– Друг мой, мы уже обсуждали это, – проворчал Пикассо и вежливо кивнул Еве.
– Очевидно, вы настоящий диссидент, мсье Пикассо, – сказала она с уверенной улыбкой, удивившей ее саму.
– Все мы здесь немного диссиденты, – добавила Алиса. – Просто Гертруда и Лео так любили твои предыдущие работы, Пабло, что им трудновато принять новый этап твоего творчества.
Лео приподнял брови и пожал плечами в знак согласия.
– Я где-то слышала, что повторение – это первый гвоздь в крышку гроба художника, – заметила Ева.
– Вот именно, – Пикассо улыбнулся ей.
– Ладно, пока вы оба наслаждаетесь своим остроумием, я собираюсь представить Лео Саре Бернар, – сказала Алиса. – Ваш друг может присоединиться ко мне, если хочет познакомиться с живой легендой. Она сама так себя называет.
Алиса жестом пригласила Луи следовать за ней; тот не нуждался в повторном приглашении и отошел в сторону.
– Рад тебя видеть, – тихо сказал Пикассо, когда их собеседники смешались с толпой.
– Я тоже рада, – ответила Ева. Ее сердце выпрыгивало из груди.
– Я сожалею обо всем, что случилось, – продолжал он, и Ева видела, что он искренен.
Она пожала плечами и слабо улыбнулась, уверенная в том, что любые ее слова в этой ситуации прозвучат глупо.
– Девушки часто увлекаются известными художниками. Для тебя это, наверное, не редкость.
– Зато ты – настоящая редкость. Такая же редкая, как сапфиры, которые я вижу в твоих глазах.
Ева фыркнула от смеха, когда услышала избитый комплимент, но напряжение между ними немного смягчилось.
– Кто сказал про первый гвоздь в крышку гроба художника? – спросил он.
– Точно не знаю, но уверена, что кому-то это пришло в голову.
– А ты быстро соображаешь.
– Это моя мать быстро соображает, а не я. Мне до нее далеко.
– Если ты хоть в чем-то похожа на нее, то она незаурядная женщина.
– Да, это так, – согласилась Ева и услышала печаль в собственном голосе. Она все сильнее тосковала о родителях каждый раз, когда думала о них.
– Твои родители живут в Париже? – он незаметно придвинулся к ней поближе.
– В Венсенне.
– И они позволили такой красивой юной девушке одной приехать сюда?
– Нет. Я убежала из дома. И, как видишь, я оказалась не такой уж юной.
– Dios mio, – искренним тоном произнес он. – Они плохо с тобой обращались?
– Это я ужасно обошлась с ними. Я знала, что они не разрешили бы мне уехать, поэтому, как ребенок, сбежала из дома без их благословения.
– Умная, красивая и решительная?
– Мне больше подойдет слово «самовлюбленная».
– Не будь так сурова к себе, ma jolie. Честолюбие – это мощная сила. Благодаря ему я приехал сюда из Барселоны. Это случилось десять лет назад, и моя мать потратила все свои сбережения, чтобы я смог заниматься живописью в одном городе с великим Сезанном.
– Ты и мсье Касагемас?
Ева заметила боль, промелькнувшую на лице Пикассо при упоминании о друге, который покончил жизнь самоубийством.
– Да.
– Уверена, что теперь ты с лихвой отплатил матери своими успехами, – добавила, стараясь как можно скорее сменить тему.
– Со временем ты сделаешь то же самое. Мистангет рассказала нам, как ты спасла ее своей уловкой с костюмом гейши. Вчера вечером я смотрел представление, и оно было изумительным. Она в большом долгу перед тобой.
– Теперь уже я в долгу перед ней. Но я не видела тебя в зрительном зале.
Он приподнял брови и почувствовал себя увереннее.
– Приятно знать, что ты решила поискать меня.
– Я не искала… то есть это было не специально. Ты обычно сидишь впереди, правда? – спросила Ева, хорошо понимая, что ее слова выглядят попыткой оправдаться.
– Почти всегда, за исключением прошлого вечера. Мы пришли слишком поздно.
– Там сидела пожилая пара, больше никого не было.
К ее глазам внезапно подступили слезы. Ева не ожидала этого и часто заморгала, но она понимала, что Пикассо все видит.
– Тебя что-то печалит.
– Всего лишь подумала о родителях. Теперь я часто вспоминаю их.
– Это я могу понять, – с сочувствием произнес он. – Я часто возвращаюсь мыслями к своей семье в Барселоне. А ты пробовала позвонить родителям и извиниться перед ними с тех пор, как приехала в Париж?
Ева покачала головой. Она не понимала, что он имеет в виду.
– Позвонить?
– Да, по телефону.
– По правде говоря, я никогда не видела телефона, – призналась Ева. Хотя она слышала о новом изобретении, признание заставило ее почувствовать себя ужасно невежественной. Пикассо снова получил перед ней преимущество.
– Это легко исправить, – сказал Пикассо и взял ее за руку. Его пожатие было теплым и крепким, даже немного властным. – Давай встретимся.
Ева нервно огляделась по сторонам. Что, если кто-то их увидит? Она уже многим пожертвовала ради приезда в Париж и теперь не могла рисковать.
– Где?
– Так уж вышло, что в вестибюле отеля «Морис» есть телефонный аппарат.
– Так уж вышло, – повторила Ева. – Ты хочешь, чтобы мы встретились в гостинице при свете дня?
– Да, чтобы позвонить по телефону, – он серьезно кивнул, не сводя глаз с лица Евы, отчего ей стало совсем не по себе. Она понимала, что ее холодный фасад быстро растает под лучами желания к этому недостижимому мужчине. От этого у нее снова началась паника. Она не знала, стоит ли верить его словам или нет.
– Ты что же, совсем мне не доверяешь? – шепотом спросил Пикассо.
– Нет, не доверяю, – искренне ответила Ева. – Но ценю твое желание помочь. Это очень любезно с твоей стороны.
– Разумеется, у меня есть мотив, ma jolie, – снова признался он.
Еве очень хотелось, чтобы он перестал называть ее так по-французски, с горловым испанским акцентом. Возможно, она бы все сделала для него, если бы они остались наедине, но она боялась этого теперь, когда ей стало так много известно о Фернанде.
– Провести хотя бы несколько минут рядом с тобой…
– А что об этом подумает мадам Пикассо?
– Она не моя жена, maldita sea![23] – заявил он с нотками гнева в голосе.
– Однако она принадлежит тебе в истинном смысле этого слова, – Ева знала, что говорит как обиженная девочка, но у нее не оставалось другого оружия.
– Si. Es verdad[24], – признал Пикассо, потирая шею и озираясь вокруг. Казалось, он вдруг тоже вспомнил, что находится среди толпы, где большинство гостей знали о его отношениях с Фернандой. – Но ее счастье больше не зависит от моей опеки.
– Тем не менее, что она подумает обо мне? О нас обоих?
– Я лишь предлагаю услугу своей знакомой, не более того, – с растущим раздражением ответил Пабло, как будто ему бросили вызов. Ева подумала о том, что, наверное, нечасто кто-то осмеливается бросать вызов такому могущественному человеку. – Так ты хочешь позвонить в Венсенн или нет?