я стараюсь не паниковать, Тоха плетется сзади.
Если магнитные замки действительно не работают, то мы окажемся в относительной безопасности. Нужно будет запереть двери и пройти по этажам, убедиться, что на лестничных площадках никого нет. Если хватит духу, постучимся в некоторые квартиры. Может, кто-то откроет и впустит нас внутрь? Было бы замечательно. Но если в квартирах пусто, а по лестницам бродят эти монстры? Один из нас должен будет остаться у входной двери, а другой пойти на разведку. Вот только… Нехорошо, конечно, так думать, но могу ли я доверять Тохе? Не кинет ли он меня, почуяв опасность? Все же мы не друзья, а люди, хоть существа и социальные, в минуты опасности легко становятся одиночками.
— Кость, стой!.. — шипит позади Тоха.
Я останавливаюсь, ощущая внутри ледяной прилив.
— В чем дело?..
— Тихо!..
Я прислушиваюсь. Пульс снова барабанит в ушах.
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Цокот эхом разносится по двору, невозможно понять с какой стороны монстры нападут на нас. И есть ли сторона, бежать в которую безопасно?
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Звук становится громче. Тело немеет от страха.
Какова вероятность, что монстры слепы? Пятьдесят на пятьдесят.
Повезет — слепые.
Не повезет — зрячие.
Себе бы мог и соврать.
— Тоха, куда бежать видишь?..
Секундная задержка, а после тихий вздох — «Вижу».
— Бежим.
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Внезапно в нос ударяет тошнотворный запах аммиака. Двор утопает в цокоте и стонах. Сердце в груди превращается в кусок тяжелого льда, грузом, повисшим в груди еще до того, как ко мне приходит понимание, что нас нашли. Нет, не так. Мы сами себя выдали. Никогда бы не подумал, что в теплое время года может быть так холодно. И я знаю, что кровь в венах остужает страх. Он заставляет скручиваться в спираль желудок, меня тошнит. Но я бегу. И при беге издаю немыслимое количество шума.
Сам не понимаю, как умудряюсь так шуметь.
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
— Костя!.. — слышу я приглушенный голос Тохи сквозь бьющие в ушах барабаны пульса.
Он звучит рвано и хрипло.
Я оборачиваюсь, но не вижу его.
— Ты где?! — кричу я слишком громко.
Но осознание этого приходит после того, как я чувствую холодное, склизкое прикосновение к своей руке. Рефлекторно я одергиваю руку и пячусь назад, от едкого запаха слезятся глаза. Ноги спутываются, и земля под ними куда-то исчезает, на смену ей приходит острая боль в копчике, разрядом тока пронизывающая и весь позвоночник.
Упав, я замираю. Стараюсь не дышать. А монстр стоит передо мной и вертит головой. Я слышу еле уловимый шорох и понимаю, что он меня не видит.
Если не буду издавать звуков, то смогу спастись.
Я пытаюсь отползти в сторону, но этого достаточно, чтобы оно меня услышало. Не понимаю, как мне удается встать на ноги, наверное, открылось второе дыхание и скрытые до этого момента возможности желающего остаться в живых организма. Но я рывком встаю и бегу. Слышу, как монстр следует за мной и…я спотыкаюсь. Падаю. Тоха подо мной стонет от боли, я заехал ему ногой не то по спине, не то по ребрам.
— Вставай! — выкрикиваю я, поднимая с земли и себя и его. — Беги!..
Крепче сжимаю пальцами край его футболки и тяну Тоху за собой. Он словно якорь, что тянет меня вниз, но я его не отпускаю. Я больше не позволю себе бросить человека на смерть.
На последующие действия я смотрю словно со стороны, как какой-то безучастный наблюдатель. Мы бежим, нас преследуют. Дверь подъезда поддается мне без всякого сопротивления, длинная деревянная ручка намертво прибита к такой же деревянной двери, петли которой скрипят, когда я заталкиваю Тоху в подъезд и, переступив его порог, закрываю за собой дверь, изо всех сил притягивая ее на себя.
— Тоха! Вставай! Помоги мне!
Бум! Бум! Бум!
Монстры бьются о дверь в сумасшедшем припадке, а я только и могу, что сжимать дверную ручку, ногами упираясь о подъездную стену.
— Найти что-нибудь, чем заблокировать дверь!
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
— Ч-что?.. Ч-чем?..
— Да чем угодно!
Лишь бы…
Бум! Бум! Бум!
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
— Быстрее!..
Лишь бы пережить…
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Лишь бы пережить эту ночь…
Бум! Бум! Бум!
Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…
Воспоминание пятое — Город
Утро наступает спустя целую вечность. Не знаю, удалось ли мне хоть немного поспать, или же я прокрутился всю ночь в полудреме, но когда сквозь грязное стекло над входной дверью в подъезд начинает просачиваться голубоватый свет предрассветных часов, я испытываю облегчение. От грязного бетонного пола веет холодом, а от подвала, закрытого проржавевшими железными дверцами, несет сыростью и канализацией. Но к этому запаху за прошедшие часы я уже привык. Тоха сопит рядом, свернувшись на полу, и использует согнутую в локте руку как подушку. Нам очень повезет, если после проведенной в таких условиях ночи мы не подхватим пневмонию.
Я пытаюсь подняться, но затекшие мышцы отказываются растягиваться так, как им положено. Поэтому для начала я лишь сажусь, опираясь спиной о стену. И делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, желая разработать, кажется, слипшиеся легкие. Нащупываю в кармане шортов телефон, который лишь чудом из него не выпал. В нем остается всего двадцать процентов заряда, связи нет. А часы на экране блокировки уведомляют меня о том, что сейчас без двадцати шесть. Ради собственного успокоения захожу в «карты», пытаюсь определить свое месторасположение, но умный телефон оказывается неспособен выполнить такую наипростейшую задачу.
«Связь не установлена»
Пока Тоха спит, решаю проверить обстановку во дворе. Встаю и бесшумно поднимаюсь по лестнице, боязливо оглядывая наш дверной «замок». Им оказывается уборочная швабра — кусок деревяшки для мытья пола. Тоха нашарил ее руками в кромешной темноте, и нам удалось просунуть ее за дверную ручку, тем самым лишая тех монстров возможности открыть дверь с уличной стороны. Мои руки до сих пор болят, на ладонях ссадят вскрытые мазали. Кожа вздулась и из ран сочится прозрачная жидкость, но главное, что нам удалось выжить.
Ночь этого безумства мы пережили в относительной безопасности.
Я поднимаюсь на второй этаж, минуя первый нежилой, где на стене висят почтовые ящики с номерами квартир. На небольшой межквартирной площадке второго этажа — размером от силы в квадратный метр, ну может в два — царит тишина. Сейчас я замечаю, что ни у одной двери нет обувного коврика, что для жителей пятиэтажек совсем нехарактерно. Ночью я не обратил на это внимания. Было не до того. Проверив, что все пять этажей пусты,