- С вас хватит! У ворот, пока ждали меня, верно полпачки выкурили, от вас табачной фабрикой пахнет.
- Всего две.
- И достаточно. Поберегите здоровье, вы уже не мальчик.
Это было сказано без тени вызова, тоном уверенного в своем житейском опыте человека, равно как в праве поучать других.
Олег растерялся - разговор начался не так, как он ожидал. Возможно, Мирослава еще не определила своего отношения к нему. Вчерашний разговор по телефону велся в сдержанном тоне, в конференц-зале она не отметила его своим расположением, хотя тут надо учесть, что он противостоял ее кумиру. А вот у заводской проходной ее предупреждающее хмыкание удержало респектабельного вице-президента от некорректного выпада. Это отнюдь неосуждающее предупреждение и сверкнувшие веселыми искорками глаза, казалось бы, говорили: "Да ты, оказывается, свой человек". Однако переоценивать этот мимолетный эпизод не следовало. И сейчас Олег не знал, что подумать. Отметил только, что Мирослава не производит впечатление кокетки, легкомысленной особы - минимум косметики, из украшений только сережки, соблазны тела скрыты мешковатым платьем. Хотя при желании, можно их угадать. Но такого желания он не испытывал.
- Я слушаю вас, Олег Николаевич, - безуспешно пытаясь пускать дым колечками, прервала молчание Мирослава.
У Олега было, о чем спросить ее, но он не знал, как и с чего начать очень уж деликатной была тема, потому сказал выжидательно:
- Мне надо еще кое-что обдумать. Может, поступим так: вначале я отвечу на ваши вопросы, как мы договорились вчера.
- Хитренький, - искоса посмотрела на него девушка, - мне инициативу передаете. Хотите, чтобы я сразу явила свою дурость?
- Почему же дурость?
- Потому что самый идиотский ответ можно оправдать заданным вопросом. Так вот, должна огорчить вас: свои вопросы я уже задала в конференц-зале, не претендуя на оригинальность! Не я, так другие спросили бы о том же.
- Ответы удовлетворили вас?
- У проходной вы были более убедительны.
Чувства юмора ей было не занимать. Но именно поэтому не следовало расслабляться, особой доброжелательности к себе Олег пока не чувствовал.
- Вам импонирует грубость?
- Мне импонирует искренность, и в этой части можете рассчитывать на взаимность. Но это не значит, что я разделяю вашу позицию.
- С чем вы не согласны?
- С вашим главным тезисом: вы пытаетесь убедить высококвалифицированных рабочих, что их мастерство никому уже не надо и самое большее, на что они еще могут рассчитывать, - это клепание музыкальных шарманок.
- А вас не смущает, что ракеты с вашими высококвалифицированными начинками рвутся в так называемых горячих точках по всему миру?
- Пусть это смущает тех, кто продает их кому не следует. Оружие и армии придуманы не вчера. И мы с вами, при всем желании, не упраздним их.
- А у вас есть такое желание?
- Я не фантазерка и свои желания соотношу с реалиями. А реалии таковы, что объединение производило и будет производить необходимую стране продукцию.
Это были не ее слова, точно так же сказал бы Леонид.
- У Правительства на этот счет другое мнение.
- Вам сказал об этом премьер-министр? - усмехнулась Мирослава.
- Я знаю о чем говорю: госзаказ на оборонку объединение уже не получит.
- Леонид Максимович добьется своего.
- Сомневаюсь. Леонид живет представлениями вчерашнего дня.
- Я живу тем же! А вчерашний день или завтрашний не торопитесь судить. Но о том, что вы говорили в конференц-зале, я сообщу читателям газеты без каких-либо комментариев.
- Вам поручили написать такую статью?
- У журналиста одно поручение: писать о том, что интересует читателей. Это будет не статья, но достаточно объемная информация.
- Надеетесь, что в таком виде ваша информация будет напечатана?
- Не надеюсь, знаю. Будет напечатана. В нашей многотиражке и в одной из областных газет.
- Даже в областной?
- Даже!
- Вы уверены?
- Бьюсь об заклад.
Ее самоуверенность стала раздражать Олега.
- Заклад на что?
- На себя! Против вашего извинения.
- В каком смысле на себя? - опешил Олег.
- В нормальном и в соответствующей этому обстановке, - ухмыльнулась она. - Условие устраивает?
- И часто вы заключаете подобные пари? - только и нашел что спросить Олег.
Мирослава сердито посмотрела на него.
- Когда меня заводят до упора такие типы как вы!
Олег понял, что надо срочно менять тему, иначе их разговор на этом окончится. Его неприятно удивили ее резкость, бравада сексуальной раскрепощенностью, уверенность в своей неотразимости. Но счел за лучшее оставить неодобрение при себе.
- Простите, я увлекся и допустил бестактность. Забыл о своем возрасте, а вернее о разнице в наших возрастах.
- Вы - питекантроп! - вырвалось у нее. Но тут же порозовела, отвела взгляд, пробормотала смущенно: - И вы простите меня, я тоже забылась. Хотя питекантроп - не совсем ругательство.
- Я знаю, что не совсем - невесело усмехнулся Олег. - И принимаю ваше извинение, а инцидент предлагаю считать исчерпанным.
Но тут же мысленно дал себе слово впредь быть поосмотрительней с воспитанницей Полины, которая переняла у нее, не только это "не совсем ругательство", но и категоричность суждений.
- Я знала, что вы так ответите, - неожиданно улыбнулась Мирослава. Улыбка была мягкой, доброжелательной. - Чувствуется хорошее воспитание: швейцарский лицеист, сын дипломата, юрист, цивилизованный бизнесмен не мог ответить иначе. Видите, как много знаю о вас. Я вообще считала, что знаю о вас все. Но сегодня усомнилась в этом.
- Разочаровались?
Девушка настороженно посмотрела на него.
- Привыкли, чтобы вами очаровывались?
- Вовсе нет. Просто к слову пришлось.
- Я тоже - к слову. Когда-то, еще девчонкой, хотела убить вас. Высмотрела у Леонида Максимовича пистолет, узнала, где он его хранит, и если бы в восемьдесят втором повстречала вас, наверняка застрелила бы.
- Почему только в восемьдесят втором?
- Я еще не жила у Закалюков, только приходила к Леониду Максимовичу, а на Полину смотрела зверенышем, знала, что она ваша двоюродная сестра и несостоявшаяся невеста.
- Считали меня виновным в гибели отца?
- Считала. Но уже не считаю.
- Да, я читал вашу статью. От кого вы узнали о действительных обстоятельствах гибели капитана Тысячного?
- Это не имеет значения.
- Мне представляется, что я вправе знать.
- Мне сказал об этом подполковник Петренко.
- Следователь по особо важным делам?! - Олег невольно придвинулся к ней.
- Бывший следователь, - с некоторым запозданием отодвинулась от него Мирослава. - Он был уже на пенсии, тяжело болел и умер чуть больше двух месяцев назад. Незадолго до смерти велел сыну разыскать меня, привести к нему. Но разговор наш длился недолго, Петренко было уже очень худо.
- Что он рассказал вам? - нетерпеливо спросил Олег.
- Рассказал, как тогда получилось. Транспорт со спецгрузом должен был сопровождать другой офицер, но в последние минуты что-то произошло - то ли этот офицер заболел, то ли его по какой-то причине отстранили - и сопровождающим назначили отца. Отец впервые участвовал в таком деле и, очевидно, не сориентировался.
- Что еще рассказал Петренко?
- Что в отца стреляли не вы. Но я уже догадывалась об этом. А мама с самого начала была уверена, что вы не могли.
- Увы, Мирослава Игоревна, мог, - после непродолжительной паузы, твердо сказал Олег. Девушка недоуменно посмотрела на него.
- Я просила называть меня Славой.
- После того, что я скажу, вы вряд ли позволите обращаться к вам столь фамильярно.
- Ой, оставьте этот высокий штиль! - недовольно поморщилась она. Вряд ли позволите... Столь фамильярно... Уши вянут! Изъясняйтесь нормальным языком. И говорите что угодно, я не обижусь. Больше чем вы обидели меня однажды, не обидете. А свое полное имя я терпеть не могу слишком претенциозно. Ну, говорите, я слушаю!
- Вы сделали поспешный и потому неправильный вывод об истинном виновнике гибели вашего отца. В том, что произошло тогда, были повинны многие люди. Свою лепту в общую вину внес и я, когда умолчал о том, что стало мне известно уже после гибели капитана Тысячного. Хуже того, я дал подписку не разглашать эти сведения.
- И об этом мне сказал Петренко. Он признался, что принудил вас дать такую подписку.
- Он сказал вам не всю правду. Я принял его условие только после того, как он принял мое. К тому же, Петренко не мог сказать вам то, что скажу я. Роман Семенович лишь предупредил мой выстрел. Промедли он секунду, и в капитана Тысячного выстрелил бы я. Разумеется, не зная, что он офицер госбезопасности.
- Не выдумывайте, - замотала головой девушка. - Вы были ранены и не могли стрелять.
- Так сказал Петренко?
- Об этом я знала без Петренко! А вы снова пытаетесь прикрыть собой родственничка-забулдыгу. По-моему, у вас это переросло в комплекс самопожертвования, как у камикадзе.