В начале XIV века плач также имел важное религиозное значение, ибо слезы были знаком молитвы и покаяния, способом продемонстрировать раскаяние и очистить себя, чтобы искупить свои грехи. Плач также был знаком сострадания и божественного избрания. Способность плакать, или дар слез, была божественной благодатью, предназначенной для избранных. Сам Людовик IX, набожный и благочестивый король, сожалел, что не обладает этим даром[252]. Поэтому поведение Маго должно было быть способом отличиться и подчеркнуть свое превосходство над остальными собравшимися, показав, что она была одной из немногих, кому Бог даровал дар слез.
В итоге, в тот день на карту было поставлено гораздо больше, чем просто разрешение затянувшегося конфликта. Графине нужно было сохранить лицо в конце этой четырехлетней войны без настоящего победителя. Именно поэтому она поставила под сомнение действительность клятвы, которая явно была дана под принуждением. Ход этой встречи свидетельствует о риторических талантах графини, которая играла на всех струнах, чтобы навязать свою волю: иногда она использовала веские аргументы, иногда апеллировала к эмоциям и языку тела, чтобы компенсировать ограниченность речи.
В итоге клятва, принесенная 3 июля, была вновь признана недействительной. К графине Артуа вновь обратились советники короля, и только на следующий день мирный договор был окончательно скреплен клятвой[253].
После трех с половиной лет отсутствия Маго наконец-то могла с нетерпением ждать возвращения в Артуа. Однако дело было еще не закончено. Оно продолжалось на юридической сцене еще несколько месяцев, так как в 1320 году Парламент распорядился провести расследование действий мятежных дворян. И только в 1321 году была перевернута последняя страница, когда Парламент вынес последние постановления против лигеров.
Таким образом, продолжительность и масштабы мятежа в Артуа были исключительными. Это можно объяснить множественностью проблем, поставленных на карту. Мятеж дворянства был, прежде всего, глобальным неприятием правления Маго, и, столкнувшись с графиней, которая не желала прислушиваться к их требованиям, мятежники выразили свой гнев насильственными и разбойными действиями. Эти действия были направлены на то, чтобы послать сигнал власть имущим, и выбор целей был показателен в этом отношении, поскольку мятежники в основном нападали на символы власти графа, такие как резиденция в Эдене и служащие Маго. Проблема престолонаследия в Артуа, которая оправдала вмешательство Роберта д'Артуа и еще больше усугубила ситуацию, была перенесена на этот рассадник смуты. Наконец, Артуа, граничившее с Фландрией, имело важное стратегическое значение для королей Франции, что, несомненно, объясняет, почему они так быстро вмешались в дела графства.
Мятеж дворянства ознаменовало собой явный перелом в жизни Маго. События 1315–1319 годов в большей степени, чем смена графа в 1302 году, ознаменовали раскол в истории Артуа. Хотя графиня пыталась отрицать какое-либо политическое значение этого мятежа и привлечь к уголовной ответственности его участников, это был настоящий государственный переворот, который угрожал лично ей. На карту была поставлена даже ее жизнь, когда ее обвинили в отравлении Людовика X. Зачинщики из знатных семей Пикардии опирались на Роберта д'Артуа, лишенного наследства племянника, и на мелкое местное дворянство, раздраженное ущемлением своих прерогатив и привилегий. Их борьба против строительства графского государства вышла за пределы Артуа и через нападки на графиню они осуждали королевские методы управления страной и все более усиливающуюся бюрократию.
Когда Маго вернулась в свои владения, ничто уже не было прежним. Давно прошли те времена, когда юная принцесса, опираясь на престиж своего отца и знаменитое происхождение, легко навязывала свою власть над Артуа. Семнадцать лет спустя, после мятежа, все пришлось выстраивать заново: Маго должна была вернуть контроль над своими землями и административными учреждениями, а также восстановить порушенное доверие со стороны своих вассалов и подданных. Но в возрасте 49 лет она все еще не сдавалась и с решимостью бросилась в эту последнюю битву.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
8.
Последние битвы
(1319–1329)
Возвращение в Артуа
Летом 1319 года Маго триумфально вернулась в свои владения. В течение двух месяцев, в июле и августе, она путешествовала по Артуа, чтобы продемонстрировать восстановление своей власти. Во время этого славного путешествия, впереди нее ехали три трубача, возвещавшие о ее проезде населению. Маго посетила главные города Артуа в процессии, которая была одновременно праздничной и торжественной. Графиня побывала в Бапоме, Аррасе, Фампу, Лансе, Бетюне, Эр, Сент-Омере, Ардре, Кале, Марке, Булони, Турнехеме, Фокемберге, Эдене, Сен-Поль-сюр-Тернуаз и Авене, заехав в графства Гин, Булонь и Сен-Поль, сюзереном которых она являлась.
В каждом городе она совершала торжественный въезд. Эта политическая церемония, вдохновленная древними обрядами и триумфальным въездом Иисуса в Иерусалим в Вербное воскресенье, давала возможность местным властям выразить почтение графине. Несмотря на отсутствие документов, описывающих этот процесс, мы можем предположить, что протокол был идентичен протоколу королевских въездов того периода. Ритуал состоял из двух этапов. Прежде всего, жители выходили из ворот за стены своего города в торжественной процессии, чтобы встретить и приветствовать Маго. Далее они сопровождали ее до городских ворот, где преподносили ей ключи и различные подарки. Затем графиня в сопровождении муниципальных властей въезжала в город, украшенный по случаю праздника, и проезжала по нему верхом на лошади до главной городской церкви. Праздник обычно заканчивался несколькими пирами для властей и населения.
Помимо демонстрации своей победы над мятежниками, Маго использовала эти торжества — хотя и более скромные, чем те, что были организованы несколько десятилетий спустя[254] — для восхваления преданности городов, сохранивших ей верность, и для примирения с теми, кто, как Эден, предал ее. Однако это не означало, что она подвела черту под прошлым. Например, Маго вознаградила жителей Сент-Омера за их поддержку во время мятежа, отказавшись от части их долга ей. В итоге Сент-Омер выплатил только 71.200 ливров из 140.000 первоначально назначенных (116.000 из которых были связаны с восстанием 1306 года)[255]. С другой стороны, город Эден, обвиненный в том, что способствовал захвату мятежниками графского парка и резиденции Маго, был подвергнут крупному денежному штрафу[256].
При графском дворе тоже наступило время помилований. В конце августа 1319 года бывшие мятежники приехали преклонить колено перед графиней, чтобы загладить свою вину[257], но рана нанесенная мятежом заживала с большим трудом. Маго предали некоторые из ее самых верных рыцарей, которых не было причин подозревать, что они могли когда-нибудь причинить вред графской династии. Так было, например, с Жоффруа де Сомбрефом, вассалом Маго, который уже проживал при дворе графов Артуа во время правления Роберта II, рукой которого он был посвящен в рыцари, 2 января 1300 г. Жиль де Недоншель, Жан де Журни и Роберт де Ваврен участвовавшие в мятеже вместе с Жаном де Фьенном так и небыли возвращены ко двору. Только Ангерран де Лик и Симон Хиде де Сен-Мартен, сохранившие верность графине в этот трудный период, служили при дворе до и после мятежа. Фактически, события последних лет побудили Маго больше полагаться на дворян пфальцграфства Бургундия, которые отныне составляли основную часть ее свиты. Жан д'Этрабонн, который был принят на службу в день Вознесения 1318 года, регулярно сопровождал графиню вплоть до начала 1326 года[258]. При ней также находились Гийом де Мулен, ранее служивший бальи Бургундии, и Гумберт де Ружмон, лейтенант графини в пфальцграфстве. Наконец, чтобы укрепить свои связи с преданными людьми, Маго удостоила их нового титула, familier, который с 1318 года она давала тем из них кому особенно доверяла.
