка услышала хлопок двери, чуток прикрутила трубно гудящий кран и пискляво поинтересовалась, кто пришел, я жестоко ее разочаровала:
– Не надейся, это не прекрасный принц, рыщущий по мелким водоемам в поисках квакающей царевны! Это всего лишь я, Кузнецова!
– Чего ты хочешь, Кузнецова?
Чего я хотела, то уже нашла: нужная мне сим-карточка, не используемая Трошкиной, лежала, как обычно, в своем родном конвертике, в тумбочке под телевизором. Не сомневаясь, что подружка не откажет мне в моей маленькой просьбе, я сначала прикарманила «симку», а уже потом – как раз в ответ на Алкин вопрос – крикнула:
– Можно я на время возьму у тебя билайновскую «симку»?
– Возьми навсегда! – сквозь шум воды ответила щедрая Трошкина. – Она мне не нужна, надоела, смотреть на нее уже не могу!
Слегка подивившись, что Алка вообще зачем-то смотрела на мелкий телефонный потрох, я задвинула ящик и прокричала:
– Спасибо! До свиданья! – и оставила подружку наедине с прирученной водной стихией, торопясь домой.
Лифт, зараза, опять барахлил. Он кое-как ползал, но при этом урчал и скрежетал, как голодный вурдалак, – мамуля заслушалась бы! Я не рискнула воспользоваться явно неисправным подъемником и пошла пешком.
Подъем на два этажа дался с некоторым трудом – бурные события долгого дня заметно ослабили меня, но зато усилили мое чувство голода. Я предвкушала вкусный плотный ужин, в наличии которого не сомневалась: папуля поутру предупредил домашних о необходимости нагулять к концу дня хороший аппетит. Наш кулинар запланировал на вечер внутрисемейную дегустацию нового блюда.
Я оказалась не первой в очереди к кормушке. Зяма уже сидел за столом, сжимая в руках нож и вилку, как символы верховной монаршей власти. Папуля еще суетился у плиты. Он не ожидал, что мы нагуляем должный аппетит так рано, и не успел сервировать стол.
– Ну, что нам нынче бог послал? – спросила я, потеснив братца на кухонном диванчике.
– Спасибо, – улыбнулся папуля, заслуженно приватизировав комплимент.
На кухне он у нас бог и царь, с этим не поспоришь (а поспоришь, так можешь и поварешкой по лбу схлопотать! Папуля – бывший боевой офицер, навыков рукопашного боя не потерял и орудовать стальными инструментами не разучился).
– Сегодня у нас ладание, – любезно сообщил полковник от кулинарии, открывая духовку.
– Ладание? Странное название. Не от слова «ладан», случайно? – опасливо поинтересовалась я.
– Гм! – кашлянул братишка, нервно покрутив головой. – Если это какое-то ритуальное блюдо, то хотелось бы сначала узнать, по какому, собственно, поводу?
– Можно подумать, у нас нет повода! – пробурчала я, толкнув братца локтем.
– Не знаю, почему это блюдо так называется, но надеюсь, что вам оно понравится, – сказал папуля, опуская на середину стола большую прямоугольную лохань из термостойкого стекла. – Вот. Ладание по-македонски!
Над емкостью, по самые края залитой подрумянившимся расплавленным сыром, курился пар.
– Имени Александра Македонского? – с целью общего развития уточнила я, протягивая вилку к еде, которая на вид мне понравилась гораздо больше, чем на слух.
– Имени страны Македонии, – легонько хлопнув меня по руке полотенцем, сказал папуля. – Не спеши кушать, давайте подождем Басеньку!
Наша родительница явилась к столу в наряде, который довел бы пуританку Клавдию Васильевну из второго подъезда до нервного срыва: на мамуле были ультракороткие шортики и маечка на тоненьких бретельках, на голове трикотажная повязка, а на шее – скакалка. Все, включая саму мамулю, было ярко-красное. Благодаря насыщенному цвету одежд и кожных покровов мамуля выглядела так эффектно, что папуля, заглядевшись на нее, пролил минералку мимо стакана.
