И хочу ли я действительно это знать?
Внезапно Аэль задышала как-то по-другому, придвинулась ближе, так, что ее горячее, влажное дыхание прокатило целую волну мурашек по всему телу. Тихий стон и ее ладонь забирается под рубашку, сердца пропускают стук. Она спит? Или уже нет? Глаза полуприкрыты, ресницы трепещут, а влажные губы шепчут что-то приглушенно. Слова не разобрать, только интонацию. Тяжесть, жар, бешенное головокружение. Меня еще не разу так не ломало от желания, от… Выдержки хватило всего на пару секунд, с тихи рыком я сорвался в Бездну, подминая ее под себя, целуя яростно, отчаянно…
ИНТЕРЛЮДИЯ. У закрытых Дверей. Кхай
Переговоры с Самех прошли… забавно. Их приверженность Коф и временному союзу оказалась еще слабее, чем я предполагал. Достаточно было нескольких намеков, двух задушевных бесед и семена будущего предательства дали всходы. Один из Воров, Зот, обещал найти выход.
Отец играет с нами. Опять. Это так же очевидно, как и то, что пока еще никто не догадался, кто такая Аэль. Умно, умно было спрятаться за самым распространенным именем, что брали себе почти все Тана Реш.
Обманчивая ясность. Как и сама Аэль. Нет, я буду называть ее правильно — Во’Аэль. Ваэль.
Мой Призрачный Ангел. Моя тсани. Моя вечная боль и радость. Источник моего безумия и корень всех бед. Ты почти такая как раньше, Путь Воспоминаний почти завершен, осталось совсем немного, всего несколько маленьких шажков и ты вновь станешь цельной.
Отец Пробудил тебя, закончил мои бессмысленные скитания по мирам, значит его терпению пришел конец. Он больше не хочет ждать, надеяться, и верить в то, что его глупые дети образумятся. Вместе с нами в миры пришел и Враг. Настоящий, а не эти картонные персонажи дешевого водевиля. Тот, кто заставит Дома или подчиниться власти Нешамах или сгинуть в небытие.
Они еще не знают, но в Игре больше нет смысла. Жестокая забава, вдруг переросшая в псевдо-равную борьбу за власть. Было бы смешно, если бы не было так грустно. От былого величия Первозданного не осталось почти ничего… И за такую свободу разумных я боролся?! С удовольствием подыграл бы Врагу, пусть всех сметет в Бездну, очистит Веер для нового начала, но ты, моя тсани, не позволишь им умереть. Ты попытаешься их спасти. Ну что же, на этот раз я приму любое твое решение и этот Путь мы пройдем вместе, вместе отыщем Врага, за какой маской он бы не прятался, вместе его уничтожим, если такова будет воля.
Если вовремя обнаружим.
Аллос. Вот кто может помочь. Она должна быть в курсе, она точно подскажет, не зря все эти тысячелетия копила силу. «Ллос ведомо все», так, кажется, говорят дроу, ну что же, стоит это проверить. Дверь в Мир Льдов, в ее тюрьму заперта, заклятье Уробороса отгораживает его от привычных потоков времени, но всегда, ВСЕГДА, есть запасной вход. Тем более, когда я сам его и строил.
Нужно попасть в Омут, там есть лазейка, тонкое место…
Бездна! Что это? Почему связь с Ваэль вновь стала столь явной? Новая опасность?!
Жар, возбуждение, нежные прикосновения, что словно и ласка и, одновременно, наказание… Моя тсани, что происходит?!
ДА, КАК ОН ПОСМЕЛ!
Портал удалось открыть не сразу, да и выкинуло меня далеко от Самех’Ра, так что в город я попал лишь к утру, тогда, когда уже все свершилось… Воры оказались в своем репертуаре — проиграв, заставили пожалеть о победе.
Белая Дверь, о которой с таким напряжением думал Тот-кто-вновь-будет-богом, все также сверкала и искрилась в обманчивом свете Грани. Вот только, если прислушаться, то можно уловить скрежет, рык и клацанье. В замочную скважину просачивается тонкой струйкой ядовито-зеленый туман, распространяется патиной по некогда золотой ручке, по белому полотну дерева. Дверь тихо скрипит, словно от натуги, а иногда и мелко содрогается от ударов с ТОЙ стороны. Что готово прорваться в Междумирье, а из него и во все миры?
…Или кто?
ЧАСТЬ 2. Искусство правдивой лжи Глава 17. Три цвета ночи. Аэль
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
…Шелковые простыни холодили разгоряченную кожу, но никакие силы не могли погасить бушевавший пожар. В обрамлении колеблющегося пламени свечей и красного моря простыней, два тела переплетались в извечной пляске любви.
Три цвета царили в жаркой и влажной полутьме — красный, черный и белый. Красным было раскрашено закатное небо, красным пылали огоньки свечей, красным мерцал шелк. Черным затаились тени по углам комнаты, черным отсвечивали мраморные плиты пола. Белым дымом курились подносы с голубыми орхидеями, белым мерцали шрамы на оливковой коже, черным маревом колыхались волосы.
Красно-черное было повсюду. В какой-то момент я запуталась в его волосах и замерла, боясь причинить боль.
— В чем дело?
— Твои волосы, ты оплел меня ими, буквально завернул в кокон.
Его щекочущий смешок прошелся по моей шее:
— Я затянул тебя в свои сети.
На несколько минут все мысли искрами разлетелись из головы — его губы отыскали мои.
— Я не могу пошевелиться. Дай мне минуту, чтобы выпутаться.
— Зачем?
Шепот пронесся теплым ветром где-то возле моей груди.
— Ах… я не хочу причинить тебе боль.
Он поднял ко мне лицо и удивленно посмотрел своими немного раскосыми, изумрудными, порочными глазами.
— Боль? Даже если бы ты сделала мне больно, я вряд ли стал бы возражать.
Он придвинулся чуть выше, еще чуть ближе, так близко, что я буквально захлебнулась этой зеленой бездной.
— Хочешь попробовать?
Дыхание перехватило от заманчивости предложения.
— Хочу.
Что-то новое зажглось в его взгляде, что-то еще более безумное, чем обычно, более дикое, более требовательное, более жгучее.
— Тогда на этот раз ты не будешь сдерживаться.
— Ты уверен? — настала моя очередь тихонько смеяться. — Твоя спина и так разукрашена паутиной следов.
— Да. И каждый раз я чувствую, что ты не все мне отдаешь.
Поцелуй. В шею.
— Каждый раз ты оставляешь часть себя за замком.
Поцелуй. В левую грудь.
— Я устал ждать, когда ты сама откроешь все двери.
Поцелуй в правую.
— Не надейся, на этот раз ты так легко не сбежишь.
Рука скользит по животу вниз.
Мои сердца бьются сильней от предвкушения.
А его волосы тем времени вновь ожили, переплелись с моими в замысловатые косички, оплели руки, притянув их к его спине. Он придвинулся ближе, чем это было возможно, вдавив меня в алое простыней, на секунду замер, а потом мир разлетелся осколками, разбился красно-черно-белой мозаикой. Едва осознав, что мои удлинившиеся ногти вспороли кожу на его спине, я дернулась было, но потом отпустила и этот остаток рассудка…
Когда я очнулась от краткого забытья, он все еще нависал надо мной, пьяно покачиваясь на полусогнутых руках, а в картину этой ночи вплелось еще больше красного — с его спины стекали одинокие капли, где-то и целые ручейки крови. На груди виднелись глубокие, хоть и тонкие борозды. Из прокушенной губы сочилась все та же алая жидкость. Да, на этот раз я не стала прятать и прятаться своих желаний…
— Бездна…
Потревоженный моим голосом он вынырнул из того подобия транса, в который успел впасть, но, вопреки моим тайным опасениям, в его полуоткрытых глазах не оказалось ни капли сожаления, ни единой секунды пережитой боли. Только все тоже изумрудное безумие, ставшее лишь немногим светлей от удовлетворенного желания. Он усмехнулся моему встревоженному взгляду:
— Не смей. Не смей извиняться.
Его насмешка внезапно разозлила меня. Неплохой предлог для того, что мне хотелось сделать. Мои руки выпутались из безвольно опавших прядей, обвили его спину, резкое движение и спустя секунду его обмякшее тело уже лежало подо мной. А мои пальцы тихонько подкрадывались к его талии, еще ниже, серебристые когти, занявшие место ногтей, медленно впились в его бедра, прошлись чуть выше и ближе к животу, пока еще только царапая кожу. Я опустила голову, нежно поцеловала его шею, замерла на секунду, а потом вонзила удлинившиеся клыки в такое соблазнительное плечо. Его голова запрокинулась, по всему телу прошла жаркая дрожь, и новая волна желания затопила его глаза. Черные волосы взвились вороньими перьями. На последнем дыхании перед наступающим безумием он произнес:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
