— Ну что ты меня разглядываешь, скажи, как ты относишься к нашему решению.
— Ты лукавишь, — сказал волхв и отвернулся к бордовой россыпи углей, уже подернувшихся пеплом.
Виктор не сразу нашелся, что ответить. Промямлил:
— Нет, в самом деле…
— Ты мечтаешь вернуться в свое будущее, — жестко произнес волхв. — И хочешь отыскать дорогу туда.
— Откуда ты… черт возьми… от тебя ничего не утаишь…
— Черта не поминай. — Волхв резко повернул лицо к Ильину. — Не желаешь правду говорить, не неволю. Идите с миром.
— Святовид, право, я и не думал лгать… Мы действительно хотели бы вернуться назад. Но ведь это, сам понимаешь, почти невозможно. Так что нам взаправду придется искать себе место в вашем мире.
— К христианам жить уйдешь, — то ли вопросительно, то ли утвердительно изрек Святовид. — Змиеву веру примешь.
— Ну почему, — запротестовал Ильин.
— Примешь, — жестко сказал волхв. — Они другой веры не терпят. Мечом и огнем крестят.
— А, даже пословица такая была, до нашего века дожила — Путята крестил мечом, а Добрыня огнем…
— Не-ет! — неожиданно вскочив с места, взревел волхв.
Ильин инстинктивно вскинул голову, чтобы увидеть лицо Святовида. Но седая борода старика слилась с дымным облаком, так что казалось: перед филологом размахивает руками обезглавленное туловище.
— Добрыня не крестил! Добрыня славянским богам верен остался!
После этого выкрика раздался судорожный кашель, и Святовид повалился на бревно рядом с Виктором. Утирая глаза рукавом, старик задушенным голосом говорил:
— Добрыня веру отцов не отдал на поругание… Добрыня Перуново изваяние у христиан отбил и в глухом месте схоронил, а потом капище устроил…
— Не совсем точно, — сказал Ильин. — Согласно летописям, он сначала был ревностным поборником язычества. А потом, когда Владимир крестил киевлян, Добрыня, бывший посадником новгородским, последовал примеру своего племянника.
Святовид заскрежетал зубами и, схватив Ильина за плечи, сжал их своими железными пальцами так, что филолог скривился от боли.
— Полегче! Что я такого сказал…
— Ложь это! Владимир по наущению греков и змиевых слуг из хазар от богов славянских отшатнулся, а Добрыня его за то проклял!
— Да ведь летопись говорит… — начал Ильин.
— Я Добрыня! — возвысил голос волхв. — Я бывший посадник новгородский, от христианского мора в лесную дебрь скрылся… Я за Перуна и Хорса и Велеса бился… Пока жив буду, от веры не отступлюсь. Святовидом нарекли меня старые волхвы в честь бога Света…
Ильин был оглушен услышанным. Добрыня! Здесь, в дальней глуши, за сотни верст от Новгорода? Нет, тут что-то не то! Как же там в летописях о нем говорилось?.. Правда, год смерти его не назывался… И вообще упоминания о нем пропадали после сообщения об устройстве им христианской церкви и уничтожении языческих идолов.
Волхв потащил Виктора наружу, на ярком солнечном свету распахнул свое рубище. Все еще мускулистая грудь и плоский живот были покрыты многочисленными рубцами.
— Видишь? Я воин. С половцами рубился, с ромеями, с варягами. В полюдье с Владимиром ходил, дань собирал, непокорных смирял…
Виктору все еще трудно было поверить, что он стоит лицом к лицу с героем своей диссертации. Наконец он сказал себе: черт побери, после всего, что случилось, это, пожалуй, не самое невероятное. И он несмело, как бы пробуя слова на вкус, обратился к волхву:
— Д-добрыня Никитич, у меня есть несколько вопросов.
— Что еще за Никитич? — изумился старик. — Мой отец — древлянский князь Мал, он был убит по приказу княгини Ольги, мстившей за своего мужа князя Игоря. А прадед мой — Нискиня, основатель нашего княжеского рода.
— Выходит, ты — Нискинич, как все князья, от Рюрика род ведущие, Рюриковичи?
Добрыня молча кивнул.
— Вот так новость, — растерянно бормотал Ильин. — Чего только нет в летописях, а такие важные сведения почему-то утаиваются…
Он на минуту умолк, переваривая услышанное, потом спросил:
— Ну а рассказы о том, как древляне истребили князя с дружиной, захотевших собрать дань в двойном размере и тем самым нарушивших неписаный закон, о том, как Ольга спалила город Искоростень, привязав к лапкам голубей горящую паклю — все это правда?..
— Я еще малолетним был, — задумчиво заговорил волхв. — Но помню, как сейчас помню это гудение огня, стеной шедшего на нас. Только голуби тут ни при чем — байка это, про голубей. Стрелами с промасленной паклей подожгли кровли домов… А про Игоря-волка и дружину его — истина святая…
— А потом вас в рабство отдали?
— Да, — не глядя на него, отозвался Добрыня. — Если бы не красота моей сестры, я бы, может, и сегодня воду таскал для княжеской поварни…
— Если не ошибаюсь, она, когда подросла, стала ключницей у великой княгини?..
— Правильно. Тогда и Святослав в нее влюбился. Родила она ему Владимира. Оттого его до сих пор втихомолку робичичем зовут.
— То есть сыном рабыни?..
— Да ведь она княжеского рода, в нас благородная кровь течет! — яростно выкрикнул старик.
— Добрыня… — с виноватым видом начал Ильин, но волхв снова прервал его:
— По-прежнему называй меня Святовидом. Никто не должен знать, кто я. Люди Владимира ищут меня по всей земле Русской. Я теперь один из главных хранителей славянских преданий. Все старые волхвы стали добычей меча или сожжены на кострах. Найдут меня да еще несколько уцелевших от погрома служителей отчей веры — и Знание будет утрачено…
Он внезапно замолчал и вперился своими стальными глазами в лицо Ильина, словно пораженный какой-то догадкой.
— Скажи… ты знаешь будущее… скажи, что станет с моей верой, с моей землей? Кто победит — Змей или Всадник?
Всадник и Конь были основными атрибутами языческого культа, как заметил Ильин. На ожерельях жрецов, на женских украшениях часто встречалось изображение конской головы, оно же венчало охлупень каждой избы — бревно, держащее скаты кровли. Всадник, попирающий змея, был вырезан на дощечке, висевшей на шее у Святовида. Когда Виктор однажды спросил, не икона ли это Георгия Победоносца, старик отрицательно покачал головой и сказал: это праотец славян, победивший Змея, это и сам он, хранитель древней веры. Филолог сделал вывод: тотемический знак не только напоминает о тех временах, когда шесть тысячелетий назад произошла битва народов, но и в символической форме показывает противоборство двух мировоззрений.
— Мне трудно отвечать на твой вопрос, Добрыня, — со вздохом сказал Ильин после продолжительного молчания. — Дело в том, что я не совсем понимаю, почему вы упорно именуете христианство змиевой верой. Разве оно имеет отношение к той схватке… двести поколений тому назад?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
