-- Иди сюда, моя маленькая Инанна.
С колотящимся сердцем она легла рядом с ним. То, что было дальше, вспоминалось ей как один нескончаемый кошмар. Этот Думузи не любил свою Инанну, он презирал её. Он глумился над ней. Он хотел унизить её. Он творил с ней невообразимые вещи, и Инанна не выдержала. Слёзы горя и разочарования потекли по её щекам. Она плакала по утерянной чистоте, по растоптанной грёзе, по невозможности вернуть былое счастье, а вождь продолжал упиваться ею, марая тело богини слюнями и потом...
В коридоре послышался шум, и женщина обернулась. В спальню вступила богиня. Её сопровождали четыре невольницы.
-- Готовы ли мои покои для встречи супруга? - надменно осведомилась она, подняв накрашенные сажей брови.
-- Готовы, госпожа, - склонилась перед ней надзирательница.
Она взяла из блюда, стоявшего рядом с ложем, связку фиников, почтительно приблизилась к Инанне и надела эти бусы на её смуглую с медным отливом шею. Затем сделала шаг назад, воздела руки и торжественно пропела:
-- Маслом кедровым богиня натёрлась, -- В ложе супруга она возлегла, -- Над спящей землёю заря распростёрлась, -- Рассвета звезда на небе взошла! -- Пусть же Инанна радость познает, -- Пусть вождь уста её лобызает!
Возле святилища ясноокого Энки приблудный кобель драл дворовую сучку. Гильгамеш спрыгнул с колесницы и пешком направился к воротам Дома неба. Служители храма несли перед ним дары богине: молоко, сикеру, масло, сливки, финики и воду. Позади шествовал хор, распевая гимны. Крыши домов облепили дети. Они шумели, толкались, спорили, хохотали. Когда вождь проходил мимо, они испуганно затихали, но стоило ему отдалиться, как они принимались галдеть пуще прежнего. Взрослые поднимали их на руки, показывали город. Женщины разбрасывали лепестки цветов, финики и зёрна ячменя. Мужчины громко прославляли вождя, оживлённо обсуждали недавнюю войну и грядущий урожай. Ликование затопило город. Все спешили внести посильный вклад в праздник зарождения новой жизни.
За воротами стало потише. Людской гул казался здесь глуховатым рокотом, похожим на отдалённый шум моря. Инанна ждала Гильгамеша в дверях храма. Это была невысокая черноволосая девушка в белой облегающей тунике, подвязанной тонким зелёным поясом. Она стояла, положив одну руку на бедро, а другой упираясь в косяк. Томными карими глазами богиня пристально смотрела на вождя. Лицо её сияло от радости, упругая грудь покачивалась в волнении, распираемая сладким предвкушением. На шее её висела связка фиников, они мелко перекатывались в такт дыханию, слегка отсвечивая на солнце. "Хороша!" - невольно восхитился Гильгамеш. Он приблизился к ней, и хор за его спиной грянул:
-- Приветствую тебя, спустившаяся с неба, -- Приветствую тебя, владычица людей, -- Приветствую тебя, дарительница хлеба! -- Великая Инанна, лучи свои излей!
Девушка улыбнулась. Служители храма положили у её ног дары и неслышно отступили назад.
-- Я ждала тебя, любимый! - произнесла она. - Войди же в мой дом, долгожданный Думузи.
Да, она была хороша. Энкиду не сразу понял это. Поначалу она даже вызвала у него омерзение. Её внешность слишком напоминала ему облик тех существ, что приходили в лес убивать его подданных. Впрочем, скоро он убедился, что она совсем не похожа на них. Длинные и мягкие волосы её цвета соломы, водопадом ниспадавшие на плечи, резко отличались от густых ломких копен пришельцев с равнины. Они пахли свежестью и смешно щекотали шею. Энкиду нравилось зарываться в них, чувствуя себя окружённым пахучими травами. Тело её, тонкое и гибкое, легко отзывалось на каждое его движение, словно предугадывая желания хозяина леса. Оно приковывало к себе взор, вызывая странный жар в груди и частое биение сердца. Две большие выпуклости над животом, податливые на прикосновения его пальцев, пробуждали в Энкиду дивное ощущение удовольствия и восторга.
Но он боялся её. Пожалуй, это было единственное качество, которое сближало чаровницу с убийцами из внешнего мира. Впрочем, испуг этот был обоюдным. Она тоже задрожала от страха, увидев его. Когда он голодным хищником выпрыгнул из кустов и стал кружить, плотоядно обнажив клыки, глаза кудесницы расширись, а лик побледнел. Она сделала непроизвольное движение в сторону, порываясь убежать от него, но что-то заставило её остаться. Она внимательно рассматривала его, не отводя взора от горящих глаз лесного человека. Постепенно лицо её смягчилось, во взгляде проснулось любопытство. Обнадёженный этой переменой, Энкиду осмелился подойти поближе и дотронуться до её плеча. Оно было гладким и тёплым. В памяти всплыло приятное чувство от поглаживания нежной шерсти оленёнка. Энкиду задохнулся наслаждением, внутри него всё завибрировало, он подступил к ней вплотную, но она вдруг отстранилась и легла на спину. Озадаченный Энкиду наклонился над ней, повёл шершавыми ладонями по её бёдрам. Случайно задев за лоскут шкуры, который прикрывал верхнюю часть её ног, он вдруг к смятению своему оторвал его и обнаружил под ним нечто совершенно иное, настолько невероятное, что и вообразить себе не мог. Тело его при этом повело себя странно. Некоторые мышцы в нём расслабились, поддавшись необоримому соблазну, другие же напротив стали твёрдыми как камень. Красавица заливисто расхохоталась. Она схватила его за плечи и потянула к себе. Он упал, погрузившись в омут непередаваемого счастья, а чаровница зашептала:
-- Витязь! Дозволь полонённой тобою -- Душу открыть. Желаний не скрою, -- В спальню меня отведи, приласкай, -- К телу прижми, уста лобызай. -- Буйвол! Дозволь полонённой тобою -- Душу открыть. Желаний не скрою...
Шамхат и впрямь была напугана. Зверочеловек, который явился её взору, был скорее зверем, чем человеком. В первое мгновение она горько пожалела, что откликнулась на странную просьбу людей из деревни. Воля богов, о которой они толковали, не слишком ободряла её. Здесь, среди скопища ядовитых змей и скорпионов, всё казалось ей враждебным и исполненным ненависти. Даже молитвы, которые она лихорадочно шептала, не приносили утешения, разбиваясь о стену непреодолимого страха.
Демон, впрочем, оказался не таким уж и злобным. Чем пристальнее она вглядывалась в него, тем больше замечала под звериной личиной человеческие черты. Его облик даже показался ей смутно знакомым, но она никак не могла взять в толк, откуда возникло в ней это ощущение. Лесной человек был невысок ростом, коренаст, очень космат и грязен. Лицо его терялось в длинной спутанной бороде и нечёсаных лохмах, сквозь которые проступали бледные потрескавшиеся губы, крупный мясистый нос и ровные скулы. Ногти его, длинные и жёлтые, походили на звериные когти, могучие мускулы шарами перекатывались под выдубленной кожей, в свалявшемся густом волосе на груди путались листья, мелкие ветки и кусочки древесной коры. При близком соприкосновении дикарь оказался боязлив и робок. Заметив это, Шамхат успокоилась. Теперь она знала, что ей надлежит делать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
