виноват! Правильно! Виноват, очень виноват, что считал тебя другом!
— Не надо так! — вмешался в их спор Буян. — Будем настоящими друзьями. Что тебе тяжко, я понимаю, и мне было поначалу нелегко! Ты считаешь, что великий грех немного повеселиться в мясоед, да еще в наши годы! Не спорю, конечно, грех; но грех мелкий, грешок просто и вполне простительный. Тут-то я разбираюсь получше тебя, как разбирались лучше меня Клоп и покойный Дышло…
— Да он просто трус! — сказал Кот.
— Врешь! — вскипел Баконя. — Я вовсе не трус! Я не из твоих мест родом, где все трусливы, как зайцы!.. Да, как зайцы, потому что один наш разгонит пятьдесят таких, как вы…
Чтобы дело не дошло до драки, Буян вмешался снова:
— Да ведь он не говорит, что ты, Ива, трус, просто ты опасаешься, что дядя, узнав, выгонит тебя. Но клянусь тебе, что, если такое случится, им придется выгнать всех четверых, потому что мы трое станем на колени и скажем: «Не выгоняйте его, он виноват, но мы в десять раз больше!» Поэтому образумься, дружище, и пойдем вечером.
— Ни за что не пойду!
Баконя отнекивался два дня, а те без него не хотели идти. Тронутый этим, Баконя на третий день согласился, и все четверо тем же путем отправились на посиделки.
Река все еще оставалась вздутой, и поэтому они ходили туда несколько ночей подряд. Баконя привык и уже без труда поднимался рано. И с той же страстностью, с какой прежде отказывался от посиделок, теперь он настаивал на них.
Продолжалось это до конца мясоеда, а в том году он оканчивался в середине марта. В этот день в старой кухне к вечеру собиралась вся братия, включая и слуг; разрешалось повеселиться также и послушникам.
По окончании службы, перед обедом, фратеров поджидал у церкви Косой с вымазанным сажей носом.
— Этот уже с утра начал! — заметил фра Тетка.
— Я пришел сказать, фра Брне, что надо сегодня же подковать Буланого, потерял обе передних подковы.
— Та-а-ак! Ступай сейчас же! Пусть приготовят все, что нужно, я следом за тобой.
— Пойдем и мы, уж больно хороша погода! — заметил настоятель.
Фратеры двинулись к кузнице, послушники за ними.
У кузницы собрались слуги, все с вымазанными сажей лицами, а Жбан, черный, как негр, с венком лука на шее и с кочергой за поясом.
— Нечего и думать подковывать! — сказал Квашня. — Сам сатана испугается, не то что пугливый конь!
— Вот и пусть привыкает! — сказал Сердар. — Выведите коня!
Жбан вывел Буланого, который все косился на конюха. Баконя потрепал коня по шее. Косой поднес в решете овес. Четверо парней, растянув по земле веревку, стали окружать Буланого, чтобы стянуть ему ноги и повалить, иначе коня подковать не удавалось.
Буланый понюхал овес и повел глазами. Слуги, полагая, что наступил удобный момент, рванули веревку, но Буланый дернулся, взвился на дыбы, подняв заодно и Жбана, потом дважды кинул задом. Когда к нему подошли снова, Буланый стал лягаться и плясать вокруг Жбана, который крепко держал его за недоуздок.
— Держи крепко! Держи! — кричали кругом.
Подошел фра Брне, но Буланый наставил на него переднее копыто, и, если бы Жбан не дернул его изо всех сил к себе, конь ударил бы своего хозяина в живот. Буланый взбесился окончательно. Фратеры и слуги разбежались в стороны.
— Держи, Грго, держи!
Жбан тянул за недоуздок с такой силой, что веревка впилась ему в руку; наконец он пробежал, упираясь, несколько шагов рядом с ним. Однако конь взял разгон и помчался во весь опор.
И тогда случилось чудо.
Все увидели, что человек мчится наравне с лошадью!
— Пусти его! Пусти! — кричали со всех сторон.
Жбан не отпускал, напротив, укоротив недоуздок, он не отставал ни на шаг, и уже нельзя было разобрать, кто из них бежит быстрей.
— Глазам своим не верю! — сказал, крестясь, Сердар. — И это рохля Жбан? Кто же он — человек или гончая?
— Быстры буковчане, черт их дери, — промолвил Треска, — но этот уж сверх всякой меры!
Буланый со Жбаном промчались мимо построек и повернули к реке. Фратеры, послушники и слуги стали стеной между черной кухней и кузницей, лицом к реке.
И снова они увидели чудо.
Поравнявшись с какой-то вербой, конь испугался, шарахнулся в сторону, и в тот же миг Жбан вцепился в гриву, вскочил на коня, пригнулся и помчался во весь опор вдоль берега и скрылся из виду.
— Что-то невообразимое! — воскликнул Сердар, хлопая рукой по бедру. — Может, какому наезднику это и по силам, куда ни шло, но рохле Жбану! Ну, просто невообразимо!
Все удивлялись. Вскоре прискакал Жбан. Конь был весь в мыле, а наездник не потерял ни вязки лука с шеи, ни кочерги за поясом!
— Молодец! — кричали ему товарищи.
— Я, что ли? Я, как говорится…
— Черт бы тебя драл, скотина! — крикнул Квашня, едва пришедший в себя от изумления. — Загубил мне лошадь, скотина!.. Выведи-ка его, Косой, и как следует вытри!..
— Я, что ли? Я, как говорится…
— Да уж не ты ли тот самый зеленградец, что может прыгнуть из бочки в бочку? — спросил его Сердар.
— Как это? — спросил настоятель.
— Да вот рассказывал мне фра Мартин, из Каринян, будто в Зеленграде жил такой человек, который бегал быстрее лошади и мог без разбега прыгнуть из бочки в бочку!.. Черт его знает, даже фамилию назвал, да я позабыл… Знаю только, что был рохля…
— Грго милый, уж не ты ли это?.. Скажи-ка, не ты? — спросил его кто-то.
— Я, что ли? Я? Я, как говорится…
— Чего его спрашивать, — вмешался Корешок. — Он никогда не ответит вам на вопрос, только еще больше запутает… Дайте я
