так оно и есть. Я ни черта не понимаю!
Бывают моменты, когда приходится прикидываться глухим.
– Будь с ними тверже, – сказал я. – Ты знаешь, как дела делаются.
– Ты не слушаешь. Я не знаю, как это все делается. Я придумываю что-то по ходу дела, но мне этого недостаточно. Тебе нужен настоящий клерк, который знает о регистрах прихода, где искать записи о налоге на имущество и как регистрировать дежурные смены. Может быть, я смогла бы это сделать, если бы год проучилась. А так я только время впустую трачу – и свое, и чужое. Тебе нужны профи, а не профаны вроде меня.
– Рекрутеры Тем…
– Нет, – отрезала Айхма, – они не годятся. Да, они знают Трущобы, где живет народ, знают заработки этих людей, но все это у них в головах, не на бумаге. Слишком много времени уйдет, чтобы у всех допытаться. Тебе нужны люди, умеющие работать с отчетностью, чем шустрее – тем лучше. То есть клерки. – На мгновение она умолкла. – И ты не сможешь обойти эту систему. Знаю, она ужасна – но без нее у тебя не получится.
Я понял, что выхожу из себя. Правда раздражает, когда видишь, что ошибался.
– Да они – просто кучка…
Айхма покачала головой.
– Они тебе нужны. Я понимаю, что ты пытаешься сделать. Империя потерпела крах, и ты думаешь, что можешь спасти Город в том виде, в каком он тебе больше нравится. Все солдаты-робуры полегли? Прекрасно, обойдемся без них. Вся городская управа сбежала? А зачем они – есть верховоды Тем! И млеколицый будет расхаживать как новый император, а баба будет министром снабжения. И последние станут первыми, и всё в таком духе. Орхан, мне очень жаль, но так ты проиграешь. Тебе понадобятся реальные министры тоже. И эту работу должен делать министр. Я всецело на твоей стороне, но помочь тебе ничем не могу.
– Что ж, тогда возвращайся в свой трактир и продолжай намывать посуду.
Айхма ушла не сказав ни слова.
* * *
Фаустин подогнал мне огромную кипу бумаг, требующих заверения Печатью. Я дал ему понять, что слишком занят для волокиты.
– Хорошо, дай мне Печать на время, и я сам все проставлю, – предложил он.
– Она в кармане моего другого пальто, – сказал я, потея. – Будет свободная минутка – пошлю за ним.
Нико вернулся с веревочной инспекции. В наши дни в Городе остался лишь один концерн канатного дела – раньше была дюжина, но благородное семейство, владевшее безусловным правом на недвижимость, почти все позакрывало и продало землю под строительные нужды. Но беспокоиться не о чем: братья Пауза удержались-таки в деле – и в Городе, на мое счастье.
– Нам понадобится около мили хорошего материала, отборного конского волоса для пружин катапульты, – сказал я Нико. – И попроси их отправить три мили самой лучшей пеньки в Синюю Ложу. Для чего – объясню попозже, просто проследи, чтобы они это сделали, идет?
Из нынешнего окружения Нико охотнее всего приспособился к моей новой роли командора.
– Будет сделано, – отчеканил он. – Дозволите вопрос?
– Только быстро.
– Что будем делать, когда они перекроют акведук?
Мои недостатки мне хорошо известны. Один из них заключается вот в чем: всякий раз, когда я ухожу на работу или в гости, я что-то да забываю. Запасную обувь, писчие принадлежности, ключи, подарок из Города, обещанный кому-нибудь. Какая-то мелочь неизменно ускользает от моего внимания – как бы я ни старался, сколько бы напоминалок самому себе не писал, – и из-за этого я довольно часто ощущаю себя тупицей.
– Акведук?..
– Да, тот, что на линии Юпитера, он снабжает водой весь Нижний город и мельницы.
– Слушай, им никак не навредить ему без специальных инструментов…
– Ну да – без тех, что мы бросили в Спендонском лесу, помните? Зубила, отвертки, клинья, подъемные механизмы. Полный набор. Если вы помните, я говорил…
Боже милосердный.
– Оставь это мне, – сказал я. – Что-нибудь придумаю. А пока мне нужна веревка.
12
Акведук. Как можно быть таким колоссально тупым?
Такие слова говоришь, про себя или вслух, – втайне надеясь, что кто-нибудь возразит: нельзя учесть все факторы, на тебя так много навалилось, ты сделал все, что мог, как и кто угодно на твоем месте. В конце концов, возможно, не так уж и тяжка моя вина. По правде говоря, не ожидал, что протяну так долго. Мы все еще были живы, потому что враг кого-то ждал. И как только этот кто-то прибудет, вопрос будет стоять такой – много ли неприятностей мы доставим противнику, прежде чем все умрем. Но каждый шажок, который я предпринимал – в артиллерийских нишах стены настоящие осадные машины вместо оливковых прессов, завернутых в брезент, реальные бойцы в гарнизоне, не самые лучшие мечи и подарочные доспехи вместо пустых рук и незащищенных тел, – сдвигал всеобщую гибель в область чуть более спорных вероятностей. Каждое хлипкое озарение и бесполезная искра изобретательности, каждая крошечная победа перед лицом неизбежного отодвигала падение занавеса на пару дюймов назад; благодаря мне мы вполне смогли бы продержаться несколько дней вместо пары часов. И как я только мог забыть про акведук – наградой за всю тяжелую умственную работу станет хула и выставление меня слабоумным, не организовавшим для осажденного Города хоть какое-то альтернативное водоснабжение.
Ладно, я не ожидал, что меня увенчают лаврами и прокатят на фаэтоне, запряженном шестеркой белых лошадей, под триумфальной аркой с высеченным на ней моим именем. Но неужели это слишком – попросить у небес, чтобы один из этих крошечных триумфов облегчил ситуацию, а не сокрушительно усложнил ее?
Я назначил клерка по имени Грабанус Гетикус министром снабжения. Это был безволосый, сморщенный маленький человек. На вид ему было восемьдесят, но согласно досье – всего шестьдесят два; он начал работать в Картулярии в пятнадцать лет и с тех пор там и трудился в поте лица своего. За шесть часов он разработал сеть сбора, хранения и распределения – ошеломляюще элегантную и эффективную. Десять его подручных тут же поделили Город на зоны отработки для отрядов сбора. Грабануса нисколько не тревожила перспектива использовать гладиаторов в качестве рабочей силы.
– Это хороший ход, – похвалил он меня не отрываясь от бумаг, над коими корпел. – Они знают городские трущобы, знают, у кого что есть на антресолях и в тайных погребах, кто запасает больше, чем может съесть сам…
Я оставил его наедине с задачей, чувствуя себя виноватым и побежденным – хотя я только что произвел блестящее назначение.
* * *
– Парусина, – произнес я. –
