— А как смотрит на наши встречи твоя подружка?
— С ней все кончено. Она вернулась в Париж. У нас не было ничего серьезного.
— Расскажи мне о ней.
Андреас ответил, он не знает, что можно рассказать о Дельфине. Ему не хотелось вспоминать о ней, не хотелось говорить о ней, тем более с Фабьен.
— Как она выглядит?
— У нее короткие каштановые волосы, приятное лицо. Она такого же роста, что и ты, но не такая подтянутая.
— Сколько ей?
— Двадцать четыре.
— Ты ее любишь?
— Наверно, нет. Уж точно не так, как любил тебя.
Как люблю тебя, подумал он, но вслух этого не произнес. Сказал, было время, когда он мог представить себя остепенившимся отцом семейства. Но потом оно прошло. И едва ли он жалеет об этом. Он не уверен, что ему хочется той любви, какой хотелось в двадцать.
— А она? Она тебя любит?
— Не знаю. Кажется, да.
— Тебе этого недостаточно?
Фабьен спросила, почему Дельфина уехала. Андреас хотел рассказать о том, что больше не вернется в Париж, останется в деревне, но внезапно этот план показался ему нелепым. Он приехал сюда из-за нее. Если их история кончится, то не будет и причины оставаться. Сказал, что они с Дельфиной поссорились. Из-за одного пустяка.
— Меня это не касается, — ответила Фабьен.
Они вернулись к домику. Фабьен сказала, ей пора, ее мужчины наверняка скоро вернутся.
— И ты встретишь их обедом.
— Да, — ответила Фабьен, — я встречу их обедом.
— Ты расскажешь об этом Мануэлю? О том, что произошло?
Фабьен покачала головой. Зачем? Она протянула Андреасу руку и пожелала ему всего хорошего. Он поцеловал Фабьен в щеку. Она села на велосипед. Отъехала на несколько метров, потом остановилась.
— Чуть не забыла, — сказала она. Слезла с велосипеда и вынула из кармана куртки книжечку, которую привез ей Андреас.
Он подошел к ней, но книжку не забирал.
— Ты прочла ее?
— Да.
— И что же?
— Наверно, есть сотни таких историй, как наша.
— Но все эти подробности. То, что я называл тебя мотыльком…
— Это прозвище придумал Мануэль. Он первым меня так назвал.
— А кошка, которую она покупает, вернувшись в Париж?
— У меня никогда не было кошки.
Андреас спросил, уверена ли она. Фабьен рассмеялась:
— Кошка была у какой-нибудь другой.
— Так, значит, это ваша с Мануэлем история.
— Нет, — ответила Фабьен, — это наша история. С Мануэлем у нас не история. С Мануэлем — реальность.
Они стояли и смотрели друг на друга. Потом Фабьен обняла Андреаса и поцеловала в губы, это был ее первый поцелуй. Губы у Фабьен были сухими и жестковатыми, как у совсем юной девушки. Поцелуй длился долго, пока ей хватало дыхания.
— Возьми эту книжку себе, — сказал Андреас, когда они наконец перестали обниматься.
Фабьен улыбнулась. Без лишних слов села на велосипед и уехала. Андреас смотрел ей вслед. Фабьен встала на педалях, велосипед раскачивался туда-сюда. Дорога шла по опушке, через луг со старыми плодовыми деревьями, мимо крестьянского двора. Доехав до первых деревенских домов, Фабьен превратилась в желтую точку.
Андреас вернулся к домику и сел на тянувшуюся вдоль фасада скамью. Он ослаб, но в мыслях у него появилась такая ясность, какой не было уже много месяцев. Андреас не испытывал ничего, кроме облегчения и равнодушия. Словно сбросил с плеч ношу, тяготившую его восемнадцать лет. Возможно, отправь он тогда письмо, жизнь прошла бы по-другому. Возможно, в этом и состояло утешение. Получив отказ от Фабьен, он давно уже перестал бы ее ждать.
Андреас попытался вспомнить то время, когда они были вместе, но на память приходили одни и те же сцены. Лес, пруд, парижское кино. Андреас помнил все до мельчайших подробностей, видел Мануэля, Беатрис, парней и девушек, которые были вместе с ними тем летом, даже самого себя. Только Фабьен он почему-то не мог разглядеть отчетливо. При своем прощальном поцелуе, своем первом поцелуе, Фабьен наконец-то ожила. Один этот поцелуй и имел значение.
Он вспомнил свое детство, свою юность, когда всей душой предавался счастью или несчастью, любви или страху. Когда время замирало и выхода не было. Ему не хотелось влюбляться, как в двадцать, но иногда не хватало полноты тех чувств. И тех мгновений, когда внезапно все заканчивалось: ощущения совершенной бессмысленности происходящего и в то же время абсолютной свободы. Незамутненного взгляда на мир, от красоты которого перехватывало дыхание, цветов, форм, мельчайших деталей, текстуры дерева или облупившейся краски, висящего на кнопке листочка бумаги, следов ржавчины на кнопке. Он провел рукой по скамье, на которой сидел, по обветшавшей от непогод стене, к которой прислонился. Глубоко вдохнул, почувствовал влажность воздуха, шедший из леса запах гнили и сладковатый аромат каких-то поздних цветов. Он мог вспоминать о чувстве, но уже не испытывал его.
Наверно, они с Фабьен больше не увидятся. Увидятся или нет, не имело никакого значения. Их история кончилась. Одна из многих, бесконечно многих историй, начинавшихся и заканчивавшихся каждую минуту.
Андреас прошел вдоль объездной дороги, потом свернул к деревне. По пути ему встретилась небольшая продуктовая лавка, где он в детстве покупал сладости. Возвращаясь из школы, Андреас заходил сюда и, если у него были деньги, покупал шоколадку или печенье. Тогда ему постоянно хотелось есть, в перерывах между завтраком, обедом и ужином он поглощал огромное количество сладостей. А со временем аппетит у него испортился. Иногда за день он не съедал ничего, кроме двух сандвичей — на обед и ужин.
Войдя в лавку, Андреас прошелся вдоль полок. Купил бутылку вина и две шоколадки. На кассе работала девушка. Судя по диалекту, она была приезжей. Сделала какое-то замечание о погоде. Неважное получилось лето, сказала она, Андреас кивнул и ответил: можно лишь надеяться, что осень будет получше.
— Вдруг еще потеплеет, — предположил он.
Продавщица сказала, что не верит в это.
Андреас пошел вниз по улице, на которой вырос. Стоял полдень, и в саду никого видно не было. Один дом перекрасили в другой цвет, к другому пристроили гараж, в остальном все, похоже, было по-прежнему. Высокую сосну напротив родительского дома срубили. От нее остался лишь пень, а рядом посадили новую маленькую сосенку. Пройдет еще не один десяток лет, прежде чем она дорастет до высоты той, что срубили, подумал Андреас. Он до этого не доживет, брат и Беттина тоже, даже их дети, вероятно, не доживут.
Когда Андреас вошел в сад через скрипящую калитку, у окна появился Вальтер. Недоуменно поглядел на Андреаса. Ты что здесь делаешь, крикнул он. Через мгновение он уже бежал по садовой дорожке. Остановился в двух шагах от Андреаса. Казалось, он не знает, что делать. Андреас тоже помедлил, потом обнял брата. Вальтер неумело ответил на объятье.
— Заходи, — сказал он, — мы как раз за стол садимся.
Андреас протянул ему бутылку вина.
— Бордо, — с видом знатока произнес Вальтер.
Андреас сказал, ему хочется пройтись по дому и взглянуть на сад.
Клумбы были забиты мелкими сорняками, на западной стороне разрослась доходящая едва ли не до крыши лещина. Вальтер сказал, что за сад отвечает он, но у него слишком мало времени. Он счастлив, если раз в две недели удается скосить газон. Все зарастает.
Когда они зашли в дом, Беттина как раз ставила прибор для пятого. Должно быть, увидела Андреаса из окна. Она тоже так обрадовалась гостю, что тому стало неловко. Беттина обняла его. Дети пожали ему руку. Майя стала настоящей красавицей. Она была выше Беттины и вела себя очень непринужденно. Лукас был ниже сестры на две головы, тихий мальчик, напоминавший Андреасу Вальтера. Он протянул каждому по плитке шоколада и сказал, что надеется, они еще из него не выросли. Майя рассмеялась и ответила, что из шоколада вырасти нельзя.
За обедом они обсуждали соседей. Вальтер рассказал, что молния ударила в сосну на участке напротив и ее пришлось срубить. В некоторых домах теперь жили одноклассники Андреаса и Вальтера со своими детьми. Две сестры из дома на углу уже давным-давно переехали в приют для престарелых. Одна из них умерла, сказала Беттина. Вальтер ответил, что не знал об этом.
— Я же тебе говорила, — сказала Беттина. — Я ходила на похороны. Это было по крайней мере год назад.
— А магазин?
— Его продали. Теперь он стал сетевым. Но дела в нем от этого не улучшились.
Рядом с деревней выстроили торговый центр, сказал Вальтер. Маленьким магазинчикам пришлось туго. В деревне осталась только одна мясная лавка. Они вспомнили, сколько мясных лавок было раньше, и насчитали семь.
После еды дети схватили шоколадки и разошлись по своим комнатам. Вальтер позвонил на работу и взял отгул до конца дня. Разговор занял некоторое время, ему пришлось объяснить что-то своему сослуживцу. Беттина поставила кипятиться воду для кофе. Она прислонилась к плите и сказала: ему, наверно, странно, что они теперь здесь живут.
