– ну конечно, зачем держать их здесь, когда есть Классис. Однако Фаустин смог удивить меня – он пораскинул мозгами и выдал сносное решение. В подвалах гвардейских казарм лежали позабытыми двадцать ящиков с ущербными мечами тринадцатой категории. Еще братья Спейт, торговцы металлоломом, недавно выкупили у правительства тысячу единиц брони, классифицированной как непригодная для службы, – к счастью, ее пока не порезали на куски, и можно было прибрать ее к рукам. Кроме того, список подарков, полученных императорами от иностранных сановников за последние шесть столетий, включал в себя пятьсот мечей, шестьсот шлемов, семьсот сорок доспехов различных типов и узоров – все они были покрыты эмалью, инкрустированы золотом и камнями, украшены гравировкой с мифологическими сценами авторства лучших мастеров росписи. Впрочем, как ты шлем ни расписывай – это все еще элемент брони с определенной функцией. В общем, мы имели семь тысяч мечей, две тысячи доспехов… и притом – ни копий, ни луков, ни стрел. Как ни крути, мы были беззащитны.
Голова дико болела. Подумаю об этом позже, решил я.
– Фаустин, – сказал я, – я хотел бы познакомить тебя с новым министром снабжения…
– Ради бога, ответь на один вопрос, – обратилась ко мне Айхма, когда мы наконец на несколько минут остались одни. – Почему я?
Я вздохнул. Это казалось очевидным.
– Потому что, во-первых, это работа, которая требует мозгов, находчивости, ясного мышления и воображения. Во-вторых, она предполагает определенные возможности. У тебя будет полный контроль над поставками продовольствия в городе с населением в четверть миллиона человек. Любой другой на таком посту, неважно, насколько он благороден, бескорыстен и идеалистичен, рано или поздно впадет в искус: или его начнут шантажировать, или он не выдержит лиц оголодавших детишек. Но чтобы у нас был шанс выжить, ни для кого не может быть исключений, маленьких одолжений, сострадания и проявлений кумовства. Все должно быть как по учебнику. Мне нужен кто-то, кому я могу полностью доверять.
– Ты сошел с ума, – резюмировала Айхма со вздохом.
11
До поры до времени самое ужасное дело у меня выходило отложить, но вечно это продолжаться не могло. Я отправил Нико с поручением в квартал канатоплетов, послал за Артавасдусом и Стилико. Будь моя воля, приемную я обустроил бы в передней «Собачьего дуэта», но мои подручные не поняли бы такой жест. Ну и во Дворце стены прочнее. Меня пришлось нести туда на носилках, довольно унизительно.
– Мне нужен большой квадрат белой ткани, – сказал я. – И палка для привязи.
Стилико уставился на меня с недоверием:
– Мы что, собираемся вести переговоры?
– Не думаю, что из этого что-то выйдет, но попробовать стоит. Вы двое пойдете со мной.
К тому моменту я уже ощутил себя способным стоять на своих двоих – последние сто ярдов до Северных ворот одолел сам. Когда створки распахнулись и мы прошли, один из стражников в великолепных ярко-золотых доспехах улыбнулся мне и радостно помахал рукой: это был Лонгин, дежуривший на посту часового. Волна облегчения чуть не сшибла меня с ног. Стоило, наверное, спросить, согласились ли гладиаторы взять на себя предложенные обязанности, но на то не было времени.
Стилико держал белый флаг слева. Потом я, потом Артавасдус. Равнина перед нами казалась невероятно широкой, а вдалеке солнце освещало пять бесконечных рядов щитов на земле. Как я уже сказал, я не храбрый человек. И я действительно не хотел делать эту невероятную наивную глупость.
– Если нам дадут эвакуироваться из Города, пусть занимают его, – сказал я. – Может, нам позволят что-то взять с собой, но если нет – так тому и быть.
Стилико был шокирован.
– Отдать им Город?
Я пожал плечами.
– Мы не сможем защитить его.
– Но куда мы пойдем? Все эти люди…
– Будем решать проблемы по мере их появления.
Наш жест заметили, поднялась какая-то беготня. Когда мы были в ста пятидесяти ярдах от линии фронта, открылась брешь. Я увидел, как несколько мужчин опустились на колени.
– Беги, – только и успел сказать я.
По нам открыли огонь. Конечно, я споткнулся и упал ничком. Стилико и Артавасдус схватили меня под руки и потащили обратно к воротам. Потом они сказали, что решили: в меня попали. Великолепные переговоры.
Когда я возвратился в свой новый штаб во Дворце, меня там уже ждала делегация. Крайне недовольные тем, что их заставили ждать, визитеры сгрудились в приемной. Я был весь в пыли, одной туфли не хватало.
– Я не смогу принять всех сразу, – сказал я, повышая голос, чтобы меня услышали. – Сенатор Фронто, прошу вас следовать за мной. Остальным придется подождать здесь.
Фронто был Главой Палаты. Выглядел так, будто вот-вот взорвется. Большой человек – во всех смыслах. Его семья распоряжалась огромными тысячемильными наделами – от Рупилии до самого моря. Благородное происхождение не спрячешь – казалось, стоит мне подойти к нему ближе чем на шесть футов, и я обожгусь.
– Садитесь, – пригласил я. – Прошу меня извинить, я… был весьма занят.
Он остался стоять. Люди, смыслящие в публичных искусствах, восхваляли его как лучшего оратора со времен Андрокла, с чьими трудами я знаком не был. У него были мягкие светлые волосы, а подбородком запросто можно было расколоть камень.
Это недопустимо, сказал он. Мало того, что принял командование, не уведомив Палату и не спросив ее дозволения, – взялся назначать людей на должности, что, опять-таки, прерогатива Палаты; предпринял переговоры с иностранными агентами, даровал помилование преступникам, стал присваивать здания и магазины…
Я ударил его.
Боец из меня не очень. Я предпочитаю не бить в челюсть, перекрестный справа – тоже не мое. Как по мне, быстрый удар чуть ниже ребер дает результат не хуже, при этом я не перенапрягаюсь и не обдираю кожу на костяшках пальцев. Фронто сел – как я его и просил. На мгновение он утратил дар речи.
– Прошу прощения, – сказал я, глядя мимо него на узор на стене. Да, я только что выбил из него дух – и всё не мог заставить себя смотреть на него прямо, как на солнце. – Как бы то ни было, я уважаю правительственные принципы робуров. Они, на мой взгляд, отлично работают. Мне нравится, как абсолютная власть разбавляется и естественным образом смягчается делегированием полномочий последующим уровням командования и бюрократии. Я восхищаюсь тем, как Палата всегда отстаивала право на свое мнение. Как сторонний человек и выходец из страны, в которой нет централизованной власти, думаю, я способен оценить достоинства имперской системы гораздо лучше, чем многие робуры. – Я взял паузу, чтобы перевести дух: меня
