- Ну довольно, довольно, поднимись! - резко выхватил свои руки Норов, постаравшись тут же отереть с них влагу о полы халата.
Аракчеев, всхлипывая, тяжело поднялся с колен. Был он и впрямь сутуловат, а поэтому выглядел, как подобострастно согнувшийся в полупоклоне человек. Выдержав паузу, Норов довольно холодно заговорил, радуясь-таки случаю раз и навсегда разделаться с тем, кого ненавидела вся Россия.
- Послушай, Алексей Андреич, - поднялся и стал ходить по комнате со сцепленными сзади руками, - я, конечно, мог учинить то, что решил учинить, посредством указа именного, о котором тебе бы доложили, но не в моих правилах скрываться и лукавить...
Аракчеев, видно смекая, о чем пойдет речь, выпрямился и, слегка разведя руки, точно принял позу ко всему готовому, подставляющего себя под удар судьбы человека, поворачивался направо и налево в зависимости от направления движения "императора".
- Итак, вот мое решение: ты увольняешься ото всех дел в государстве и, сохранив чин и имущество, выходишь в отставку, имея место пребывания свое в Грузино. Военные же поселения, от коих страдает и армия и население гражданское - твое порождение - я упраздняю. Указы же о том и о другом вопросе подпишу уже сегодня...
Норов не смотрел на Аракчеева, но если бы взглянул, то увидел бы, что временщик так и остался стоять с разведенными в стороны руками, с приотворенным ртом и широко открытыми глазами, похожими на две оловянные ложки. Норов думал, что Аракчеев сейчас же кинется вновь целовать его руки, а поэтому был готов убрать их в нужный момент, но Аракчеев лишь произнес через минуту тоном сильно озадаченного человека:
- Батюшка, али вы запамятовали? А разве поселения не вашего ума порождением явились? Не я ли-то отговаривал вас в начале самом?*
((сноска. Военные поселения на самом деле измыслил Александр I.))
- Как это моего? - натужно улыбаясь, спросил ошеломленный таким сообщением Норов.
- Да так... Еще в шестнадцатом году вы, батюшка, какую-то французскую книжку прочитав, вдохновились мыслию крестьян солдатами сделать, а крестьян - солдатами, ибо видели в том наивящую для российской армии пользу. Я же, сомнений великих полный насчет сиих превращений, пытался было вас урезонить, да вы на своем настояли. Как же-с так-с мое порождение?..
И нижняя челюсть Алексея Андреевича, отпав, стала ещё длиннее, а лицо в целом совсем стало напоминать лошадиную морду.
"Выходит, Аракчеев и не виноват? - подумал обескураженный Норов. Винить нужно Александра?"
Аракчеев же, видя, что "император" озадачен, кинулся к нему, снова схватил за руки и, тиская их в своих руках, что было очень неприятно Норову, горячо заговорил:
- Знаю, что пока были вы, государь мой милый, в отъезде, клеветники свои клеветы выпустили на меня, точно пчел из улья! Не верь, батюшка, никому! Процветают поселения, ибо, хоть и был я поначалу против них, но потом уверился, что лучшего способа армию расейскую содержать и придумать нельзя! Токмо в вашей светлой голове и могла зародиться мысль столь светлая и полезная! Я же всемерно старался о том, чтобы начинание ваше самым лучшим образом в жизнь претворить, потому как предан вам, точно пес! Ведь недаром ещё папенька ваш, графским титулом меня награждая, девиз мне придумал: "Без лести предан!" Процветают поселения, будто репа или свекла, в почву унавоженную посаженные, с каждым днем силу и красу набирают!
- А как же бунт в Чугуеве? - растерянно спросил Норов. - Эти-то поселяне от хорошей ли жизни начальников своих поубивали да от работ отказались?
- Да что Чугуев?! - плаксиво воскликнул Аракчеев. - Разве один Чугуев, где начальники нерасторопными были, а поселяне - тунеядцами да ворами, может, точно ложка дегтя в бочке меда, великое и полезное начинание замарать? Да, получили там от меня затейники бунта по двадцать тысяч шпицрутенов, ну так за дело же, чтоб другим неповадно было! А вы бы, государь любимый, в гренадерский графа Аракчеева полк, что по Воолхову в поселениях размещен, проехали! Вот где порядок и всеобщее довольство изволили б наблюдать!
Смущенный, но все ещё не веривший в справедливость слов Аракчеева Норов, освободив руки, сказал:
- Хорошо, поедем. Завтра поутру и поедем. Если замечу недовольство военных поселян, гренадеров твоих, то поступлю с тобой и с поселениями так, как задумал. И не вздумай вперед нас эстафету посылать, чтобы приготовились ко встрече. Все в таком виде узреть хочу, как оно на самом деле есть!
Аракчеев всем телом произвел какое-то радостное движение и с ликованием воскликнул:
- Узрите, помазанник, узрите! Восхищены будете и в который раз возликуетесь тому, что Господь Бог ниспослал вам мысль премудрую, которую я, как верный раб и пес, в исполнение надлежащее привел ради процветания державы нашей!
Выехали в Новгородскую губернию ранним утром следующего дня, и Норов, поглядывая через окошко кареты на проносящиеся мимо деревья, уже почти потерявшие листву, думал: "Недаром змей зовет меня к себе - уж наверняка послал курьера ночью, чтобы предупредил начальство. Но меня обмануть будет трудно. Я сам все разведаю, всех расспрошу, и когда уличу ненавидимого всеми жестокого временщика, прогоню, лишив не только положения в государстве, когда министры с докладом к нему ходят, но и чина и даже имения".
К вечеру того же дня въехали на земли, отведенные под поселения гренадерского графа Аракчеева полка, о чем узнал Норов, когда карета остановилась и сам Аракчеев бросился открывать дверцу и выставлять подножку.
- Что ж, прибыли? - холодно спросил Норов.
- Еще как прибыли, ещё как! - с елейной радостью, гундосо проговорил Алексей Андреевич, подавая "императору" руку, чтобы тот оперся на нее, сходя на землю.
Норов осмотрелся - он находился в уютной, чистой деревеньке. Вдоль прямой, как палка, улицы стояли по обеим сторонам большие деревянные дома под тесовыми крышами. На фронтоне каждого прибит номер, возле домов толпятся люди, устремив жадные взоры на прибывшего царя.
- Ну, рассказывай! - потребовал Норов. - Да и показывай!
Аракчеев радостно закивал, облизал тонкие губы и заговорил:
- Сами изволите видеть, ваше величество: живут хозяева и постояльцы первые справа от дома, а вторые слева - дружно и мирно. Ротные командиры, изволите наблюдать, стоят вон там, у дома под нумером один.
- Да все это я и сам-то вижу, - осматривая через лорнет деревню, сказал Норов. - Но почему же все на улице? Или ты их нарочно предупредил о моем приезде?
- Никак нет-с, - помотал стриженой головой Аракчеев. - По собственному наитию, восприняв ваше приближение, словно эфир, разлитый в воздухе, вышли поселяне вас встечать, ибо всем сердцем преданы престолу и отечеству...
- Да полно болтать! - резко прервал Норов словоизлияния временщика. В дом веди!
- Непременно, непременно! - закудахтал Аракчеев. - Вот-с, с нумера первого и начнем-с...
- Нет, я, к примеру, с третьего нумера хочу начать!
- А не извольте беспокоиться, - ещё больше ссутулился Аракчеев. - И в третьем будем, да токмо порядка, церемониала ради, давно уж заведенного, вам с первого начать непременно надобно. Позднее узрите, что разницы никакой не имеется.
Вкрадчивая настойчивость временщика убедила Норова, и он, подходя к крыльцу, сам удивлялся и негодовал на себя за то, что поддался уговорам Аракчеева.
В избе, большой и разделенной на несколько покоев, с большой беленой печью в самом "пупе" дома, его встретили хозяева - бородатый красивый мужик в полувоенном кафтане и молодая баба с холеным, лоснящимся лицом, с кокошником на голове, в красивой кофте и поневе. Баба на блюде держала каравай, и низко поклонилась высокому гостю, когда Норов застучал каблуками ботфортов по чистым, хорошо выстроганным доскам пола. Ребятишки, в основном мальчики, обряженные в мундиры гренадерского полка, стоя кучкой у окна, тоже отдали "императору" глубокий поклон.
- Ну, как живется, хозяева? - отламывая корку от каравая и отправляя её в рот, спросил Норов, внимательно осматривая покои дома.
- Христос и полковые начальники-отцы берегут! - радостно улыбаясь, тотчас ответил хозяин. - Да ещё их сиятельство граф Аракчеев пестует. Не житье, государь, а малина!
- Малина, говорите? - не поверил Норов. - А разве мне не говорили, что солдаты-постояльцы вам притесняют всечасно, что работы вы полевые и огородные чинить не можете из-за службы?
Хозяин решительно мотнул головой:
- Никогда такого не бывает, чтобы солдатики, что у нас стоят, мешали нашему жилью - в полном мире и спокойствии проживаем, и в случае чего можем ротному командиру принести жалобу. Работы же все чиним в срок, безо всякого помешательства, а посему, ко сну отходя, благодарим Бога, вас, государя императора, и высшего начальника нашего их сиятельства графа Аракчеева!
- Ну, ну, - был обескуражен Норов. - А каково пропитание ваше? Достаточно ли?
- Ах, более чем достаточно! - всплеснула руками хозяйка, полагая, виднщо, что вопрос касается лично её. - Сами поглядите, батюшка царь!
