его задницу из огня ценой своих жизней. Но крестьян снова обманули. Именно тогда кровная обида засела в голове отца Ефрема. Надежды больше не было. «Видимо, ― думал он своей теперь уже богохульной головой, ― в этом мире правит исключительно сила. Царь не пошевелится, сколько ни проси, пока ему не дать пинка, и бог тоже не пошевелится, сколько ни молись, если и ему, в свою очередь, тоже не дать хорошего пинка». Кроме себя, надеяться оказалось не на кого, поэтому-то семья Ефрема и оказалась на Енисее, чтобы освободить сердце от злобы и обиды и жить для себя и своей души.
Ефрем и его сосед Пётр были разные люди. Ефрем трудился, не покладая рук, у него было большое хозяйство, две лодки, достаточное количество денег, вырученных за рыбу, полный погреб еды. Он постоянно что-то строил и перестраивал, постоянно был в деле. Сосед же был человеком ленивым. Он, его жена и двое детей постоянно жили впроголодь, часто не хватало еды или худела одежда, и Ефрем кормил его детей или отдавал свою одежду в эту семью. Бо́льшую часть времени Пётр молился и постился. Молился и постился он ожесточённо и самозабвенно и постоянно пытался приучить к этому ремеслу Ефрема. Тот отказывался с чертыханьем, потому что считал, что молитвами не наполнишь ни желудок, ни душу.
И вот однажды весной, после особенно снежной и суровой зимы, началось сильное половодье. Как-то раз под утро Ефрем услышал страшный шум, доносившийся ещё издалека, но постоянно усиливавшийся. Он выбежал из избы и в предрассветном сумраке разглядел двигавшийся с верховьев реки огромный вал льда, снега и воды. Эта волна надвигалась как-то тревожно и неукротимо. Ефрем пошёл предупредить Петра. Но тот ответил, что его бережёт бог, что он уже помолился, и что не о чем волноваться. Через полчаса ледяной валуже дошёл до домов. Переведя скотину повыше на берег и перенеся самое нужное на пригорок рядом с домом, Ефрем уже во второй раз пошёл предупреждать соседей об опасности. Пётр сказал, что если они уйдут, то бог не будет беречь его дом, что нужно остаться, тогда бог спасёт и его, и его дом. Но уже совсем скоро вода поднялась настолько, что выбраться из дома без посторонней помощи оказалось нельзя. Лёд наваливался как язык огромного животного. Скрежетали брёвна, брызгала вода, из окон дома Петра доносились детские крики. К этому моменту Ефрем уже нарубил несколько сосен, росших рядом и набросал поверх льда и воды, чтобы пробираться к покосившемуся дому соседей. Всё тряслось, дом уже сорвало с места и потянуло ближе к руслу реки. Ефрем подполз к избе Петра уже по крошащемуся льду и воде, вырубил топором раму маленького окна и стал спасать людей. Пришлось влезть внутрь, выталкивать хозяина оттуда, державшего на руках младшую дочь, потом жену, а уже потом вытаскивать на себе и старшего сына восьми лет от роду. Лезли по пояс в воде по остаткам нарубленных веток. И вот уже почти дошли, и вот уже приближалась твёрдыня, но тут гигантская льдина резанула здоровую сосну, та накренилась, раздался страшный треск. Люди пытались увернуться, но стояли во льдинах, как в болоте. Последнее, что успел сделать Ефрем, это оттолкнуть от себя ребёнка. Оглушённый и сброшенный в ледяной водоворот, он всё ещё пытался хоть как-то найти опору и вылезти. Люди из последних сил лезли на берег, не думая уже ни о чём. А когда все четверо всё-таки добрались до спасительного возвышения, тело Ефрема уже исчезло в серо-белой массе енисейского льда.
Семья сидела на пригорке. Пораненные и мокрые, все дрожали и всхлипывали, но весеннее солнце, ближе к обеду всё-таки постаралось их согреть. Тут же, под деревьями, лежала сухая одежда, еда, инструменты, а чуть в стороне стояли или бегали домашние животные. Пётр утирал с лица капельки снега, и тихо плакал.
На другой стороне реки под огромным камнем сидели двое. Один в белом льняном балахоне, с накинутым на голову капюшоном, другой в широкой рубахе с косым воротом. Оба какое-то время молчали.
– Красиво тут, ― сказал первый.
– Да, ― согласился второй.
Оба ещё какое-то время помолчали, но первый прервал молчание:
– Мне когда сказали, что надо лететь, его встречать, я сначала не поверил. Ты же знаешь, что ему ещё рано.
– Знаю.
– Ну и зачем тогда? Зачем ты всё это сделал?
– Странный вопрос. Ты же знаешь, чей это был приказ, ― ответил второй.
– Э́тот, ва́ш, совсем что ли охренел там от своего тщеславия?! Мы же все Белые, святы́х уже начали убивать!
– Ты же знаешь, что мы можем делать всё. Он так решил, потому что этот Ефрем ему уже надоел. Вот твой придёт, будет тоже убивать всех подряд.
– Когда мой придёт, на земле будет жить одно дерьмо. И по вашей милости. А пока я работаю ангелом смерти, ― сказал первый и скинул капюшон с головы. ― Я тут пять тысяч лет, но такое редко вижу. Испугались, что Ефрем ещё больше сможет подняться прямо в этой жизни? Наплодили чертей полный огород, как разгребать-то будем?
– Да ладно, ― махнул рукой второй, показав лёгкую расстроенность.
– Действительно, ладно, ― ответил первый, ― пойду Ефрема встречать, а то он заждался.
В тот же миг тот, что был в балахоне, полетел над ледяной рекой. В самой дали, почти за её поворотом, блеснул силуэт ещё одного духа. А уже через минуту, оба скрылись в каком-то золотистом вихре, который повис здесь же, на фоне голубого неба.
1.20.
Где-то на Амуре, на «непонятном» Дальнем востоке стояло село. Страна, где оно находилось, была в огне гражданской войны. Однажды тишина и размеренный покой, сопровождавший жизнь людей в этом поселении, нарушился. Пришли лихие люди и стали устанавливать свой порядок своими же методами. По правде сказать, это были обыкновенные бандиты, мораль которых, как известно, заключается в том, что все люди, живущие на Земле, должны отдавать им всё, что есть, по первому же требованию. Причем отдавать это необходимо было с удовольствием и особой страстью. Кто отдавал без удовольствия, того они били, а кто ничего не отдавал, или, как им казалось, отдал не всё, того они убивали.
На краю села, там, где начинался обрыв и Амур был виден особенно ослепительно, стоял большой амбар. На крыше его сидели двое и глядели вниз на происходившее людское оживление. Отсюда было прекрасно видно практически каждую деталь. Какие-то люди привели человека с завязанными за спиной руками. Он был сильно избит, одежда его была изорвана. Суетящиеся рядом с ним были пьяны и нахальны. Было сразу видно, что безнаказанность их поступков и
