и события, изложенные историком, воспринимались, как полусказка. А сейчас он словно слушал исповедь, и от этого мурашки бежали по коже.
"Чашу терпения императора Хельма и совета мастеров переполнилась, когда во время очередного приступа я уничтожил полевой лагерь Котвинского пехотного полка. Я не желал зла пехотинцам, тем более — смерти. Просто тот приступ оказался слишком сильным для моего уставшего сознания. Около шестисот человек погибло, ещё столько же были ранены и обожжены. Оставшиеся в живых котвинцы прикончили бы меня, если бы так не боялись. На следующий день поступил приказ из Мироттии — прибыть в столицу на суд магов и Его императорского Величества. Я покинул расположение Котвинского полка, но поехал не в Мироттию.
Почти месяц я скрытно двигался туда, где спрятал яйцо королевы драконов. Добравшись до места, я увидел, что оплавленная земля заросла густой травой и колючим кустарником. Тайник никто не нашёл. Я достал яйцо, по-прежнему надёжно укрытое полем спокойствия, и направился в родной Ситгар. Не скажу, что это было лёгкое путешествие, даже для мага такой силы, каким я к тому времени стал.
Прибыв в Тирогис, я первым делом изгнал наместника императора и его челядь. Затем наступил черёд магов из ситгарской Академии: я выпроводил всех — от мастеров до сопливых адептов. Когда городские старшины обратились ко мне с вопросом, что дальше будет с городом, я брякнул первое, что взбрело в голову, и объявил Ситгар вольным государством, больше не подчиняющимся Империи. На робкое замечание, что император рассердится, я ответил, что сумею защитить и Тирогис, и весь Ситгар. После этого началось бегство военных и мирных горожан из Тирогиса — никто из них не желал становиться мишенью для императорских стрелков. Да и моя дурная слава была хорошо известна. Столица Ситгара опустела.
Но меня это не волновало. Я получил запас времени, который мне был нужен для организации нового тайника. Я целую неделю не вылезал из библиотеки, проштудировал все книги и справочники по биомагии, созданию големов и теории самовозобновления, после чего принялся создавать хранителей."
— Это он про вас, кругляши, — сказал Дилль в закрытую дверь.
"Я хотел сделать таких стражей, чтобы они были физически сильны, могли самовосстанавливаться и самовоспроизводиться и, самое главное, чтобы они умели уничтожать любое магическое проявление. Последнее было остро необходимо, так как твари, которые образовывались в результате непостижимых реакций в сборнике, были пронизаны магией, и уничтожать их являлось первейшей задачей хранителей.
И я сумел создать этих существ и назвал их муарами. Поначалу, поторопившись, я едва не погиб от своего же творения. Первый созданный муар, едва уловив мою магию, начал вытягивать из меня жизнь — к счастью, я успел порубить его на куски своим посохом. Я учёл ошибку и внёс контур послушания. После этого муары, едва появившись, знали, что я — их хозяин."
— А я? Я-то почему их хозяин? — спросил Дилль и тут же получил ответ на свой вопрос.
«В контур послушания я ввёл три условия: моя личная аура, которая ни при каких обстоятельствах не должна игнорироваться муарами — так я обезопасил себя от их нападения даже во время приступов ярости. Кроме этого, муары обязаны подчиняться тому, кто будет соответствовать двум условиям: он должен обладать даром дракона и не применять его против муаров. Ты, читающий эти строки, соответствуешь критерию послушания, но стоит тебе обратить против муаров драконью магию, и они немедленно уничтожат тебя. Не забывай об этом, если хочешь жить.»
Дилль припомнил, как во время первой встречи с муарами в нём всколыхнулась драконья ярость, но он не смог использовать её из-за блока гроссмейстера Адельядо. И муары признали его мастером, которому обязаны подчиняться.
— Ну и ну, — покачал он головой. — Оказывается, гроссмейстер, сам того не зная, спас мне жизнь.
"Каким бы сумасшедшим выродком меня ни считали, я всегда преследовал одну цель: благополучие людей. Поэтому моим преемником должен быть человек, ещё не сошедший с ума от драконьего проклятья. Ты доказал, что сильнее драконьей ярости, потому и сумел стать хозяином муаров и смог попасть в эту комнату. Только тот, кто в силах контролировать безумную ярость, может держать в руках дальнейшее развитие рода человеческого. Пока яйцом королевы Ингрис владеют люди, драконы будут им подчиняться, и хранителем тайны должен быть человек с холодным умом.
Сам я больше не могу сопротивляться приступам сумасшествия, вызванным драконьей магией. Каждый раз, погружаясь в пучины драконьей ярости, я понемногу рушил то, что составляет моё «я». Слишком часто я безоглядно пользовался этой мощью. И вскоре наступит момент, когда человеческое тело и сознание перестанут быть. Что со мной случится дальше — не ведаю. Быть может, тело умрёт, а сознание унесётся в лабиринт миров, который в последнее время всё чаще снится мне по ночам. Или я превращусь в огненную элементаль. Или просто умру, а искра сознания погаснет. Ясно одно: мой человеческий жизненный путь вскоре прекратится. Никто не знает, даже гроссмейстеры, что происходит после физической смерти."
— А монахи утверждают, что умерев, человек попадает в объятья Единого, а уж он решает, что с человеком станет дальше, — вслух сказал Дилль. — Но во времена Адогорда ни монахов, ни Единого не было. Лично я бы предпочёл вариант с лабиринтом — во всяком случае, было интересно поглядеть на другие миры.
"Тирогис осаждён войсками императора Хельма. Драконы отказались помогать им в войне против меня — они, несмотря ни на что, по-прежнему считают меня своим младшим братом. Вскоре Тирогис будет захвачен, а меня, если до того времени я не умру от очередного приступа ярости, пленят.
Не хочу отдавать яйцо королевы в руки императора или совета мастеров: никто из них не сумеет устоять против соблазна окончательно и навечно поработить драконов, а благородные ящеры не достойны такой жалкой участи. Но и сейчас вернуть яйцо драконам тоже не могу. Империя, хоть и сильна, как никогда, но без поддержки огнедышащих ящеров не сможет противостоять некромагам, которые спустя какое-то время обязательно ввергнут весь мир в пучину мрака. Я оставляю яйцо королевы драконов здесь, в подземелье Академии. Поле спокойствия, которое защищает его, остановило время. Ключ к полю — драконий дар. Детёныш королевы находится в полной безопасности и родится, когда настанет его время, но этот момент теперь определяешь ты. Ты, мой собрат, теперь несёшь тяжкую ответственность за отношения между людьми и драконами. В твоей власти вернуть яйцо и лишить людей поддержки могучих ящеров или оставить всё, как есть. Распорядись полученным знанием мудро."
— Распорядись мудро? — выпучил глаза Дилль. — Это я-то мудрый? Сдаётся мне, господин Адогорд немного промахнулся — он ведь не думал, что его наследником окажется начинающий адепт двадцати одного года от роду.
"Не совершай моих ошибок. Не позволяй драконьей ярости стать основой твоего существа. Никогда. Лишь для драконов ярость — их суть. Отдавшись на волю ярости, ты не превратишься в дракона, а человеком быть перестанешь. Это твоя медленная смерть.
При создании муаров я использовал драконью магию, чтобы они чувствовали своё родство с охраняемым яйцом. Никогда не используй её против муаров — это твоя быстрая смерть.
Попытка унести яйцо из подземелья равносильна нападению на муаров. Они лишатся цели существования, что грозит им гибелью, и контур послушания разрушится. Это твоя мучительная смерть."
— Да что же это такое? — в полном негодовании воскликнул Дилль. — Кто мне только не угрожал: и дракон, и гроссмейстер Адельядо, и «одуванчик» Гвинард и клятый инквизитор Леклер. А теперь даже древний маг грозит мне смертью. Они все сговорились что ли?
"Сегодня армия императора начнёт штурм Тирогиса. Я не желаю напрасных жертв, но мне необходимо убедиться, что муары готовы выполнить своё предназначение. Уверен, солдаты и боевые маги обязательно попробуют вторгнуться в Академию через городскую канализацию, чтобы атаковать меня изнутри. Это и будет экзаменом для муаров.
Прощай, брат!"
Дилль пролистал оставшиеся страницы — записей больше не было. Конец исповеди. Он положил дневник на стол и крепко задумался. То, что он прочёл сейчас, вполне соответствовало сведениям, изложенным в книге магистра Лейва. Но, конечно, историк не знал многих деталей, как не знал и самого главного — причины, побудившей драконов пойти в услужение людям. Да что там историк — об этом не знали даже мастера-маги древности, так и не сумевшие выпытать правду у Адогорда.
