Эта ссылка на покупку им её акций ещё сильнее распалила Джессику, но она сдерживалась, пока не вошла в кабинет, а он плотно не прикрыл за ними дверь. Краем глаза она заметила его приближение с явным намерением заключить её в объятия и ловко увернулась, оказавшись вне поля его досягаемости.
— Нет, я не решила что-либо подписывать, — отчеканила она. — Я приехала сюда, чтобы получить объяснение вот этому.
Она открыла сумочку и вытащила оттуда тонкую пачку бумаг, скреплённых скрепкой с мятым конвертом. Она швырнула ему бумаги, и он взял их, хмуро морща лоб.
— Что это? — спросил он, вглядываясь в тёмно-зелёные глаза и оценивая силу её гнева.
— Это ты мне скажи, — не выдержала Джессика. — Уверена, это твоих рук дело.
Он снял скрепку и быстро просмотрел документы, листая их один за другим. Это заняло всего минуту, потом он снова скрепил их.
— Что-то не так? Всё, кажется, в порядке.
— Уверена, всё в совершенном, законном порядке, —
нетерпеливо сказала она. — Проблема не в том, и тебе это известно.
— Хорошо, тогда в чём проблема? — спросил он, опустив ресницы, чтобы скрыть выражение своих глаз, но она знала, что он наблюдает за нею и замечает каждое малейшее изменение в выражении её лица, прежде чем она также сумеет спрятаться за непроницаемой маской.
Подогнув ногу, он присел на край стола и полностью расслабился.
— Я не понимаю, почему ты расстроилась, — спокойно произнёс он. — Полагаю, ты пояснишь, что именно тебе не нравится в соглашении. Пока оно не подписано, мы всегда можем внести изменения. Я не хотел, чтобы ты получала свою копию по почте, — задумчиво добавил он. — Я могу только предположить, что мой поверенный пытался предугадать мои намерения, и он, разумеется, ещё услышит, что я думаю об этой инициативе.
— Мне наплевать на твоего поверенного, и не имеет никакого значения, как я получила эту дрянь, потому что я не стану это подписывать! — раскрасневшись, в гневе кричала она на него. — Ты — самый высокомерный тип, какого я когда-либо встречала, и я ненавижу тебя!
Весёлое выражение, таившееся в глубине его глаз, внезапно пропало, когда она, развернувшись на каблуках, направилась к двери, слишком взбешённая, чтобы быть в состоянии что-либо говорить. Николас рванулся со своего места на столе, сумев перехватить её, прежде чем она успела сделать хотя бы три шага. Едва его пальцы сомкнулись на её запястье, как она ударила его свободной рукой. Он выбросил свою руку вверх, чтобы отвести удар, затем ловко извернулся и поймал также вторую её руку, притянув Джессику к себе.
— Пусти меня! — выдохнула она, слишком разъяренная, чтобы заботиться о том, слышит ли её Андрос. Джессика вертелась и боролась со стальной мощью его рук, пытаясь освободиться, ей придавал силы гнев, но, в конце концов, и гнев был исчерпан. Когда она задрожала и опустила голову ему на плечо, он легко поднял её и обошёл вокруг стола, где сел в своё кресло и качал её, убаюкивая, у себя на коленях.
Джессика чувствовала слабость, истощённая собственным гневом и борьбой, и теперь лежала, будто немощная, у него в руках. Его сердце билось сильно и ровно, и она заметила, что его дыхание даже не участилось. Он легко справился с ней и позволил ей выпустить пар. Николас потянулся к телефону и набрал одну цифру, а затем спокойно сказал:
— Удерживайте все звонки, Андрос. Я не хочу, чтобы меня беспокоили по какой бы то ни было причине.
Потом он уронил трубку на рычаг и обхватил её обеими руками, сжимая в надёжных объятиях.
— Дорогая, — прошептал он в её волосы, — не надо так расстраиваться. Это всего лишь простой документ…
— Там нет ничего простого! — прервала она яростно. — Ты собираешься обращаться со мной, как с дорогостоящей шлюхой, но я тебе этого не позволю! Если это то, что ты обо мне думаешь, то я не желаю видеть тебя.
— Я не думаю о тебе, как о шлюхе, — успокаивал он её. — Ты сейчас не можешь ясно мыслить. Всё, о чём ты думаешь в данный момент, — это то, что я предлагаю тебе плату за время в моей постели, но это не так.
— О, нет, конечно, не так, — горько усмехнулась Джессика.
Она попыталась сесть и избежать тепла его тела, но его руки ещё крепче сжали её в объятиях, так что она не могла двинуться. Слёзы заблестели у неё в глазах, когда она сдалась и смирилась с поражением.
— Да, не так, — настаивал он. — Я просто хочу заботиться о тебе — оттого и счёт в банке, и дом. Я знаю, дом, где ты живешь сейчас, твой собственный, но, признаться, соседство не самое лучшее.
— Да, не лучшее, но я совершенно счастлива там! Я никогда ничего не просила у тебя, и не прошу сейчас. Я не хочу твоих денег, и ты оскорбил меня просьбой подписать документ, в котором я обязуюсь никогда не предъявлять каких-либо требований в отношении твоего имущества за оказанные услуги.
— Я был бы чрезвычайно глуп, если б не предпринимал шагов по обеспечению безопасности своего состояния, — заметил он. — Я не думаю, что ты предъявила бы мне иск, дорогая, но я должен учитывать то, что несу ответственность перед другими людьми, доверившимися мне. Финансовое благополучие множества людей зависит от меня — как моей семьи, так и моих служащих, — и я не могу со спокойной совестью делать то, что может угрожать их будущему.
— Все твои любовницы в обязательном порядке подписывали отказ от всяческих претензий к тебе? — требовательно спросила она, сердито смахивая одинокую слезу, упавшую с её ресниц. — Для этого существует единая форма, полностью заполненная, за исключением имени и даты? Сколько же других женщин проживает в квартирах или домах, которые ты так любезно им предоставил?
— Нет! — отрезал он. — Не думаю, что прошу слишком многого. Ты что, искренне полагала, что я, сделав тебя своей любовницей, забуду о других своих интересах? Не потому ли ты так разозлилась, что я сделал так, чтобы ты наверняка не смогла получить от меня денег больше, чем те, что я добровольно тебе даю?
Он допустил ошибку, выпустив её руку: она размахнулась изо всех сил и влепила ему такую пощечину, что её ладонь загорелась от удара. Джессика заплакала, слёзы ручьями полились по её лицу, а она сглатывала их, стараясь остановить, и снова в попытке вырваться от него начала бороться. Результат оказался таким же, как прежде: он просто держал её, не давая возможности наносить новые удары, пока она не выдохлась и не обессилела. Боль и гнев смешались с её чувством полной беспомощности от того, что он держал её таким образом, и с полным расстройством от того, что она не смогла заставить его увидеть, как глубоко он ошибается в ней, и она перестала даже пытаться унять слёзы. Мучительно рыдая, она уткнулась лицом ему в плечо и дала выход охватившей её душевной буре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
